Время растянулось. Снова и снова Рендидли терял нить мыслей и был вынужден начинать заново. Он отказывался от других частей себя, отчаянно пытаясь удержать свои эмоциональные чувства.
Жар, казалось, проникал в грудную клетку Рэндидли, отчаянные пальцы искали способ разорвать его. Рендидли игнорировал это; его тело могло выдержать давление. Он продолжал сосредоточиваться, погружаясь в эмоции Дуулиса. Эта ярость, страх и порочное желание доказать себя стали пульсирующей басовой линией в этом небольшом пространстве.
Глаза Рендидли вспыхнули узнаванием, когда он наблюдал за эмоциональными движениями. Хелен продемонстрировала, что ей было легче корректировать своё воздействие, чтобы быть достаточно хорошей в большинстве ситуаций, игнорируя концепцию идеального воздействия. Дуулис следовал тем же путём, за исключением того, что он оттачивал свои усилия, чтобы быть невероятно близким к идеальному эмоциональному воздействию, в каждом своём старании.
Его чувство боли было недостаточно острым, чтобы проследить за этим, но были волны и рябь внутри агонии, разрывающей его тело и душу. Склоны и долины, подъёмы и падения. Тонкая топография образа, движущегося по сложному субъекту, движимого сложными эмоциями. Рендидли выдохнул через нос. Чтобы пересечь эту географию, Дуулис постоянно, в контексте, менял свою сосредоточенность.
Его чувства собрали как можно больше движений. Это было основой всего остального.
Он знает этот паттерн .
Мысли Рендидли забурлили и лопнули. Его глаза расширились, поглощая все изменения, пока этот человек стремился его истязать.
Он так долго боролся с собой, что знает свою собственную текстуру до мельчайших деталей. Я не совсем могу это сделать —
— но, может быть !
У Рендидли был план. Он видел способ использовать эмоции, но для этого ему нужны были некоторые из его заброшенных способностей. Поэтому он поднялся обратно, собирая всего себя воедино. Агония подстерегла его, радуясь его возвращению. После такой долгой сосредоточенности, получить по лицу ужасной болью было всё равно что быть разбуженным рекой кипящей воды. Его мысли на несколько секунд стали хаотичными, пока он пытался собраться. Напрягши плечи, он заставил себя расслабиться; он не мог одолеть боль.
Он плыл над ней. Он стал её частью.
Дуулис наклонился вперёд, его глаза светились. Рендидли понятия не имел, как долго они здесь находились, но даже Дуулис казался измождённым. — Чёрт возьми, какой же ты таракан. Но ты пожалеешь, что сделал Дуулиса Амбара своим врагом —
Ответ пришёл к нему благодаря тяжёлому шторму эмоций, которые Рендидли пережил под воздействием (Серого Существа). Очевидно, было ещё так много всего, что можно было исследовать, но он так долго был истерзан его дикой яростью, что понимал это ощущение. С этим знанием он имитировал обжигающую эмоциональную интенсивность, которую генерировал Дуулис.
У него были свои собственные паттерны и танцы.
Его сердце затрепетало, когда его образы двинулись. Но на этот раз порядок появления был иным. (Серое Существо) пришло первым, чудовищное тело, эволюционировавшее для выживания, стало шаблоном для проявления. Оно было гуманоидным, с гладкой хитиновой бронёй на суставах. Сера была мощным присутствием с его левой стороны, рука-молот, готовая начать контратаку.
(Мёртворождённый Феникс) пришёл следующим. На этот раз он не ограничился его левым глазом. Оба глаза и его рот были заполнены крошечными точками вихрящейся тьмы. Чёрный дым, потрескивающий багровыми электромагнитными импульсами, выплывал из его голодных отверстий. Пустые проёмы широко раскрылись, бездонные и бесконечные.
(Иггдрасиль) пришёл последним, благодарный и дающий, как всегда, своим диким сородичам-образам. Ветви Мирового Древа вырвались из спины образа, разрывая его плоть и разветвляясь острыми прутьями. Изумрудные листья стали перьями, растянувшись почти в два раза больше длины тела Рендидли в каждом направлении. Массивные, чудовищные крылья дважды взмахнули, листья зашуршали длинным, отточенным звуком.
Новые, скорректированные физические проявления образов затвердели по всему телу Рэндидли. Его ветвистые крылья вплелись в существование. Он поднял взгляд, оба глаза заменены (Яйцами Депрессии). Его крылья расправились шире, отталкиваясь от резких волн серебряного пламени. Его Ядро Небытия начало вращаться, всё быстрее и быстрее, вся его значимость собиралась воедино.
Уже листья на его крыльях начинали обугливаться. Но Рендидли нужно было дождаться окончания (Навыка). Он возьмёт всё в свои руки. Обе его (Власти) задрожали и бросили силу своего присутствия за его тройной активацией образа.
(Пепельные Врата в Пандемониум Открываются). (Откровение Чернильного Порога). (Рассвет Открывает Небо и Реальность Шевелится).
Все три образа двинулись вместе, крича со всей бушующей эмоциональной силой, на которую был способен Рэндидли, что пространство перед ним было дверью. Порогом. Сложенным небом, готовым расцвести в реальность.
