— …не зацикливаться на светских книгах, статуях и картинах, ибо духовность без Бога — дьявольская соната. Может быть, это и красиво, и логично, но мир без учета Бога лишен не только правильной точки отсчета, но и смысла…
— … и если вы поняли, в чем была ваша ошибка, то надо не огорчаться, а радоваться тому, что они покинули остров. Вам знакомо понятие «троянский конь»? Теперь вы в большом долгу перед королем Артуром, ибо…
Поначалу король лишь покорно шел рядом, слабо пытаясь прервать этот мощный поток словоблудия. Потом начал прислушиваться, недоверчиво качая головой и словно пытаясь оправдаться. Потом задумался. Спросил о чем-то раз, другой, третий…
— Кстати, это несколько отличается от официальной позиции церкви, — сказал он, разглядывая странные фрески на стенах. — Я имею в виду позицию римского папы.
— Когда речь идет об истине, мнение конкретного человека, даже такого, как папа римский, звучит лишь в контексте, — загадочно отозвался на это монах. — Я ничего не придумывал и не трактовал. Бог дает Слово, а дьявол — десятки комментариев к нему. Я не хочу ничего прибавлять и убавлять. Я хочу проповедовать и служить.
— Да, но… «Бог есть любовь» — это понятно. Христос доказал, что смерти нет и после нашего пребывания на земле ничего не кончается. Это тоже понятно. Указал путь к жизни вечной — хорошо. Но о жизни Христа — тоненькая книжечка, а его слов там и вовсе…
— Если б Он пришел только учить и проповедовать, то прожил бы до ста лет и написал тысячу томов. Он пришел не для этого…
— Вот именно! А сейчас мы имеем тысячи и тысячи томов, где написано столько всего… Обычный человек начинает пугаться. Все хотят добавить от себя. Меня радует, что вы не несете отсебятину, но вы же тоже строите свое мнение не только на Писании, но и на комментариях Отцов Церкви. Чем больше мнений, тем больше расколов. Я не хочу расколов на Аввалоне. Я верю в Бога… Я даже знаю, что Он есть, потому что встречал в своей жизни… так сказать, доказательства… Но я не хочу, чтоб христиане резали друг другу глотки из-за того, сколькими перстами креститься или на каком языке читать Библию. Я сам не понимаю, как Бог-отец, Бог-сын и Святой дух могут быть единым целым?
— А это не такая уж и тайна. Видите этот трилистник, составляющий единое целое и называемый клевером? а теперь взгляните на солнце, являющееся светом, теплом и шаром. А теперь…
Покачав разболевшейся от этих непосильных для меня диалогов головой, я сделал вид, что отстал, а потом и вовсе удалился из этого мудреного заведения. Когда здесь была школа, я понимал хотя бы что-то… Ставлю золотой против желудя: наворотит отец Патрик дел на Аввалоне. Ох, наворотит! А сир такой увлекающийся…
И я не ошибся: король нашел себе новую игрушку. Теперь дни и ночи сир проводил, обустраивая детище отца Патрика, не жалея на него ни сил, ни времени, ни денег. А от их споров кипел не только мой мозг, но и куда более просвещенные головы. Я помню изумление на лицах лучших ученых, когда в пылу спора король выдал монаху совсем несусветное: «а это давно известно: если Бог существует, то энергия равняется массе, умноженной на скорость света в квадрате». Патрик медленно опустился на скамью и, даже лишившись части несмываемого румянца на лоснящихся щеках, хрипло прошептал: «Это невероятно… Это же обьясняет все! Сир, вы гений!» Король скромно потупился и, кокетливо ковыряя пальцем столешницу, добил: «А я с вами никогда не делился своей теорией относительности? Послушайте, Патрик, вам это будет занятно…» И я опять постыдно бежал от них, сберегая в себе остатки здравого смысла и чистоты знаний, не погруженных в ересь…
Впрочем, в окончательную ересь король впасть не успел. Спас его сэр Хотспер. Жизнью своей спас от гнева небесного. Неизвестно, чем бы закончились эти еретические посиделки с лукавым монахом, если б не прискакал тот злополучный гонец из Нотингема. Едва не падая с ног от усталости, покрытый пылью с головы до пят, едва переводя дыхание, он сипло доложил:
— Беда, сир! Сэр Хотспер погиб. Третьего дня, выполняя ваш приказ.
— Что ты мелешь?! — поднялся с трона ошеломленный король. — По какому приказу?
— Вы приказали нам покончить с разбойниками, но нас было очень мало, а помощи вы не дали. Мы попали в засаду. Стреляли из луков… Сотни стрел, со всех сторон… Сэр Хотспер ринулся на них, но… Не меньше полудюжины стрел — вголову, в грудь… Я видел это собственными глазами… Он умер сразу… А нас осталось не более десятка…
Король обессилено опустился на трон.
— Сэр Хотспер, сэр Хотспер… Ему бы пьесы писать, а я… Значит, так вот, да… — он поднял голову, и в его глазах я явственно увидел огни преисподней. — Сэр Томас! Поднимай войско. Ополченцев — в строй! Всех, кто может держать оружие. Выходим завтра. Всё.
