Такие мысли пришли мне в голову после разговора с тобой. Но я пока не уверен в их правильности, вижу много уязвимых мест. Я бы хотел продолжить учиться у тебя премудрости, Войтех. Готов назвать тебя учителем и позволить проповедовать на моих землях!
Прощай, учитель!»
Дочитав письмо, Аристократ отложил его. Отец явно был еретиком, настолько сильно его мысли расходились с учением Церкви Первопламени. Но никак не изменником! Последняя мысль звучала в голове Аристократа уже не так твёрдо, как раньше. Он продолжил чтение, углубился в переписку с Войтехом и выяснил, что отец принял веру священника, сам сделался красным и поклялся ему в верности. В одном из писем Драгомир заявляет, что данная им клятва Радигосту не значит ничего, потому что приносилась именем лжепророков из Церкви Первопламени. А письма, которые отец отправлял перед войной и вовсе были полны мятежных мыслей. Драгомир упомянул и заговор против Радигоста, и готовность поднять восстание, как только остальные младшие князья решатся на это. Тут ответы Войтеха стали даже более сдержанные, чем порывы князя Кривени: священник писал, что бунт нужно подготовить, алые должны получить право проповедовать на территории всех княжеств, привлечь как можно больше сторонников, расположить к себе всех князей и единым фронтом выступить против Радигоста. В какой-то момент Драгомир становится совсем отчаянным и утверждает, что сам является выразителем воли Первопламени, называет себя чуть ли не новым пророком. Войтех пытается его урезонить, но тот не слушает. Из туманных намёков становится ясно, что отец действительно готовил бунт против Радигоста, причём был не рядовым исполнителем, а одним из его зачинщиков, пытался привлечь на свою сторону и других младших князей.
Прочитав переписку отца и Войтеха, Аристократ впал в отчаяние. Боян не соврал ему. Его отец был изменником. Действия верховного князя полностью справедливы. Вместо смирения и благодарности за то, что Радигост закрыл глаза на хитрость Истислава, Аристократ проклинал своего благодетеля. А что Истислав? Неужели отец не говорил с ним об этом? Да какая уже разница! Всё, что знал Аристократ — ложь. Он не имел права мстить, потому что его отец был простым бунтовщиком, преступником, нарушившим древние законы предков.
Подумав обо всём этом, Аристократ посмотрел на мирно спавшую в сторонке княжну. Как бы там ни было, но он спас её. А значит вернул долг, получил право на прощение.
Эта мысль немного успокоила Аристократа, он вернулся к чтению переписки отца и Бояна. Купец и здесь не соврал. Они с отцом были близкими друзьями, их переписка носила скорее деловой характер, но иногда еретические мысли проскакивали и между ними. Боян не одобрил решение отца поднять бунт, но всё-таки оказал посильную помощь. После начала бунта переписка между ними почти что сошла на нет.
Аристократ сложил письма и спрятал их обратно в свёрток, мрачно посмотрел на стены пещеры. Выходит, купец и этот таинственный Войтех готовили новое восстание! Алые уже повсюду, они даже до Мракгорода добрались. Всё, как и писал Войтех отцу. Сам Боян наладил связи между подземельем и поверхностью, приобрёл влияние, в том числе политическое. Очевидно, эти двое хотели привлечь Аристократа к бунту.
«Этому не бывать! — решил Аристократ. — Я не поднимусь до уровня отца и не стану изменником!"
Вот только теплые воспоминания о семье, о доброте и щедрости Драгомира мешали принять эту мысль. Вместо того, чтобы снять с души Аристократа груз, чтение переписки лишь увеличило его. Да, Драгомир был изменником, но что это меняло? Он по-прежнему был отцом Аристократа. Хорошим отцом! Радигост казнил и Драгомира, и мать, и братьев с сёстрами. Разве такое можно простить, даже если казнь была оправданна законами?
Той ночью Аристократ так и не уснул, ворочаясь с боку на бок и предаваясь тяжёлым размышлениям.
12
Мечтатель так вымотался за долгий день, что крепко проспал всю ночь в движущейся повозке и проснулся только на утро, когда караван остановился на привал. Торговец и наемные рабочие готовили себе еду в сторонке, кроме лежавшей напротив девушки поблизости не было никого.
Его невольная спутница уже не спала, уставилась своим единственным глазом в пол повозки, прижала руки к лицу и не шевелилась. Похоже, она была шокирована изменениями, которые с ней произошли. Если бы не повязка, девушку можно было назвать вполне привлекательной: узкий подбородок придавал лицу геометрическую строгость, единственный глаз был обрамлён аккуратными пышными ресничками, вздернутый маленький нос органично смотрелся на по-детски чистом лице. Мечтателю стало жаль подругу Геометра — совсем молодая, а уже увечная.
— Привет, — он пододвинулся к ней и приветливо улыбнулся. — Меня зовут Богдан. Вчера наше знакомство не заладилось и ты, возможно, не помнишь, что произошло.
Она с каким-то безразличием перевела взгляд с пола на Мечтателя, непонимающе моргнула оставшимся глазом. Невозможно было определить, поняла она смысл сказанного или нет.
— А как зовут тебя? — немного растерявшись, спросил Мечтатель.
— Некраса, — сухо ответила девушка, удивив своего собеседника.
