Рита повернулась ко мне, и глаза ее были больше обычных вдвое, ноздри раздулись, а лежащие на груди и животе волосы задвигались от тяжелого дыхания.
В этот момент Генри хихикнул. Чуть заметно, словно не смог сдержать смеха. Рита обернулась к нему, попыталась прожечь взглядом, но Генри встретил его своим спокойным взглядом.
Она резко повернулась на каблуках и вышла, громко хлопнув через несколько секунд входной дверью.
Мы с Генри переглянулись и одновременно рассмеялись. Кажется, все напряжение последних дней покидало нас с этим смехом. Все невысказанные обиды, все недомолвки и двусмысленности, которых мы избегали с момента знакомства, уходили в прошлое с этим смехом.
Наконец Генри достал из холодильника копченую утку, несколько уголков камамбера и подлил виски в наши бокалы.
– Рита… – сказал он с усмешкой. – Конечно, Рита немного увлечена мною.
Он смущенно улыбнулся в бороду и развел руками, как бы говоря: «Это не моя вина, так сложилось».
– Не скажу, что не давал ей повода. Она милая девушка, симпатичная. И несмотря на периодические срывы, довольно добрая. Но тут, видимо, случился форс-мажор. – Он вытянул обе руки в мою сторону. – Конечно, она заревновала, хотя никаких прав на это у нее, безусловно, нет.
Я внутренне выдохнула: мне не верилось, что между Генри и Ритой могло что-то быть, но вела она себя слишком дерзко.
– И тем не менее она могла спокойно заходить без предупреждения в твой дом?
– А что мне скрывать? – ответил Генри. – Ко мне никто не заходит; признаюсь, мне было приятно, что молодая привлекательная особа стала наводить у меня порядок и иногда говорила мне пару слов. В жизни затворника немало плюсов, но я не дикарь и общение с людьми нужно мне не меньше, чем всем остальным.
Я улыбнулась.
– Не знаю, когда я упустил тот момент, в который Рита стала вести себя здесь как хозяйка и считать, что обладает какими-то правами на меня. Когда молоденькие особы влюбляются, они склонны несколько гиперболизировать. Вам это должно быть известно. – Закончил он сомнительным комплиментом, улыбнувшись уголком рта.
– Возможно, она думала, что ее любовь расколдует тебя?
– Я так похож на лягушку? – Он картинно оглянулся и посмотрел на свое отражение в стеклянной дверце шкафа.
– Нет! – Я рассмеялась. – Я скорее думала о заколдованном принце из «Красавицы и чудовища».
Генри повернулся ко мне, обошел стол с моей стороны. Взял мою руку и приложил к своей бородатой щеке.
– Что же я, по-вашему, чудовище, мисс Маделин? – тихо спросил он.
Его солодовое дыхание витало в воздухе между нами, а я подумала, что я точно так же пахну сейчас виски. Поэтому в ответ только неуклюже отрицательно помотала головой. Он отпустил мою руку.
– Но если кто-то сможет меня расколдовать, то только очень особенный человек.
Он потянулся ко мне. Сердце бешено заколотилось, я закрыла глаза, почувствовав его губы на своем виске.
Когда я уходила из замка Харди, уже спускались сумерки. Сегодня я не смогла бы вспомнить, зачем решила все же уйти в холодный сгущающийся вечер, вместо того чтобы остаться с Генри и виски, который был в его доме бесконечным. Кажется, именно это и стало причиной последнего писка здравого смысла в моей голове, который и заставил меня надеть куртку, попрощаться с хозяином и уйти.
Дорога из замка Харди заволакивалась туманом так быстро, что мне пришлось достать телефон, который я в последнее время использовала только как фонарик, диктофон или записную книжку. Наверняка на улице было холодно и неуютно, но дистиллят в моей крови давал возможность не застегиваться так плотно, как обычно.
Мысли скакали от одной к другой, и, хотя в Холмсли Вейл произошло немало трагических событий, мое нетрезвое сознание снова и снова возвращалось к тому, что мы с Генри преодолели наши недомолвки и смогли уверенно проявить симпатию друг к другу. Конечно, он хотел меня проводить, но сам уже с трудом держался на ногах. Поэтому я убедилась, что он удобно устроен на диване и прикрыт знакомым мне пледом, и удалилась.
Довольно быстро я дошла до жилых построек деревни. На улицах было тихо, но это уже перестало меня удивлять. Мне хотелось поскорее добраться до «Кабана и хряка» и упасть лицом в подушку.
В ушах у меня шумело море, и мне казалось, что этот шум издает окутывающий меня туман, из которого иногда проглядывали казавшиеся далекими редкие огни домов. Но даже в этом шуме я услышала свое имя.
Наше имя – это волшебное сочетание звуков, на которое мы надрессированы с детства не хуже собак. Даже сочетание звуков, похожее на звуки нашего имени, заставляет нас откликаться: повернуться, остановиться, отозваться.
Я остановилась. Я знала этот голос. Это было не обычное, штатное «Мад» или «Мэдди». И хотя в этом месте все звали меня полным именем, я слышала «Маделин» громким шепотом нараспев здесь только однажды. И голос этот крепко засел в моей памяти.
