В этом и заключался гений Аэмонта, или, по крайней мере, один из гениальных штрихов. Его сила заключалась в контроле собственной силы. Он знал, в какие моменты нужно вложить все в удар, а какие удары нужно сдерживать, удерживая противников на расстоянии.
Это было мягко говоря, устрашающе, но Шалу удавалось быстро усваивать каждый жестокий урок своим телом. Он отказывался легко сдаваться своему отцу или тени своего отца. Это была битва за его гордость. Он отказывался сдаваться.
Снова и снова их копья сталкивались или скользили друг о друга, быстро нанося удары и двигаясь. Глаза Шала расфокусировались, и он стал меньше осознавать детали каждой схватки, а больше заботиться о более широком танце. Отдай, чтобы взять. Двигайся, чтобы вернуться. Смени позицию, чтобы ударить.
Потому что чем дольше Шал наблюдал за движениями Аэмонта Шал понял, что это всего лишь бледная тень прежнего Аэмонта, не в плане мастерства, а в плане характеристик. Эта проекция, вероятно, едва превышала 100 во всем, и все же могла полностью его превзойти. Или гораздо более пугающая возможность что эта тень вообще не полагалась на характеристики, а просто использовала свой абсурдно высокий уровень мастерства, чтобы подавлять Шала.
Это был мощный урок. Так вот что такое тирания того, кого называли Призрачным Копьем. Каждый удар был подготовкой. Каждый ход был просчитан на 20 ходов вперед до завершения боя. Цель состояла не в том, чтобы ранить, а в том, чтобы направить противника по пути его собственной гибели. Призрачное Копье, как писал Аэмонт в своем дневнике, не приносило смерть, а было лишь посланием, отправленным смертью жертве. Это неизбежно, просто прими это.
Копье Аэмонта бесшумно скользнуло к шее Шала, и собственная инерция Шала несла его прямо на него. Вместо того чтобы увернуться или попытаться блокировать удар, Шал просто поднял свое копье. Все раны в этом странном мире заживали почти мгновенно, поэтому Шал решил проигнорировать это и нанести одновременный удар.
Аэмонт слегка дернулся, не желая останавливать свой удар, но и не желая обменивать свою жизнь на жизнь Шала, но в этот момент глаза Шала вспыхнули. Его копье извивалось и изгибалось, обретая собственную жизнь, используя навыки из стиля, созданного им и его братом. Его копье вонзилось в сердце тени Аэмонта.
Отчаяние, страх, безумная потребность в силе, способ вырваться, способ доказать себе, чего он стоит.
Потому что та, которую я люблю, настолько выше меня по положению, что я
Женщина с длинными фиолетовыми волосами улыбается мне, ее зубы странные, костяно-белые. — Я могу отправить тебя в самые недра ада. Пока ты там у тебя будет много шансов создать образ, достойный той любви, которую ты так ценишь Какова будет цена? Ну, Аэмонт, как насчет того, чтобы ты просто посчитал это подарком?
Я узнал место, куда она меня отправила. Это был мир, павший жертвой их Бедствия, и от вторжений из которого нам постоянно приходилось защищаться на Передовой. Портал вел не к их военным укреплениям, а в их сельскую местность, далеко от полей сражений. Ужасные рейдовые боссы держали власть, создавая свои небольшие феодальные владения вдали от руководства Бедствия.
Там я чуть не умер сотни раз.
Страх, одиночество, отчаяние.
Но я убил тысячи. Десятки тысяч.
В окружении смерти я нашел обещанную мне силу.
Задыхаясь, Шал отшатнулся назад, кровь брызнула из раны на его шее. Аэмонт стоял холодно, его глаза сузились, внимательно изучая Шала.
Это было — вдруг понял Шал. — Взаимодействие Аэмонта с Лукрецией .
Этот холодный, вечный страх, воюющая гордость и разочарование, эта чистая, голодная любовь эмоции застряли в Шале, не позволяя ему вложить какую-либо силу в свои конечности. Он просто сидел на земле, глядя на своего отца. Аэмонт был холодным человеком, но впервые Шал признал, что Аэмонт был человеком резких противоположностей. Невероятное количество стресса было сжато и сложено внутри его тела, и он нейтрализовал его мощной любовью, которая текла свободно, без оговорок.
Но это оставляло ему мало возможностей для взаимодействия с остальным миром. Это была просто холодная амбивалентность.
Затем появилась искра ярости, воспламенившая Шала. — Ты думаешь
Шал не спешил, растягивая слова, медленно поднимаясь. — Ты думаешь, это все искупает? Все то время — каждый час, когда ты был нам нужен, а тебя просто не было рядом?
Со скоростью, рожденной гневом, Шал нанес удар. На этот раз он двигался с гибкой грацией его и стиля Двойного Клыка Пронто, но сочетая это с принципами Стиля Призрачного Копья. То, что он потерял в неизбежности, Шал вернул в неумолимом, адаптируемом наступательном стиле, который, казалось, доставлял проблемы даже Аэмонту.
И снова копья Шала и Аэмонта сошлись в танце, но на этот раз Шал был готов. Это был танец, к которому он готовился всю свою жизнь. И ценой удара копьем в бедро его копье снова выстрелило в сердце Аэмонта.
