— Подумал, — твердо сказал Рандидли, подавляя свою нервозность. — Давай торговаться?
Рендидли долго смотрел на Лукрецию, которая просто улыбалась ему. Опять же, комната вокруг них была очень темной. В гостинице вокруг них было совершенно тихо. Вода в тазике под зеркалом была неподвижной, ни малейшей ряби.
Улыбка Лукреции стала шире.
— Ну? Называй свои условия.
Стиснув зубы, Рендидли еще несколько секунд колебался. Он просто не был уверен, что сможет получить то, что хочет, потому что он не понимал, что происходит с Шаль. Каково ее влияние на него? Что это за сделка с финальным подарком для Эмонта? Был ли он уже сделан?
Рендидли видел Шаль в своем видении, и тот казался глубоко в трансе. Но.
У Рендидли не было времени. Слишком много всего происходило одновременно, слишком много давления от этой ситуации и от турнира, и связей, тянущих его к двум людям, которые помогали ему, Азриэль и Шаль. Он знал, что это повлияет на его способность рассуждать, но в данный момент он не видел другого способа, кроме как рискнуть.
Что, вероятно, было еще одним доказательством того, что это плохая идея.
— Шаль должен быть освобожден и доставлен сюда. Все твое влияние на него должно быть устранено. И – теперь Рендидли запнулся, но затем заставил себя продолжить. Даже если это был неправильный ответ, лучше было действовать уверенно, чем позволять Лукреции получить больше подсказок о том, что он чувствует себя не в своей тарелке. — Финальный подарок Эмонта не привлекайте Шаль к ответственности за него.
Это надеюсь, достаточно обобщенно? Это также рассчитывало на впечатление Бертарна о том, что Лукреция сильно связана своим словом. Если это не так все это бесполезно. Но она сильнее его, и ему нечего предложить, кроме этого.
Сладко улыбаясь, Лукреция щелкнула пальцами. Появился Шаль, стоял, затем покачнулся и упал на кровать, а затем соскользнул на пол с грохотом. Посмеиваясь, Лукреция закатила глаза и щелкнула пальцами. Шаль вздохнул, а затем, казалось, погрузился в более мирный сон.
— Готово. Все предыдущие долги погашены. Все текущее влияние было устранено. Теперь – глаза Лукреции начали светиться лавандовым цветом, болезненным подобием мощного фиолетового эфира. — Пришло время тебе выполнить свое обещание. Дай мне Эфир, дитя.
Лукреция ушла, наполненная странной смесью тревоги и волнения. Она очень внимательно наблюдала за всем процессом своим магическим зрением, но не приблизилась к пониманию того, как он это делает, или каков источник этого Эфира, чем раньше. Но что она заметила, так это то, что между ними теперь есть странная, слабая связь, тонкая нить, дрейфующая на ветру, остающаяся постоянной, даже когда она телепортировалась.
Это то, что она знала, что может использовать. Но она также остерегалась его осознания. Лукреция не понимала этого процесса и не хотела, чтобы на нее обрушился какой-то ответный удар только потому, что она опрометчиво во что-то ввязалась.
Сев в своей роще, Лукреция погладила голову Йети, его глаза ненавистно смотрели на нее.
— Я знаю, тебе одиноко, но это должно было быть сделано. Все в порядке, он вернется сам по себе. Этот твой маленький ученик, Шаль Я начинаю задаваться вопросом, знает ли он вообще что-нибудь о тебе.
У Лукреции были очень белые зубы, и она сверкнула ими в сторону головы Йети.
— Опять же бедный Шали еще даже не знает этого сам. Но скоро он узнает. И тогда он вернется ко мне в поисках ответов. Или я просто пойду и найду его сама. Я еще не решила
Глава 263
Диввет остановил Рандидли, когда тот уже выходил из гостиницы. — Он все еще спит и, похоже, застрял в каком-то внутреннем конфликте. Две части его Боевого Намерения сражаются друг с другом. Это крайне странно.
Рендидли кивнул, затем двинулся, чтобы пройти мимо Диввета, но старик положил руку ему на плечо.
— Куда ты собрался? — его голос был суровым, с оттенком страха, скрывавшимся на грани. Но эмоция была достаточно сильной, чтобы Рендидли почувствовал ее, даже в своем собственном эмоциональном состоянии. Рендидли в основном испытывал панику и слабое чувство ненависти к себе. Если бы он попросил о более конкретных вещах, если бы не боялся показаться глупым, прося слишком много или настаивая на дополнительных ответах
Рендидли не хотел выдавать, как мало он знал, но, оглядываясь назад, две вещи были очевидны: Лукреция знала, как мало он знал, и, в конечном счете, у Рендидли была вся власть. Лукреция хотела получить доступ к большему количеству Эфира, чего бы это ни стоило. Она бы согласилась на его условия, если бы он только надавил
С другой стороны, Рендидли понятия не имел, насколько его скудная информация о методах Лукреции была правдивой. Возможно, даже если бы он попросил больше, она бы просто сказала да , а потом
Но в конечном счете, Рендидли знал, что больше всего его сдерживала его собственная социальная слабость. Она застала его врасплох, появившись до того, как он успел разработать план, и воспользовалась этим. С ее внезапным появлением Рендидли повел себя именно так, как он научился, инстинктивно: наступая.
