Я в знак согласия кивнула. Мой лучший друг в своем баре сейчас, наверное, безмолвно осуждал меня. А может, и критически высказывался относительно моего легкомысленного поведения какой-нибудь Эшли или Трейси.
– И у Джинни был такой друг?
– Да, – Генри подлил в мою кружку глинтвейн потеплее, – была подруга, девочка из деревни, Мэри. Хорошая девочка, но не пара нашей Джинни, конечно.
Он поднял руки, как бы сдаваясь:
– Знаю, так говорить нельзя, это снобизм. Но в данном случае вполне справедливо. Джинни была слишком хороша для всех нас, даже для нашей семьи. Не знаю, чем мы ее заслужили. Она была как маленький Моцарт. Не могу представить, чего бы она добилась, если бы осталась жива. Какую профессию бы выбрала, как осветила бы мир. Это никому еще в нашей семье не удавалось.
– Может, на нее это давило? – предположила я.
Генри вопросительно поднял брови.
– Когда все ждут от тебя каких-то невероятных свершений, – пояснила я, – это может действовать на нервы. Как будто ты уже не можешь быть просто человеком, а непременно должен делать что-то выдающееся. Все же она была всего лишь ребенком, подростком. Не думали об этом?
Генри выглядел озадаченным.
– Наверное, это прозвучит эгоистично, но, когда Джинни была жива, я гораздо больше думал о себе, чем о ней. Когда у тебя выдающаяся младшая сестра, ты можешь себе позволить не быть одним из тех, кто несет ее шлейф. Боюсь, я совсем не задумывался о том, что ее популярность и способности могли оказывать на нее давление.
– Наверное, в юности так глубоко не анализируешь своих близких?
– Пожалуй, да. Но у меня было много времени, чтобы подумать о Джинни; странно, что мне не приходило в голову то, что сказали вы.
По его тону я чувствовала, что он лукавит: конечно, это приходило ему в голову сотню раз. Но ему хотелось подчеркнуть точность моей догадки, это было очень приятно.
– Мэри бывала у вас дома?
– Да, довольно часто. Они с Джинни почти все время проводили вместе, учились, гуляли. Не представляю, когда сестра успевала делать еще что-то, кроме общения с Мэри.
– Вы общались с ней?
– С Мэри? Нет, с чего бы. Боюсь, в мой круг общения не входили маленькие девочки. И все еще не входят. – Он улыбнулся.
– Ну, пятнадцать лет – уже довольно взрослые девочки. У вас не такая большая разница в возрасте, чтобы этого не замечать.
– И тем не менее, простите, я не обращал внимания на подружку своей сестры. Почему мы вообще столько говорим о ней?
Чтобы ответить на этот вопрос, пришлось бы откатить назад. Невероятным оказалось то, что за пару дней я прилично собрала информации о событиях далекого и не очень далекого прошлого.
– Вы знаете, что в прошлом году на Хэллоуин пропал подросток? А за год до этого еще один?
– Да, я слышал об этом. – Генри сразу стал серьезным.
– Один из этих мальчиков – сын Мэри, подруги Джинни.
– Мне жаль, что это произошло с Мэри, но думаю, это никак не связано с Джинни.
Продолжать разговор без упоминания призрака Джинни Харди было совершенно невозможно, но я решила использовать относительно закрытую информацию.
– Дело в том, что родители этих парней после пропажи получали письма со стихами Джинни.
– В самом деле? – Генри выглядел озадаченным.
– Да, и отправляли эти письма еще до Хэллоуина. То есть ребята были выбраны неслучайно. Сын лучшей подруги Джинни пропадает, а она получает по почте стихи Джинни, вам это не кажется странным?
Генри на секунду задумался.
– На самом деле это не так и странно. Мы не знаем, кто похитил этих ребят. Возможно, кто-то неместный. Или кто-то молодой настолько, что и не знает, что Мэри дружила с сестрой. Да и где гарантия, что такие письма не получал еще кто-нибудь в Холмсли Вейл, но никому о них не рассказывал? Может, кто-то так глупо пошутил над половиной деревни и попал в родителей парней в том числе.
– И делал это два года подряд? Что-то многовато совпадений.
– Но это действительно совпадение, – со спокойной улыбкой сказал Генри. – Например, ни Роберт, ни Натали Джентли никогда не дружили с Джинни. Мы с ними ровесники, она просто была им неинтересна, как и они ей, думаю. Как вы тогда объясните исчезновение их сына?
Этого я объяснить не могла и просто пожала плечами. Встреча парней с призраком Джинни накануне исчезновения, конечно, добавляла баллов моей теории, но я чувствовала, что мы не настолько еще близки с Генри, чтобы так бесцеремонно ковырять зарубцевавшуюся рану и рассказывать, что его сестра стала местной городской легендой для Дня Всех Святых.
– Знаете, я вчера встречалась с отцом Мидом, – сменила я тему разговора.
– В самом деле?
– Да, послушалась вашего совета.
– Заходили в нашу церковь? – Он явно тоже, как и священник, гордился ею.
– Да, она восхитительна.
– Это так. Потрясающее место.
– Вы религиозны? – спросила я.
