К вечеру план операции был готов. Наконец-то изнурительная дневная жара уступила место приятной прохладе, с гор набегал слабый освежающий ветерок, от которого мелко дрожали на деревьях запыленные листья. В просторной комнате с окнами, выходящими в сад, собрались Серго Орджоникидзе, Михаил Левандовский, Николай Гикало и работники штаба. Они обсудили и приняли план окончательного разгрома грозненской группировки белоказаков.
Вспоминая о той памятной ночи, Серго Орджоникидзе писал: «...силы и терпение наших товарищей истощились, но осажденный островок держался с невероятным упорством. Пути отступления из города не было. Рабочие и крестьяне решили умереть или победить. И вот... мы с Левандовским через горы пробрались в Грозный. Организатор грозненской Красной Армии любимый неустрашимый тов. Левандовский сразу вселил дух победы в товарищей и совместно с Гикало выработал план наступления».
Из Грозного Орджоникидзе и Левандовский отправились в станицу Михайловскую, где находился штаб Сунженских повстанцев. Погода в тот день испортилась. С утра сыпал мелкий, надоедливый дождь, небо заволокли густые облака и стоял такой туман, что люди и лошади, вступив в черный мрак, растворялись мгновенно. Такая погода облегчала задачу. Можно было незамеченными пройти под самым носом у вражеских дозоров. Соблюдая все меры предосторожности, кавалькада всадников благополучно прибыла в станицу.
Днем на Соборную площадь, откликнувшись на зов набата, сошлись станичники. В их присутствии Серго Орджоникидзе вручил сунженцам Красное знамя. Развернув алое полотнище, он обратился к замершим в строю бойцам:
— От имени Советской власти и партии большевиков я вручаю вам обагренное кровью грозненских рабочих боевое знамя. Возьмите и держите его крепко.
— Это знамя мы никому не отдадим, — заверил ленинского комиссара член Военно-революционного комитета Сунженских повстанцев Федор Рухлин. — Будем биться до тех пор, пока не останется на терской земле белогвардейской сволочи.
Участники митинга единодушно приняли резолюцию, в которой говорилось: «Мы, казаки и иногородние крестьяне Сунженских станиц, заявляем, что, кроме Советской власти, никакой другой быть не может».
После парада войск казаки состязались в джигитовке и борьбе, на улицах звенели гармони, разносились песни, а в это время командиры держали совет. Михаил Карлович познакомил их с планом предстоящей операции, поставил перед каждым соединением конкретную тактическую задачу. Все Сунженские отряды составили две колонны: одна — под командованием Г. Куликова — шла в обход вражеской группировки и наносила удар по станице Закон-Юртовской, вторая — во главе с О. Фрейтагом — развивала наступление на станицу Самашкинскую. Таким образом, белоказачья армия под Грозным оказывалась в окружении.
К концу октября все было готово для начала общего наступления. Чтобы лично руководить боевыми действиями, Михаил Карлович вновь кружным путем через Чечню возвратился в Грозный. Генеральное сражение началось 29 октября в девять часов утра. Оно длилось с переменным успехом до 11 ноября. Под нажимом советских войск бичераховцы бежали за Терек. На восточном склоне Ермоловской горы встретились защитники Грозного и Сунженские отряды. Блокада города, длившаяся сто долгих дней, кончилась. Эта победа имела огромный политический смысл — встретились рабочие Грозного и казаки-бедняки, которые, не щадя своей жизни, бились за Советскую власть, показав врагам наглядный пример нерушимого союза рабочих и крестьян.
Через Астрахань в Москву В. И. Ленину и Г. В. Чичерину ушла телеграмма, подписанная Серго Орджоникидзе: «Совнарком. Всем, всем, всем. После трехмесячной упорной борьбы грозненская Красная Армия под руководством т. Левандовского и Гикало сегодня нанесла контрреволюционным бичераховским офицерским бандам смертельный удар».
Постановлением ВЦИК от 26 февраля 1924 года за героическое участие трудящихся Грозного в вооруженной борьбе против контрреволюции город был награжден орденом Красного Знамени.
В разгар боев под Грозным на помощь революционным силам Терека прибыла стрелковая дивизия Северо-Кавказской армии во главе с лихим кубанским казаком из станицы Раздольской Григорием Ивановичем Мироненко. Большая часть бойцов состояла из бедняков-горцев, поэтому дивизия вошла в историю гражданской войны под именем «шариатской колонны».
По плану, разработанному штабом Северо-Кавказской армии при участии Михаила Левандовского, «шариатская колонна» с запада, а войска Георгиевского боевого участка с востока одновременно перешли в наступление. Весь ноябрь велись ожесточенные бои.
Советские войска освободили станицы Вольскую, Марьинскую, Солдатскую, овладели городом Нальчиком, разгромили бичераховцев у стен Моздока. Связь Терека со Ставрополем была восстановлена. Сообщая В. И. Ленину об одержанной победе, Серго Орджоникидзе писал, что освобождение Терской области — не только военная, но и крупная политическая победа Советской власти.
