– Она вам запрещала делать что-то другое? Жить своей жизнью?
Мэри обреченно выдохнула.
– Так и знала, что вы не поймете. Джинни никогда мне ничего не запрещала. Но за пределами Джинни, ее увлечений, ее дел, ее интересов я не существовала. Если бы мне взбрело в голову пойти на вечеринку, на моем желании все и закончилось бы. Потому что я никому на ней была не нужна. Меня замечали только тогда, когда я была рядом с Джинни.
– Никогда не пытались дистанцироваться?
– И стереть себя с лица земли вовсе? Вам что, никогда не было пятнадцать лет? Может, в больших городах у подростков больше независимости и прав на самоопределение, но здесь все иначе. Вы не выбираете, что делать и кем быть. Вам это диктуют самые популярные ребята в школе. И если вам посчастливилось стать правой рукой немного странной местной звезды, вы не выбрасываете это право в помойку, чтобы снова стать никем. Вы продолжаете разучивать церковные гимны, читаете «Гордость и предубеждение» и перед сном убеждаете себя, что именно этого и хотели.
– У Джинни были постоянные поклонники? Те, кто был в нее влюблен, я имею в виду.
– Вроде нашего старины Джорджа из «Кабана и хряка»? – с еле заметной улыбкой проговорила она, махнув рукой в сторону коридора.
– Джордж? Хозяин этого заведения был влюблен в Джинни? – Я действительно была удивлена.
– Думаю, он никогда бы в этом не признался никому, кроме себя возможно. Но у него не было шанса избежать Джинни.
– Они много общались?
– Не то чтобы прямо общались… Но мы постоянно встречались с ним в доме Харди.
– Что он там делал?
– Проводил время с братом Джинни.
– С Генри?! – Я не успела затормозить и почти выкрикнула его имя.
Мэри моя реакция явно позабавила. Она смотрела на меня с хитрой улыбочкой.
– Да, они дружили с Генри Харди, и он часто проводил время у них дома, как и я.
– И влюбился в Джинни?
– И влюбился в Джинни. Иначе я не могу объяснить, почему они постоянно мельтешили перед нашим с ней носом и его смешные попытки предложить нам выпить украденный из бара алкоголь.
Она с улыбкой закатила глаза, подчеркивая, какая это была глупость.
– Это было совершенно безнадежно. Предлагать Джинни выпивку было так же нелепо, как мясо – вегетарианцу. Он не понимал, что все, что действует на других девчонок в пятнадцать лет, никогда не подействует на Джинни Харди. В конце концов, у них дома не переводился первоклассный виски ее отца, так что дешевое пойло из «Кабана и хряка» никогда бы ее не впечатлило.
Я лихорадочно пыталась вспомнить, что говорил мне Джордж о Джинни; кажется, это было что-то хорошее, но что я точно не могла вспомнить – это ощущение, что он питал к ней какие-то особенные чувства. Но, с другой стороны, двадцать лет прошло.
– Ну и, конечно, у него не могло быть никаких шансов дружить с Джинни, потому что Генри никогда не позволил бы ему встречаться с ней. Поэтому его попытки оказать ей знаки внимания всегда были какими-то партизанскими, чтобы старший брат не узнал и не выставил его из дома навсегда.
– Генри был так близок с сестрой? – спросила я осторожно.
– Тут дело не в близости с сестрой. Они Харди. Они всегда были особенными. Никто не мог с ними сблизиться. Даже если бы не принципиальность пуританки Джинни, представить, что она могла бы встречаться с сыном владельца забегаловки, где каждый день после работы напиваются фермеры, было фантастическим сюжетом.
Я понимающе покивала, но тут же новое воспоминание вернуло мне дух противоречия.
– Но она ведь все равно с кем-то встречалась, ведь Джинни была беременна.
– Что?
Казалось, после одного моего предложения из ее тела вышел весь воздух. Она смотрела на меня так, словно увидела привидение.
– Джинни умерла беременной, – повторила я ту же безумную для Мэри мысль.
– Нет, – она замотала головой, словно прогоняя плохой сон, – нет, нет!
Голос ее становился громче.
– Вы не знали об этом, – полуспросила, полусказала я.
– Она не могла, она не могла, – уговаривала меня Мэри.
– Сожалею. – Я пожала плечами.
Мэри словно уменьшилась вдвое, собралась в маленький сгорбленный комок в большом цветастом кресле. Она смотрела в пустоту невидящими глазами, но я знала, что она видела сейчас Джинни.
– Она не рассказывала вам…
– Мы долго не общались, – все так же не моргая проговорила она.
– Почему? Вы ведь были лучшими подругами.
Она наконец перевела взгляд на меня:
– Она не хотела. Мы виделись с ней в школе, но она перестала приглашать меня домой, а я не стала навязываться. Джинни была особенной, но это тот случай, когда кто-то назовет человека гением, а кто-то – сумасшедшим. В период активного творчества она иногда уходила в себя, просила меня не приходить и писала свои стихи. Так что в тот раз я тоже не очень удивилась, когда она немного отстранилась. А потом… эта ужасная смерть.
– Ни у кого не было сомнений в том, что это самоубийство?
– Если бы самая малая доля сомнений в этом была, семья Харди положила бы всю свою жизнь, чтобы найти и наказать того, кто в этом виноват.
Она снова встала и подошла к окну.