Однако в данном случае это было не к лучшему. Прошло несколько часов, но Шал оставался во сне, запертый в каком-то сражении Боевого Намерения в своем сознании. Диввет подозревал, что кто-то может использовать Боевое Намерение, чтобы освободить его от этого, но для этого потребуется кто-то уровня Понтифика, а таких людей не так-то просто привлечь на свою сторону.
Особенно когда Рендидли нарушил так много планов элиты Дирдуна Диввет пообещал навести справки, но
В целом, Рендидли был расстроен собственной неопытностью и слабостью в важный момент. Это было напоминанием о том, что, хотя его сила и росла, это была одномерная сила, сосредоточенная только на использовании копья и атакующих заклинаниях.
— Ты ничтожество — прошептал ему на ухо отец Рандидли.
Мать Рендидли мило улыбнулась. — Извини, милый, сегодня вечером я буду с Ты же сам приготовишь себе ужин, да?
Рот Рендидли дернулся, но в остальном он игнорировал фантомов. Не было никаких доказательств, что это полезно или даже помогает, но Рендидли активировал (Мучение), позволяя призракам прошлого преследовать его. Потому что ему нужна была ментальная стойкость, чего бы это ни стоило.
— Тренироваться, — тихо сказал Рандидли, вырываясь из хватки Диввета. — От меня не будет толку, если я буду просто ждать здесь Мне нужно отвлечься. Если что-нибудь изменится
— Конечно, я пришлю кого-нибудь, — сказал Диввет, кивая, его взгляд стал понимающим. Возможно, он что-то знал об отношениях Рендидли и Шала, потому что он не предпринял больше никаких усилий, чтобы остановить уход Рандидли.
— В конце концов все тебя бросят, — задумчиво произнес его отец. — Если тебе нечего предложить. А ты
— Ничтожество, — вздохнул Эйс, качая головой и паря в воздухе вокруг Рандидли.
Аэтон Тай посмотрел на фигуру перед собой, затем на окно своего кабинета, где Сиэль все еще приходила в себя, а затем снова на фигуру перед собой. Его собутыльник, копьеносец Пса-Призрака, был избит и в синяках, но все же каким-то образом умудрился встать на ноги, сохранив свою обычную приветливую улыбку.
— Хм, легкое упражнение, да? — сказал глупый собутыльник, потирая руки и сияя особенно ярко.
Аэтон Тай был сбит с толку. — Знаешь Я ударил тебя почти 20% своей силы. И ты все еще стоишь. Мало того, ты почти Ремесленник. Твой образ
Затем Аэтон покачал головой. — Похоже, что в том, чтобы принимать удары, ты, по крайней мере, гений. Но больше ни в чем.
С гордостью ударив себя в грудь, его собутыльник кивнул.
Аэтон вздохнул с досадой. Этот дурак разве он не понимает, что очень мало ситуаций, когда твердая защита может принести победу? Только при защите это может быть полезно, а когда ты защищаешь только себя, это может привести только к ничьей. Но все же, этим другим навыкам можно научиться, если он так талантлив в
— Отец.
Аэтон обернулся, быстро забыв об этом дураке, которого он привел обратно в Поместье Стального Пера, чтобы снять стресс. Сиэль вышла из кабинета и стояла на краю двора, одетая только в тонкую его рубашку, которая ее совершенно поглощала.
К сожалению, она доходила ей только до середины бедра, открывая слишком много ног перед этим идиотом, на взгляд Аэтона, но — Ты пришла в себя?
— Да, но — Сиэль нахмурилась.
Лицо Аэтона омрачилось. — Остались раны?
— О, нет, ничего подобного, — сказала Сиэль, слегка махнув рукой. — Наоборот, я чувствую себя прекрасно. Легче, свободнее, чем когда-либо прежде. В том, что я проиграла, нет ничего плохого, верно, папочка?
Смягчившись, Аэтон шагнул к своей дочери. — Нет, милая, нет. Даже я должен признать этот мальчик силен. Он заслуживает представлять нас на межшкольных соревнованиях.
— Да, у него был очень прямой взгляд. Он напоминает мне тебя, — задумчиво произнесла Сиэль, потирая подбородок. — Мне просто интересно Я думаю, он совсем забыл о нашей брачной ставке. Мне просто подождать или пойти к нему и поднять этот вопрос? Я хочу, чтобы меня видели женщиной слова. С тем, сколько людей об этом знают, мне, вероятно, нужно
Она замолчала. Тренировочное копье в руке Аэтона сломалось, и кровь застучала в его висках. — Милая, неужели
— Нет Я должна это сделать, — сказала Сиэль с решительным видом. — Я всегда просто следовала тому, что ты говорил, делала все ради Стиля Эта глупая ставка была первым, что я сделала самостоятельно. Я просто хочу самой справиться с последствиями. Быть собой.
Хотя у Аэтона внезапно возникла тирада язвительных комментариев о недостатках ее противника, она застряла у него в горле; он разрывался между защитой своей дочери и позволением ей расти. В конечном счете, желание позволить ей расти победило, и он промолчал.
Не то чтобы это было чисто отцовское чувство. Аэтон уже давно знал, что Сиэль слишком робка в отношении своей судьбы, чтобы когда-либо стать по-настоящему влиятельной силой. Она могла бы служить одним из вице-лидеров Стиля Стального Пера, но она еще не проявила ни твердости, ни инициативы, чтобы иметь потенциал для чего-то большего. Просто ужасно раздражало, что она наконец-то проявила какое-то упрямство из-за какого-то тупого мальчишки.