Трудный переход
Наступил декабрь. На обширных просторах России уже гуляли метели, трещали морозы, сковывая реки и озера крепким льдом, а на Северном Кавказе стояла промозглая погода, шли дожди, превращая дороги в сплошное месиво. В один из ненастных дней, разбрызгивая комья грязи, в Георгиевск въехала автомашина «фиат». Она остановилась у гостиницы «Люкс», где размещался штаб советской 11-й армии. Приказом Реввоенсовета Южного фронта от 3 октября 1918 года она была образована из бывшей Северо-Кавказской армии.
Из машины вышел назначенный начальником оперативно-разведывательного отдела армии Михаил Левандовский. Предъявив у входа часовому мандат, он поднялся на второй этаж и попросил адъютанта командующего доложить о своем прибытии. Через несколько минут его пригласили в кабинет. Из-за стола поднялся Крузе — высокий, стройный человек, одетый в отлично сшитый френч. Он лениво протянул вошедшему холеную руку, украшенную массивным перстнем с крупным бриллиантом. Пожимая мягкую ладонь, Михаил Карлович обратил внимание на тщательно отполированные ногти. От напомаженного, холеного командующего исходил приятный запах французских духов.
«Павлин какой-то, а не командующий», — подумал Левандовский, с неприязнью разглядывая стоявшего перед ним человека.
— Вряд ли я могу разъяснить вам обстановку, сложившуюся на фронте. Вчера прилетел из Астрахани. Входите в курс дела сами. Завтра в восемь жду от вас оперативную сводку.
«До чего же невезучая 11-я армия на командующих», — с горечью раздумывал Левандовский, направляясь в отведенную для него рабочую комнату. Первый главком Автономов постоянно конфликтовал с ЦИК Кубано-Черноморской республики, отказывался подчиняться Чрезвычайному штабу обороны, за что был отстранен от должности. На смену ему пришел казак станицы Петропавловской Сорокин — человек необыкновенно смелый и, несомненно, даровитый. Но очень быстро возомнил себя выдающейся личностью, ревниво относился ко всему, что, по его мнению, грозило авторитету командующего, стремился к неограниченной власти. По его приказу в октябре 1918 года были арестованы и расстреляны возле Пятигорска члены ЦИК Кубанской республики и председатель крайкома партии М. И. Крайный. Собравшийся в Невинномысске Второй Чрезвычайный съезд Советов Северного Кавказа объявил Сорокина вне закона. 30 октября он был арестован в Ставрополе и убит одним из командиров Таманской армии. И вот теперь новый командарм — этот напомаженный франт, бывший полковник царской армии Владимир Михайлович Крузе. Что даст он армии, которая находится в архитрудном положении?
Разглядывая огромную карту, висевшую на стене, расчерченную разноцветными линиями и утыканную флажками, Левандовский опытным взглядом определил, что ситуация на фронте складывается поистине трагическая.
В конце июня 1918 года армия Деникина вторглась на Кубань, стремясь захватить всю территорию от Азовского моря до Каспия, она ставила перед собой задачу — разгромить 11-ю армию, очистить свои тылы от советских войск и тем самым развязать себе руки для похода на Москву.
14 июля белые взяли Тихорецкую, разорвав единый фронт Северный Кавказ — Царицын. Наши войска на Кубани оказались изолированными от Советской России, потеряли источник снабжения оружием и боеприпасами, лишились военного и политического руководства. 16 августа после тяжелых и упорных боев Добровольческая армия вошла в Екатеринодар (ныне Краснодар), после чего захватила Новороссийск. Выход к морю дал ей возможность получать щедрую помощь от стран Антанты. Советские войска отошли за Кубань и Лабу к границам Терской области. Они мужественно сражались на четырех направлениях — против немецких оккупантов под Батайском и на Тамани, отражали натиск деникинской армии, наступавшей со стороны Екатеринодара и Ставрополя, вели бои с бандами Шкуро возле Кисловодска и грузинскими меньшевистскими войсками на Черноморском побережье.
Знакомясь с документами, Михаил Карлович пришел к выводу, что, как такового, штаба в 11-й армии не существует. Несколько военных специалистов составляли приказы и подшивали их в папки. Разведка толком не велась, поэтому командиры имели представление о противнике лишь в общих чертах. Они не знали его численности на разных участках фронта, не могли определить направление ударов. Левандовский вместе с только что назначенным начальником штаба Борисом Ивановичем Пересветом энергично принялся наводить порядок. Отобрал в частях несколько грамотных командиров, обучавшихся в военных училищах, и пополнил ими свой отдел, стал требовать от всех частей ежедневных оперативных сообщений о положении на фронте, с тем чтобы иметь ясную и точную картину происходящих событий.
Приход Левандовского в армию совпал с периодом ее реорганизации. Красная Армия еще с июля 1918 года перестала комплектоваться за счет добровольцев и пополняла свои ряды путем всеобщей мобилизации. А на Северном Кавказе принцип добровольности сохранялся почти до конца гражданской войны. Оторванность от центральных районов России, национальная пестрота создавали сложную обстановку, при которой от руководителей армии требовались