Глубокая печаль, глубокий страх, глубокая настороженность, как мертвый бассейн соленой воды, подтачивающий его волю каждый день.
— Я могу взять обоих мальчиков, — сказал мой старый друг Хельтинг, положив руку мне на плечо.
— Нет
Решимость.
— Я не хочу, чтобы эта штука приближалась к моему сыну. — Мои глаза затвердели, и я повернулся, чтобы уйти.
Шал упал на колени. Он очень живо помнил, как его отправили жить к друзьям семьи, а Пронто остался с Хельтингом, изучая копье гораздо более непосредственно. Конечно, Пронто был первенцем, так что это имело смысл, но
— Эта штука? — прошептал Шал. Он был всего лишь мальчиком, когда все это произошло. Почему почему? Глубокие страхи его детства вернулись с новой силой. Каждый день он задавался вопросом, не было ли с ним что-то не так, что-то другое, что-то проклятое, что держало его так далеко от всех неужели это чертова правда? Ты действительно выместил свой гнев на ребенке?
Аэмонт молча смотрел на него. Затем он поднял копье, его лицо расплылось в улыбке.
Рендидли в третий раз впечатали в землю, и у него полностью выбило дыхание. Азриэль кивнула, как будто довольная.
— Действительно, это шокирует. Я бы подумала, что такие тренировки со временем перестанут быть эффективными. Но ты быстро восстанавливаешься и учишься еще быстрее. Ты, наверное, самый талантливый человек, которого я когда-либо видела не считая Драка и меня, конечно.
— Конечно, — проворчал Рэндидли, с трудом поднимаясь на ноги.
Азриэль внимательно посмотрела на него. — но я все еще не чувствую от тебя упорства в этих боях. Что и понятно, учитывая мой уровень контроля
Сердце Рендидли ухнуло в пятки. Эта психованная убийца, которая активно направляла свое копье к его сердцу, чтобы проследить за ним, когда он уклонялся, говорила о своем контроле!?!?
Она продолжила говорить. — но также ты кое-что сдерживаешь. Я чувствую это.
Почесав голову, Рендидли пожал плечами. Конечно, были и другие навыки, которые он мог использовать, в частности, (Вдохновение), но он не мог использовать его сейчас, очевидно, поскольку он сжег его, чтобы выжить против Черного Копья. Но это была карта, которую он мог использовать в бою.
Но Азриэль, казалось, приняла это, кивнув самой себе. — Вероятно, это к лучшему мужчина без секретов недолго будет удерживать внимание женщины. Начнем снова.
Все ее тело расплылось, и Рендидли бросился выставлять защиту.
Глава 268
Насвистывая тихую мелодию, старик шагнул вперед. Мир вокруг него поплыл и изменился. Он шагнул еще раз, и снова земля под ним сдвинулась; там, где он только что был на лесной тропинке, он теперь стоял на вершине горы. На этот раз сдвиг был более резким, земля под ним треснула, когда он закончил движение, не выдержав силы его шага.
Само свистение было без мелодии, но дикие животные поблизости, и даже монстры, почувствовали глубокий озноб в костях, когда услышали его, инстинктивно съеживаясь от страха и прижимаясь к земле. Но, к счастью, это тут же прошло, и те, кто слышал это, выпрямились в замешательстве, гадая, не была ли эта странная, инстинктивная реакция просто разыгравшимся воображением.
Но старик продолжал шагать, и ни один волосок в его прическе и бороде не был взъерошен ветром. Он был безупречен, с легкой улыбкой на лице и прерывистой мелодией на губах.
Шаг.
Затем старик остановился, и это приземление образовало прогалину в том месте, где когда-то была густая чаща деревьев. Сломанные стволы не просто разлетелись в стороны, а были уничтожены его шагами, такой была сила, с которой он прибыл в это место.
Сквозь слои и слои морщин глаза старика заострились.
— Дирдун — сказал старик с явным отвращением, его глаза делали расстояние между ним и его целью несущественным. Он всегда не любил приезжать в Северный регион. В отличие от некоторых его соотечественников, которые считали, что местные стили уступают стилям центральных регионов. Очевидно, это не так, как бы другие старейшины ни стонали и ни ворчали по этому поводу.
Север был ничейной землей в течение нескольких поколений, прежде чем некоторые из стилей Центрального региона перебрались в менее упорядоченное место. Те, кто ушел, возможно, не были самыми сильными, но они смогли прийти на Север и захватить власть. Сомнительно, что какой-либо из изнеженных стилей Центрального региона, ведущих себя так надменно, смог бы сейчас сделать что-то подобное.
Нет, причина, по которой он не любил этот регион, заключалась в том, что здесь жил определенный человек, которого старик все еще немного боялся, хотя старик был почти уверен, что тот умер много лет назад.
Но все же, если бы этого можно было избежать, старик сделал бы это. Ему не доставляло никакого удовольствия находиться здесь. Аэмонт, причина всех этих неприятностей, тоже родом с Севера.
Сделав еще несколько шагов, которые подвели его очень близко к Дирдуну, вероятно, всего в нескольких милях, старик вздохнул и кое-что потерял. Его волосы стали более растрепанными, осанка менее прямой, властный вид вокруг него исчез.