Она стояла в паре метров от меня и была ровно такой же, какой я ее запомнила. Укрытая белым кружевным одеянием, из-под длинной фаты выглядывали кончики вьющихся темных волос. Босые ноги словно парили в тумане. Или они действительно парили? Я уже не могла точно сказать.
– Маделин, – позвала меня фигура все тем же протяжным летучим шепотом. – Маделин, ты скоро умрешь.
Все повторялось так же, как и в прошлый раз. Почти прозрачная белая босоногая фигура в длинной фате и дрожащая на осеннем холоде я, не успевшая дойти нескольких метров до «Кабана и хряка». Вот только меня эти несколько дней изменили так, что сегодня она встретила уже не ту Маделин. И алкоголь давал о себе знать, конечно.
– Поднимите фату, – проговорила я неровным от виски голосом.
Фигура не шелохнулась. Точнее, она продолжала все так же медленно раскачиваться, но больше ничего не происходило.
«Это не человек», – осенило меня. Она не может мне ответить или как-то среагировать на мои слова, потому что все, что умеет этот манекен, это качаться рядом с тобой и издавать иногда записанные заранее звуки из динамика. Уверенность в этом была абсолютной, поэтому я спокойно протянула руку к фате.
Как только моя рука коснулась ткани, призрак немедленно утратил свою эфемерность и стал абсолютно живой и очень активной фигурой. Прежде всего он шарахнулся назад от моей руки, как от огня: фигура отступила на пару совершенно четких шагов по земле, войдя в круг света фонаря и став совершенно реальной; за сеткой фаты блестели вполне живые глаза. Воодушевленная произведенным эффектом, я подошла ближе и протянула руку к краю ткани, готовая прекратить этот фарс. Мое поведение ввело фигуру в абсолютный ступор, такой сценарий не входил в ее планы, поэтому дернулась она не сразу. При моем новом прикосновении она метнулась не от меня, как в прошлый раз, а навстречу. В следующие несколько секунд я почувствовала, как она наваливается на меня всем телом, и, признаюсь, это был очень грамотный маневр: я стала терять равновесие. Пытаясь за что-то зацепиться, чтобы удержаться на ногах, я схватилась за платье внезапно обретшей плоть Джинни Харди. Признать свою физическую сущность для моей соперницы было, по всей видимости, невыносимо, потому что она немедленно резко рванулась от меня. Звук разошедшегося по шву платья прозвучал в нашей короткой и почти беззвучной борьбе, как набат. Поддельная Джинни ахнула тоненьким голоском, таким непохожим на тот мистический шепот, что я слышала от нее до сих пор. Мои цепкие пальцы порвали платье на боку и под грудью, оголив приличную часть женского тела. Уже совсем не призрачная Джинни судорожно схватилась за обнаженный бок, но я успела заметить то, что она постаралась спрятать.
Окончательно потеряв равновесие, я упала на брусчатку, больно ударившись копчиком. Призрак Джинни Харди скрылся в тумане, словно его никогда здесь не было. Я же посидела пару минут на земле, охая от боли, потом поднялась и побрела в «Кабана и хряка», будучи абсолютно уверенной, что сегодня мне точно никто больше не встретится.
Глава восемнадцатая, в которой совершаются новые потрясающие открытия
– Вы предлагаете это просто проигнорировать?!
Я не могла усидеть на месте в кабинете допросов, который детективы устроили в клубе. Отчасти из-за того, что пострадавший накануне копчик еще сильно саднил, отчасти потому, что меня упорно не хотели слышать.
Первым делом с утра я позвонила Генри и рассказала о том, что произошло со мной по дороге в гостиницу. Он очень разволновался, начал корить меня за то, что я не осталась у него, иначе ничего подобного не произошло бы, и полностью поддержал мою идею немедленно рассказать обо всем полицейским.
Я быстро собралась, решив позавтракать в «Белом лебеде», и отправилась туда на встречу с Генри.
Вчерашние возлияния давили нам обоим на голову, но я все же была рада ему, а еще больше тому, как он волновался обо мне и беспокоился. Черный кофе вытащил пару игл из наших мозгов, а английский завтрак еще немного приблизил нормальное существование.
Конечно, обсуждать можно было только встречу с «призраком Джинни Харди». На этот раз я уже не сомневалась в том, что это был не просто человек из плоти и крови, но и совершенно точно женщина, молодая или средних лет, довольно стройная. А самое главное, с татуировкой под левой грудью. И именно эту татуировку я заметила, порвав ее платье.
Как мне ни хотелось поднять фату, сделать это не удалось. Но моя атака на эту девушку вывела ее под свет фонаря, а потом и позволила разглядеть небольшую, размером с сувенирную монету, татуировку. Это были схематичные ягоды с крохотными листьями, похожие на иконки на упаковках чая. Татуировка была монохромной, темно-синей или черной, точнее мне не удалось увидеть, но я наверняка узнала бы ее, если бы увидела вновь.
Конечно, и я, и Генри понимали, что эта женщина каждый раз становилась предзнаменованием исчезновения, а в этом году и смерти человека, и каждый раз она являлась к своей будущей жертве накануне. И только я уже дважды встретила призрак Джинни Харди, но оставалась невредимой. О чем меня хотела предупредить эта женщина? Как и отец Мид, как и когда-то Мэри Хит, все они подавали мне какие-то знаки, которые я все никак не могла правильно считать.