Никогда еще Аввалон не знал подобной мобилизации. Король поставил в строй всех, от мала до велика. Пыль, поднятая многотысячными колоннами, скрывала людей, и казалось, что к Нотингему движется страшный смерч. Ополченцев король расставил вокруг леса, строго приказав не выпускать ни единой души, будь это хоть пеший, хоть конный, хоть старый, хоть юный. За ослушание — смерть. И с тысячью отборных воинов мы вошли в тревожно стихшие леса Нотингема. Мы настигли разбойников на западной опушке леса, готовившихся к прорыву сквозь жиденькое оцепление ополченцев. Они сражались отчаянно, понимая, что на этот раз пощады не будет. Но разве может выстоять разжиревший в лесах крестьянин против проводящего дни и ночи в тренировках воина? Разнесли, разметали, несмотря на бешенное сопротивление и град длинных стрел с остро отточенными наконечниками. Король, облаченный в свои знаменитые черные доспехи, был, как всегда, впереди, пластая все вокруг себя широким мечом без жалости и сомнения. Я прикрывал его слева. Вот тут-то и случилось событие, за которое я благодарил и благодарю Господа, хотя оно едва и не стоило мне жизни. Метко пущенный из пращи камень ударил меня точно в центр лба, и, невзирая на защиту прочного шлема, свет надолго померк в моих глазах…
Очнулся я в шатре, когда звезды уже рассыпались по иссиня-черному безлунному небосводу. Находившийся при мне воин подал облачение, помог зашнуровать многочисленные завязки на одежде (сир вводил такое странное новшество как «пуговицы», но я предпочитал одежду без новомодных выкрутасов) и дойти до королевского шатра. Я успел застать самое интересное. Король, сэр Конрад и отец Патрик как раз допрашивали стоявшего перед ними отца Хука. Не видев священника со дня его ухода в лесное братство, я отметил про себя, что держится он весьма неплохо для человека, стоящего на краю могилы. Да и жизнь на свежем воздухе явно пошла ему на пользу: ранее тощий, как прут, с иссиня-бледным лицом, теперь он оброс степенной плотью, налился румянцем и, невзирая на присутствие короля, держался явно вызывающе.
— …не только превратили Аввалон в обитель зла и ереси, — обличал он сидевших перед ним, — но и попрали законы отцов и дедов наших! Но вы просчитались! Я успел послать гонца в Рим, перечислив подробнейше все ваши преступления! Сопротивление боголюбивому королю Артуру, удары по его щиту с изображением Богородицы, нежелание ходить на исповеди и причастия, и многое, многое другое!
— Это мой остров, — спокойно сказал король. — Жалуйтесь хоть папе римскому, хоть мулле, хоть раввину, а порядки устанавливать здесь буду я.
— Вы еще не знаете всей власти Рима! — рассмеялся монах. — Папа отречет вас от Церкви, проклянет, и каждый, кто убьет вас, получит полное отпущение грехов за столь богоугодное дело!
Неожиданно вперед шагнул молчавший доселе отец Патрик. Протянул руку, показывая что-то восставшему монаху, и лицо отца Хука покрылось сероватым налетом страха.
— Перстень посланника папы? У вас? — бормотал он. — Тогда… Почему?.. Вы должны их всех… Как?..
— Именем папы подтверждаю, что все, сделанное королем Максимусом, сделано во славу Божию и на пользу Святой Церкви, — торжественным голосом объявил отец Патрик. — Действия брата Хука, вдохновившего разбойников на бунт и братоубийство, признаются преступными, сан с него снимается, и, как гражданское лицо, он передается в руки гражданского правосудия. Что вы решаете с его судьбой, Ваше Величество?
— Повесить, — решительно сказал король. — Вместе с остальными. Всех до последнего, на опушках этого леса. И пусть этот приговор станет последним приговором Аввалона. Пусть только хоть кто-нибудь попробует отнять жизнь у моего подданного! Пусть только…
— Увести! — распорядился Конрад, и поникшего Хука утащили за дверь.
Всю ночь солдаты вешали пленных. К исходу ночи свой конец нашло более трехсот выживших в этой битве разбойников…
Несмотря на все мастерство лекарей, моя голова после травмы болела нещадно. Боль вступала в левый висок, пылающим огнем охватывала мозг, и ничто не могло помочь мне, ни травы, ни вино, ни молитвы. Боль мучила меня днем и ночью, утром и вечером, и не было от нее ни спасения, ни отдыха. Я обошел всех лекарей острова, обращался к знахарям и колдуньям, но проклятая боль была сильнее их мастерства. Избавление пришло оттуда, откуда я его и не ждал.
Как-то раз, темным зимним вечером, в опочивальне короля раздался мелодичный звон. Я уже знал, что это сигнал, означающий, что у ворот Волчьего Перевала стоит гость, желая войти в замок. По случаю я оказался рядом, и король просил сопровождать его. По ту сторону переливающегося, как рассветные воды, портала, я увидел двух всадников. В одном по стройной фигуре и длинным рыжим волосам я опознал Моргану. Но как она изменилась! Ведьма и в ранней юности была весьма привлекательна, но сейчас она превратилась и вовсе в сногшибательную красавицу. Я давно подозревал, что ее красота — дело рук не только природы, но и наведенных ею чар. Но как бы там ни было, а ради именно вот таких женщин и совершаются как самые великие подвиги, так и самые черные преступления. А они с небрежностью и безразличием принимают и то и другое…
А вот второй всадник, худощавый, в странном темном балахоне, огромных сапогах и с короткой косой подмышкой, был никто иной, как сам Мерлин!