– Не особенно, – ответил он с виноватыми нотками в голосе. – Но мне очень нравится это здание. Кажется, такие места называют в интернете местами силы: мне там очень комфортно.
– Отец Мид очень удивился, что вы отправили меня к нему. – Я внимательно наблюдала за Генри. – Он сказал, что точно знает причину самоубийства Джинни, но не может рассказать из-за тайны исповеди. Но сообщил, что вы тоже ее знаете, потому что это стало известно и полиции, и семье.
Генри не поднимал на меня глаз, как нашкодивший школьник.
– Отец Мид… Да, конечно, он не мог сказать. Что ж… Но и не факт, что это стало причиной… Никто не знает, из-за чего в конце концов…
– Генри, что произошло? Что такого не мог сказать отец Мид?
Он поднял на меня печальные глаза, полные боли:
– Когда моя сестра покончила с собой, она была беременна.
Глава седьмая, в которой обстановка накаляется
Мне не хотелось возвращаться в «Кабана и хряка» слишком поздно: все еще боялась заблудиться в местных вечерних туманах. Поэтому мы договорились, что Генри подвезет меня на собрание жителей деревни, которое было запланировано на сегодняшний вечер. Собрание должно было пройти у водонапорной башни. Что планировали обсуждать, Генри не знал, и сам туда не планировал идти, но мне показалось очень интересным общее собрание накануне Хэллоуина.
Пока беременность Джинни была самым большим и неожиданным открытием для меня, и, конечно, оно вызвало только новые вопросы к Генри, на которые у него, к сожалению, ответов не находилось.
Ни он, ни родители не знали, что Джинни носила под сердцем ребенка. Судмедэксперт сказал, что срок был около двух месяцев. Несложные математические вычисления немедленно вернули меня к Хэллоуину, но Генри все еще отказывался связать самоубийство сестры, произошедшее двадцать лет назад, и пропажу посторонних для их семьи парней.
Самым главным вопросом стал вопрос – кто отец ребенка? Джинни с кем-то втайне встречалась? Или, может, это была не тайна? Генри об этом ничего не знал. «Но Мэри знала, – думала я, – все же ближайшая подруга, конечно, знала». Все дороги снова и снова вели меня к Мэри.
Генри упрямо не хотел верить, что Джинни покончила с собой из-за беременности. Он говорил, что семья могла бы урегулировать ситуацию любым выбранным ею способом, кроме того, на котором она в итоге остановилась.
«Несмотря на всю религиозность Джинни, она все же предпочла самоубийство, а не бесчестие ранней беременности», – такое у меня складывалось мнение. Беременность – период внезапных и противоречивых проявлений гормонов, а если ты еще и девочка-подросток с тонкой душевной организацией и творческой направленностью, умножай все это на порядок.
Порезанный ножом живот теперь приобрел логическое обоснование, и я корила себя за то, что беременность как повод не пришла мне в голову самой, пока меня не ткнули в этот факт носом. Генри было неловко и явно неприятно обсуждать этот вопрос, поэтому мы сошлись на том, что Мэри скорее найдет, что сказать мне на эту тему, если в целом захочет со мной разговаривать, конечно.
К площади, на которой я за день до того встретила отца Мида, подъехать слишком близко не удалось: повсюду бегали дети и ходили взрослые, игнорируя проезжую часть. Справедливости ради следует сказать, что других машин, кроме роскошного «бентли» Генри, здесь и не было, поэтому он немного сдал назад и пристроил авто у одного из домов. Дальше мы пошли пешком.
Местные, спешащие туда же, куда и мы, с любопытством посматривали на Генри и меня рядом с ним, некоторые открыто, а некоторые тайком, и перешептывались. В другое время меня бы это смутило, но то, что меня начали связывать с Генри посторонние люди, глубоко внутри радовало.
Мы встали на краю площади, ближе к башне, но так, что всех было хорошо видно нам, а нас – только особенно любопытным. Неподалеку стоял отец Мид, очевидно ведущий этого собрания.
Людей было огромное количество, я даже не могла всех хорошенько рассмотреть. Если раньше поиски преступника в безлюдном днем Холмсли Вейл казались мне простейшим делом, то теперь я понимала, что это скорее небольшой город, жители которого весь день заняты, а потому и не шатаются праздно по улицам в течение дня. Было довольно много детей, и я подумала, что действительно можно не знать тех, кто существенно младше тебя или старше.
Как будто услышав мои слова, на глаза мне попалась Мэри Хит. Сейчас она не выглядела такой злобной, как при нашей первой встрече, но и радости ее лицо не выражало. Мэри стояла рядом с Дилан, которая держала ее за руку. Вторую она незаметно приподняла, поздоровавшись со мной, я улыбнулась в ответ.
Тут же я увидела и Мидов. Глория была в темно-синем пальто с меховым воротником и в черных замшевых сапожках на высоком тонком каблуке. Она зябко куталась в мех, как посетительница театра, выскочившая на балкон, чтобы быстро выкурить сигарету через длинный мундштук. Гарольд явно скучал и лениво перебрасывался словами с таким же, как он, высоким, широкоплечим и стройным мужчиной в длинном пальто. Они были так похожи, что стало понятно: я вижу сына и внука Мида Джорджа.