– Когда это произошло, полицейские, конечно, приходили ко мне, говорили со мной. Но что я могла сказать? Да, я знала Джинни много лет, но едва ли кто-то мог знать ее по-настоящему. Думаю, она удивила саму себя и своего любимого Бога, когда решила покончить с собой.
– Думаете, она поступила так из-за беременности? – спросила я.
– Еще один грех, – проговорила Мэри как бы про себя. – Мне кажется, Джинни не сочла бы грехом беременность, но точно сочла бы им секс. Я думаю о том, что в этом ангелочке побывал мужчина, и это кажется таким неуместным, диким. Джинни всегда говорила, что никогда не выйдет замуж, а когда мы вырастем, то отправимся с ней на Лазурный берег, где снимем виллу и будем каждый день ездить на этюды, а вечерами читать стихи под гитару.
Она повернулась ко мне.
– А сейчас вы мне говорите, что она забеременела и убила себя и своего еще не родившегося ребенка на Рождество. Поистине антирождество какое-то.
– Возможно, кризис веры, она могла разочароваться в Боге, если осталась одна с ребенком без поддержки его отца, – предположила я.
– Кого? – быстро и нервно спросила Мэри.
– Я не знаю, – признала я. – А как вы думаете?
– У меня нет идей, – ответила она, пряча глаза.
– Может, Джордж?
– Что? – Она повернулась ко мне с лицом, замершим, как в японском театре масок, бледным, словно из него в момент высосали жизнь.
– Джордж, хозяин бара. – Я указала пальцем вниз на первый этаж.
Маска ожила.
– Джордж, а… Нет, не думаю… Джордж вздыхал по Джинни, но вряд ли когда-нибудь осмелился бы… Хотя я и про Джинни не могла предположить подобного до сегодняшнего дня, так что…
Она оборвала фразу на полуслове и снова ушла в свои размышления, но мне ужасно не хотелось ее туда отпускать.
– Мэри, в своем письме вы писали о призраке Джинни Харди, писали о том, что призрак Джинни ворует детей в Холмсли Вейл. Вы сами сказали так родителям Бобби Джентли, когда пропал Микки. Неужели вы действительно верите, что ваша погибшая подруга стала с того света красть детей?
Мэри посмотрела на меня взглядом, который я не смогла расшифровать. Презрение? Пренебрежение? Скепсис?
– Странно, что это не кажется естественным вам, вы ведь знали даже больше, чем я. Джинни забеременела, убила своего ребенка и себя, а теперь не дает другим возможности иметь детей. Разве это не логично?
– Но ведь призраков не существует… – пробормотала я.
– Только для тех, кто считает, что живет, – ответила она.
Глава шестнадцатая, в которой случается очередное несчастье
После ухода Мэри я долго не могла прийти в себя и собрать воедино свои впечатления. Мне казалось, что за обилием слов скрылось что-то крайне важное, что я упустила, на что не обратила внимания и что теперь все глубже уходило, будто в зыбучие пески, в мою память.
Мэри ушла так же быстро и внезапно, как появилась, и только вмятина на диванной подушке вместе со шлейфом мускусных духов еще напоминали о ее недавнем присутствии. Интересно, если бы Джинни до сих пор была жива, дружили бы они и сегодня? Не стала бы Мэри наконец привлекательнее своей популярной подруги? Или взрослая жизнь, понимание разности социального положения развели бы их так же далеко, как развели Генри с Джорджем.
Джордж дружил с Генри и был влюблен в Джинни. Почему никто из них ни разу не обмолвился мне об этом? Может, потому, что именно в этом и крылся секрет отцовства ребенка Джинни? Мэри это явно отвергала, но она, судя по всему, даже не знала о беременности до сегодняшнего дня, она еще многого могла не знать.
То, что автором письма была Мэри, выбило меня из колеи. Конечно, стоило об этом догадаться: в нем так тепло и нежно было сказано о Микки. Именно поэтому я первым делом заподозрила в его авторстве Дилан, а не ее агрессивно настроенную мать.
От Мэри мне так и не удалось добиться внятного ответа, почему она считала виновной в пропаже собственного сына умершую подругу, несмотря на то что во всех остальных вопросах проявляла крайнюю практичность и логику. Она явно что-то скрывала от меня, что-то, что произошло между ней и Джинни. А может, просто сердилась на подругу, которая, хоть и была крайне с ней близка, все же скрывала от нее столько действительно важного.
Мэри не знала, что Джинни была беременна. А кому, как не лучшей подружке, возможно единственной, пятнадцатилетняя девочка должна была об этом рассказать? И если не рассказала, то почему? С кем она все же поделилась своей тайной? Наверняка с отцом ее ребенка. И, возможно, связь с ним была настолько постыдной для Джинни, что даже верной Мэри она не смогла ее открыть. А может… Что, если парнем Джинни был парень, который нравился Мэри? Тот, за кем она ходила по пятам, но он встречался с другой…
Стук в дверь прервал мои размышления. Рита пришла забрать поднос – видимо, на кухне не хватало посуды. Мне хотелось обсудить визит Мэри с Джей Си, поэтому я спустилась за телефоном, но после нескольких гудков пришлось признать, что трубку мой друг брать не собирается. Я написала ему огромное сообщение и решила прогуляться до почты, чтобы его отправить: интернет в «Кабане и хряке», казалось, почил навсегда.