Жан ненадолго запрокинул голову, и сдавленно застонал, чувствуя, как моё тело сладко сжимает его во мне. Наконец я обмякла, прижалась лицом к его шее, ощущая на влажной коже пряди его волос и вдыхая его запах. Чувственный короткий поцелуй возле моей ключицы, горячий выдох, и он снова начал двигаться. Быстро, резко. Ещё несколько толчков, и он снова замер, нависая надо мной и вминая меня всем телом в постель, горячо пульсируя внутри.
Смуглое красивое лицо, искажённое блаженством, в обрамлении сбившихся длинных тёмных прядей. Прикрытые веки. Приоткрытые, влажные и заалевшие от моих поцелуев мужские губы. Самый лучший комплимент для самой желанной женщины, которой я себя сейчас чувствовала; и картина, которая мне, наверное, будет сниться ещё долго. Несколько секунд, и он упал рядом со мной на постель, привлекая к себе мускулистой рукой, нежно и легко касаясь губами моего лица.
А я лежала у него на плече и лихорадочно вспоминала то, что только что испытала сегодня — впервые в жизни! И, кажется, только сейчас начинала понимать женщин, шепчущихся с томными лицами о мужчинах. Сколько раз я терпела боль, грубость, побои и унижение, ложась в постель с нелюбимым — ненавистным — человеком!.. Его даже мужем назвать язык не поворачивался. Мне казалось, что то, что мужчина делает в постели с женщиной таким образом — это нормально. Я терпела… Боги, сколько я терпела! Жан же сейчас казался мне откровением. Неистовым, ласковым откровением, от которого я так долго бегала. Он открыл для меня новый мир ощущений — интимных отношений без боли, грязи и унижения. Он доказал, что они могут и должны быть другими! Совсем другими, настолько, что всё ликует и сжимается!.. Я смущённо и счастливо улыбнулась своим мыслям, прячась у него на груди, слушая не успокаивающийся перестук. Его рука прошлась по моей голове и волосам.
— Кати, — позвал шёпотом.
— Мм?
— Я люблю тебя.
Как сладко сжалось всё внутри. Кажется, это и есть счастье, — вот так лежать на груди у любимого мужчины и услышать такое признание. Я любила его, давно и безмерно любила. Меня накрыло волной эйфории, и я одним движением перевернулась, вскакивая на всё ещё дрожащие от перенапряжения колени и усаживаясь рядом с ним. Он молча и выжидающе следил за мной. Я улыбалась — не могла не улыбаться! Хотелось сделать для него хоть что–то, и я знала, чего он ждёт от меня. Нежно обняла его красивое лицо руками, склоняясь к нему. Поцеловала его глаза, провела приоткрытыми губами по его профилю ото лба к губам. Он хотел поцеловать, но я ушла от поцелуя, скользнув вбок. С наслаждением потёрлась щекой о его лёгкую щетину, прислонилась к его лбу. И, глядя глаза в глаза, произнесла:
— Shian. Ei amiore tue. Kherea!
— Скажи на всеобщем.
— Жан. Я люблю тебя. Безмерно!
Он прижал меня к груди, укладывая рядом, и уже оказавшись сверху, накрыл поцелуем. Он вложил в него всю нежность, благодарность, всю пережитую боль и тоску. Ему хотелось в этот долгожданный момент делить со мной свою любовь вечно.
— Ты моя, Драккати, только моя. И я тебя никому никогда не отдам.
Я счастливо уткнулась в его рельефное плечо. Мы уже говорили сегодня эти слова. Но так хотелось услышать их ещё раз, и повторять, повторять… И тихо попросила:
— Скажи ещё раз, на драккери. Пожалуйста!..
— Tue assier mei. Ei assier tuo, — и жарко выдохнул в ушко: — Innone tempos.
И повторил низким хрипловатым голосом уже на всеобщем:
— Ты — моя. Я — твой. Навсегда.
Я заворожённо посмотрела в его глаза.
— Навсегда–навсегда?..
Он улыбнулся:
— Не веришь?
Верить хотелось. Но так страшно было потерять то, что было обретено с таким трудом. Так страшно было поверить своему счастью.
— Я тебе обещаю, — череда поцелуев в ушко, губы, шею. Он лёг поудобнее, притягивая меня спиной к себе. Мне нравилось чувствовать его тепло спиной — это успокаивало и дарило ощущение покровительственной защиты, надёжности.
Впервые в жизни я делила постель с мужчиной добровольно и без страха, безмятежно и счастливо засыпая в его могучих и нежных объятиях. Чувства переполняли грудь, мысли метались в голове, мешая приходу сна, а глупая счастливая улыбка всё никак не желала покидать припухшие от поцелуев губы. Бедра всё ещё подрагивали от пережитого напряжения, а сладкая истома вновь разлилась по телу, стоило вспомнить в деталях то, что сейчас произошло. «Ты — моя. Я — твой. Навсегда», — повторялось в голове, как заклинание, снова и снова…
Повинуясь эмоциям, я потянулась губами к его руке, перекинутой через меня и покоившейся на моей груди, пересекая её от талии до ключицы. И получила ответный поцелуй в шею сзади. Он медленно скользнул носом и губами по ушку, зарываясь лицом в моих волосах. Мои губы растянулись в улыбке. Кажется, я засыпала.