— Я уж подумал, ты не только слепая, но и немая, — коротко хохотнул Мечтатель, но девушке его шутка явно не понравилась. Она вздрогнула, приложила пальцы к повязке на лице, оставшийся глаз наполнился слезами.
— Прости, неудачно пошутил, — смутился Мечтатель. Он толком не знал, как себя вести, что вообще можно было рассказывать, а чего нельзя, и куда девать эту неизвестно откуда взявшуюся Некрасу.
— Это наказание, — пробормотала девушка, — за то, что я не верила в него. Я должна была умереть в страданиях, чтобы изгладить грехи, но не заслужила даже этого.
«Так, — подумал Мечтатель, — мне в попутчицы досталась какая-то сумасшедшая. Благодарю тебя, друг Геометр!»
— Давай-ка о чём-то предметном побеседуем, — Мечтатель деловито уселся, сложив ноги крест-накрест. Геометр сказал, что девчонка может что-то знать о красных. Значит её нужно разговорить. — Тихон мне почти ничего не рассказал, он только попросил увезти тебя из города. Я его просьбу выполнил, но хотел бы разобраться, в чём вообще дело.
— Я просила его отдать меня алым. Я им обязана жизнью. Они замечательные. Войтех мой названный отец, он никогда бы меня не обидел. Всё, что он говорил мне делать, было правильно. Так я могла искупить грех за то, что жила неправильно, — она подняла голову и с каким-то безумным огоньком в своём единственном глазе жарко заговорила. — Мы все частички Первопламени, каждый из нас бог, и мы оскорбляем божественное, если отказываемся от себя, от своих желаний и побуждений. Нельзя заставлять другим править собой, нужно учиться жить согласно собственной воле. Войтёх научился, он научит остальных. Он костёр, а мы лишь искорки, которые он сумеет распалить.
— Слушай, Некраса, ты же понимаешь, что всё сказанное тобой не имеет для меня никакого смысла? Я бесконечно далёк от религиозных споров.
Девушка презрительно скривилась, снова отвела взгляд и уставилась в одну точку.
«Что же, эта особа, пожалуй, самая необычная из девушек, с которыми мне приходилось иметь дело, — подумал Мечтатель, — нужно менять подход».
— Ладно, побудь пока одна, а я схожу побеседовать с нашим хозяином, — сказал он Некрасе, слез с повозки и пошёл к торговцу и рабочим, параллельно осматриваясь по сторонам. Похоже, они свернули в сторону от основных торговых маршрутов: пещера была невысокой, дорога плохой, а пол и стены уже невыносимо давили на Мечтателя. Он вспомнил, почему так ненавидел жизнь в подземельях.
Караванщики расположились у первой повозки, запряженной крупными ляхастыми лошадьми. Они ели засоленные коренья и вели какую-то отвлеченную беседу, поприветствовали Мечтателя, обменялись парой фраз и поделились едой. Удалось выяснить, что караван остановился в часе езды от крупного подземного города Приверхья. Там много берут за постой, поэтому ночевать в городе не станут, а перевал устроят здесь. Поблагодарив за информацию, Мечтатель вернулся к повозке, в которой оставил Некрасу, залез туда, протянул девушке соленья, она отвернулась.
— Ты должен убить меня, — тихо произнесла Некраса.
Принявшийся жевать корнеплод Мечтатель чуть не подавился.
— Чего?!
Девушка повернулась к нему и с серьёзным выражением посмотрела в глаза:
— Тихон всегда был добрый, поэтому я ничего ему не сказала. Говорю тебе. Как только я наберусь сил, то вернусь к Войтеху и расскажу о том, что вы с Тихоном сделали. И тогда и тебя, и его убьют. Поэтому ты обязан убить меня!
Мечтатель покачал головой, вздохнул.
— Ты слышала миф об Асоне-путешественнике? При рождении ему напророчили, что если он покинет свой кров, то умрёт. Он пренебрег этим пророчеством, а зря. Оно исполнилось, и Асон умер в пути. Есть только одна деталь. Он умер в семьдесят лет, пропутешествовав большую часть своей жизни. Твои слова сродни тому пророчеству.
— Ты дурак! — зло бросила Некраса и отвернулась.
Мечтатель хохотнул.
— Для религиозного фанатика ты слишком эмоциональна. Может быть расскажешь, как попала к твоему драгоценному Войтеху?
В ответ тишина.
— Если тут замешана какая-то тайна, то по твоим же словам жить мне осталось недолго. Через несколько дней ты поправишься и пойдёшь, сообщишь этому страшному Войтеху о содеянном нами злодеянии, а он нас укокошит, — Мечтатель жестом изобразил верёвку на шее, потянул за воображаемый конец и скорчил рожу, пытаясь изобразить смерть от удушья.
Некраса краем глаза увидела пантомиму, опустила голову вниз, стараясь скрыть улыбку. Она была ещё ребёнком, не стоит недооценивать воздействие глупых шуточек и кривляния на её лишённую ярких светлых впечатлений психику. Вполне возможно, это поможет расположить девицу к себе.
— Ну а раз уж я покойник, так и тайну унесу с собой в могилу, — закончив своё коротенькое выступление, сообщил Мечтатель.
Она всё ещё молчала. Тогда Мечтатель вскочил на ноги, выпрямился стрункой, а после совершил самый изящный поклон, который только мог придумать.