Серебряное пламя дрогнуло, когда Рэндидли, используя (Власть Серого Монарха), искривил и перестроил реальность. Глаза Дуулиса расширились. Затем, со всей силой своей значимости, Рендидли врезался своим мощным телом в дверной проём и силой распахнул его. Его крылья широко распахнулись, чтобы заполнить открытое пространство, капая кровью и опалёнными листьями вокруг него.
Глава 2037
С оглушительным треском пламя дрогнуло и рассеялось. Серебряный лев взвизгнул. Внезапно перед ними оказались лишь двое мужчин, стоявших друг напротив друга: Рэндидли, сжимающий раненый Акри, все еще торчавший в груди его противника. Его изумрудные глаза мерцали, Рендидли сжал оружие, готовясь рвануть его в сторону.
Но когда Рендидли попытался пошевелиться, он ощутил себя опустошенным. Его воплощения образов уже рассеивались. Полностью, абсолютно опустошенным. Его эмоции иссякли, его Небытие почти полностью истощилось, его образы рассыпались. Двое мужчин продолжали смотреть друг на друга: Дулис был ошеломлен, а Рендидли смутно разочарован тем, что это был его предел. Он вяло потянул рукоять Акри, едва-едва сумев вытащить оружие из.
Но, конечно, Рендидли был не один.
Процесс активации татуировки Пуллас был чрезвычайно болезненным, поскольку он соскребал последние крохи Небытия, которыми он обладал. Но затем Рендидли упал на зад рядом с ней, оставив серьезнолицую Фиону лицом к лицу со своим бывшим мужем.
— Почему ты. сказал, что бесплодна я? — прошептала Фиона. В ее словах чувствовался едкий привкус фразы, долго таившейся в тени.
Рот Дулиса беззвучно шевелился несколько секунд. Над ним его серебряный лев обмяк и уменьшился, превратившись в виноватого котенка. Его голова медленно покачивалась. — Я. никогда этого не говорил.
Воспоминания нахлынули на него, воспоминания, которые поддерживали его до этого момента.
Дулис Амбар долгое время сражался на передовой. Его отношения с Фионой были прочно установлены, когда он был на пике; он наконец заставил свою семью принять ее благодаря череде своих побед на передовой. Он бросался в гущу каждой битвы, решительно не оставляя места для критики.
Каждая победа ощущалась как печать одобрения на будущее, которое желал Дулис.
Именно она всегда поощряла его тренироваться. Именно она, будучи подростком, смотрела на звезды и махала кулаком, постоянно хвастаясь всем, чего достигнет, когда вырастет и разовьет свой собственный мощный образ. А Дулис наблюдал и смеялся, внутренне решая доказать, что он достоин быть ее партнером.
На передовой он нашел эту платформу, чтобы закрепить свое превосходство. Конечно, иногда он выходил из себя из-за некомпетентности окружающих Командиров, но он всегда побеждал силы Небытия. Он отправлял Фионе дразнящие сообщения, бесстыдно хвастаясь, что ей лучше подтянуть свои показатели, если она хочет быть достойной партнершей.
Ее ответы были настолько едкими и язвительными, что сбивали его с толку. Поэтому Дулис делал единственное, что умел: сражался еще доблестнее на передовой. Каждая печать победы помогала ослабить странное беспокойство, нараставшее в нем.
Конечно, как и на любом поле боя, Дулис время от времени получал ранения. Постепенно небольшие количества враждебного Небытия начали накапливаться в его теле. Благодаря его мощному образу, было относительно легко изолировать и удерживать их. Поэтому он не беспокоился об этом.
Наконец, война закончилась. Он вернулся домой. Впервые за три года Дулис и Фиона встретились. Странная разобщенность и неловкость в их общении не были так важны, потому что они наконец-то нашли друг друга. После нескольких бокалов бренди и долгого разговора нервы Дулиса оттаяли, и Фиона смеялась.
Он обхватил ее щеки своими изборожденными шрамами руками, а она ловко расстегнула его рубашку одной рукой. Они занимались любовью. Это должно было быть чудесно.
Внезапно проявилось скрытое последствие тех злых крупиц Небытия в его теле. Там, застыв над ее обнаженным телом, он почувствовал это.
После этого он вернулся в военные казармы, не в силах даже взглянуть на Фиону. Он уничтожил свою стандартную койку, разорвал форму, даже основательно избил подчиненного за несоблюдение точного воинского устава. Именно там, когда его плечи вздымались и опускались, а эмоции бушевали, его нашел Мимик.
— Командир Амбар, — сказал Мимик. Даже сейчас эти слова отдавались эхом в его голове. В них чувствовалась невысказанная пауза, будто сработал скрытый механизм. Странный, необычный Мимик, чье развитие так сильно отличалось от нормы. В этом отношении Дулис испытывал к нему нежность, хотя их уникальные Пути были совершенно разными. — В чем дело?
Это было одновременно огромным облегчением — получить возможность говорить, и потребовало от Дулиса всех сил, чтобы ответить честно. Но Мимик был представителем их расы; он не смел лгать. — Фиона и я. не сможем стать надеждой Рашамов. Мы не можем иметь детей.
Дулис рухнул, изможденный и наполненный глубоким чувством неполноценности теперь, когда он обнажил свою слабость. Возможно, Фиона всегда была права; он никогда не сможет быть ее достойным партнером, сколько бы ни сражался и ни побеждал.