Он тоже заснул не сразу, всем телом ощущая бархатистость её персиковой кожи, разволнованное сердцебиение, вдыхая тонкий аромат каштановых волос, разметавшихся по подушке. Из–под полуопущенных ресниц он наблюдал, как часто вздымается её грудь, и за обворожительной, рвущейся из уголков волнительных губ улыбкой. Она безмятежно лежала в его объятиях, такая нежная, трогательная и счастливая. Его женщина. Его обожаемая драккерийка. Наконец–то она принадлежала ему — по собственной воле, больше не брыкаясь и не убегая. И это было счастливым чудом — длинноволосым, зеленоглазым, безмятежно и доверчиво засыпающим в его руках.
Эпилог
…А утро было добрым. И гораздо более насыщенным и темпераментным, чем ночь. Впрочем, как и последующие несколько дней. Меня выпускали только в ванную и ненадолго по мелочам в пределах дома. Завтраки в постель, совместные обеды и кормление друг друга, сидя у него на коленях, — так нам нравилось обоим! Нас никто не беспокоил. И мы упивались собственным счастьем. Я с жадным любопытством выспрашивала у мужа всё, чего не знала о мире чувственности, который он для меня открывал каждый раз заново. Смущалась, краснела, но он сам просил спрашивать, если что–то нужно объяснить, и я с удовольствием удовлетворяла своё любопытство.
Мудрый свёкор освободил сына от основных обязанностей на неделю, временно заменив его на посту. И всю эту неделю по всему Лесскану раздавали бесплатные угощения — народ пил и гулял. Исключение составляли только военные на посту.
Прошло две недели. Мы по–прежнему жили в том доме. Жан ненадолго уезжал во дворец, настрого запретив покидать дом. Охрана менялась регулярно. И я могла, в общем-то, улизнуть телепортом в любой момент — спасибо братцу–драккери! Но мне этого не хотелось. Жан бы расстроился, узнав, что я не послушала его. А для меня было важно доверие в наших отношениях. Он моя семья, мой муж, мой король. Для меня было дикостью сделать иначе. И я терпеливо ждала его, чтобы вечером вместе отправиться на прогулку вдоль озера.
Дом оказался просто огромным — несколько комнат наверху, общая гостиная и трапезная внизу. Ванные, туалеты, гардеробные были везде. А на третьем этаже — кабинет и балкон с видом на озеро. Муж рассказал, что озеро называется «Лихое». Из–за легенды о страшном чудище по имени Лихо, что обитает на его дне. Но я не почувствовала никакого магического фона от озера, хотя и обнаружила энергетический источник, от которого можно подпитаться. И это было приятно.
Арийна Стааль призналась своей родне в своём происхождении. По рассказу Жана, Ягав всегда подозревал, что они родственники. И без помех признал внука и наследника Салинии. Через месяц был подписан важный договор, по которому Салиния, Лесскан и ещё три мелких государства объединяются в Империю под покровительством Императора Жана Лесска Эрион’Тааля. Актарион сохранил союзные отношения с новой Империей, но не примкнул, оставшись независимым государством.
А ещё через месяц я тихо загрустила. Меня никто не навещал, из дома выходить нельзя. Словно узница. И я решилась поговорить с мужем. Ну не тиран же он, в конце концов! Он сидел в кабинете на диване, обложившись отчётами, документами, донесениями, указами. А я лежала головой у него на коленях, читая Магический Практикум.
— Жаник, давай поговорим.
— Ещё полчаса, и поговорим, — он перечеркнул что–то в бумагах.
Ладно. Полчаса я как–нибудь потерплю. И снова углубилась в зачитанный до дыр Практикум. Примерно через час он потянулся, отобрал мою книжку и подтянул к себе, усаживая на колени.
— О чём хотела поговорить моя ненаглядная жена?
Я уткнулась в шею, поглаживая его пальцы.
— Твоя жена скучает. Выходить нельзя, друзья не приходят. Любимый, ты сделал из меня пленницу, — укоризненно буркнула, целуя его.— А я так и не освоила свой свадебный белоснежный подарок!
— Для начала — кого бы ты хотела видеть в гостях у нас дома?
— Нууу, Ринку с Йонаром, Вайлера, Ранитиэль, — я оживлённо стала загибать пальцы.
— Хорошо, они тоже хотели тебя видеть. Я приглашу их на ужин сегодня, договорились?
— Да! — я счастливо обняла мужа.
— А по поводу твоих выходов… Хасси, там такая слякоть! Всё равно ничего интересного.
— Там не дом. И это уже интересно. И вообще, мне нужен свежий воздух!
— Вечером погуляем.
— А лошадь?!
— А лошадь подождёт ещё немного. Никуда не денется.
— Ну, можно я хотя бы её навещать буду?
Жан терпеливо вздохнул.
— Можно, но с охраной. Увижу верхом — накажу, — прикушенная мочка уха послужила весомым доказательством угрозы, а поцелуй в губы был призван окончательно убедить.
— Почему ты так ограничиваешь меня? Словно я больная и немощная!
Меня смерили насмешливым взглядом, но промолчали. Хотела было возмутиться, но… Мне не дали. Следующие полчаса мы были очень и очень заняты.
***
Вечером была сказка! Потому что Жан сдержал своё обещание, и к нам на ужин пришли все, кого я хотела видеть! Так здорово было обнять подружек, повисеть на шее у Йонара и Вайлера!
Столик на четыре персоны по приказу Жана заменили на больший. И он с лихвой вмещал теперь за собой всех гостей, даже места ещё остались! Ужин проходил за оживлённой беседой. Приятным сюрпризом стало то, что брат активно уделял внимание Ранитиэль. А она, поймав мой улыбчивый взгляд, чуть улыбнулась сама плохо скрываемым счастьем, многозначительно дёрнув бровкой в сторону Вайлера, и скромно опустила реснички, залившись румянцем.