Момент был весомым. Образы оценивали друг друга, и образ Шала был объективно хуже. Может ли Рендидли пожертвовать образ, чтобы помочь ему? Или Эфир? Шал, скорее всего, не примет ни того, ни другого; это было его бремя, которое он должен был нести. И, несмотря на растущее отчаяние в взгляде Шала, Рендидли знал, что Шал никогда не пойдет на компромисс. Это был его образ.
Или больше, чем образ это была мечта. Мечта, которую он разделял со своим братом, десятилетия назад. Мечта о том, чтобы вырасти и изменить мир.
Это было его копье. Копье, которое он хотел для Теллуса.
И тут, внезапно, как будто кто-то прошептал ему на ухо, у Рендидли появилась идея.
Даже когда Шал продолжал сосредотачиваться как можно больше на том, чтобы поразить Копейщика (Изолирующим Страхом), у него крепло подозрение, что этот угол был пустой тратой времени.
Это чувство усугублялось его пульсирующей головной болью и странным потоком примеров, которые внезапно всплыли в голове Шала, доказывая правоту Копейщика. Взять, к примеру, межшкольные турниры. И охотников за цветами. И садистские распри, которые происходили между могущественными стилями по всему миру.
Все это можно было найти в мантии насилия, которая окрашивала воздух в багровый и ржавый цвет, цвет старого металла и гноящихся ран.
Народ Теллуса сражался. Не за ответственность, а за власть и привилегии. А когда они присутствовали, за гордость. А когда этого не было, потому что этого они хотели. Теллус был населен людьми, которые процветали на жестоких состязаниях. Он не мог этого отрицать.
Но до того, как он потерял себя, у Пронто была мечта. Мечта о большеглазом десятилетнем мальчике. Мечта о копье, которое было змеей, и герое, который спасет мир. Герой, который будет настолько силен, что принесет мир Теллусу. За Шалом были крошечные огоньки. Они были маленькими и слабыми, потому что это были всего лишь прихоти детей.
Это были тоскливые надежды матерей, чьи дочери и сыновья ушли на войну. Это были мечты ветеранов, которые видели слишком много большеглазых юношей, навечно замолчавших. Они хотели, чтобы кто-то спас их. Чтобы принес справедливость миру. Чтобы быть настолько могущественным, чтобы их спасли от их собственных недостатков.
Шал не мог претендовать на звание этого героя. Он поднялся через насилие и раздор, как и все остальные. Но в глубине души он знал, что народ Теллуса лучше этого насилия.
Разве нет?
— Сдавайся, — сказал Копейщик, и руны вокруг них, казалось, загудели от веса слов Копейщика. Казалось, в этот момент Копейщик говорил волей Теллуса. — Твоего образа недостаточно, мальчик.
Руки Шала крепче сжали оставшееся копье, и движение усугубило перелом ключицы. Было так трудно удержать копье перед лицом всего мира. Но он должен был. Это было его мечтой. Это была мечта Пронто. Это был единственный способ, чтобы их трагедия не повторилась снова и снова, пока Авто Рах не перестанет играть с куклами, чтобы удовлетворить свои извращенные желания.
Но против стены тьмы и смерти, поднимающейся за Копейщиком
— Шал.
Моргнув, Шал повернулся. Медленно его взгляд сфокусировался на Рандидли, который стоял в дальнем конце комнаты. Странно. Шалу даже не приходило в голову, что Рендидли все еще там и наблюдает. На него было не похоже, что он забыл, что у них есть свидетель этой битвы. На самом деле, все были свидетелями этой битвы.
Они ждали, чтобы увидеть, кто контролирует Душу Теллуса. Судя по цифрам, мир был полон людей, которые видели тот же мир, о котором говорил Копейщик. И все же
Больше всего Шала поразило то, что Рендидли протянул свое странное растительное копье, предлагая его Шалу. — Вот. Возьми это.
В комнате воцарилась тишина. Копейщик был так же шокирован, как и Шал, и, вероятно, так же смущен, когда ему напомнили, что Рендидли здесь. Но Шал ухмыльнулся. Мир против меня, и все, что мне дают, — это копье. Как типично. Как героично.
Что повергло Шала в приступ смешков, еще больше усугубляя его травмы. Однако даже сквозь боль он продолжал смеяться. Потому что Рендидли вернул очень старое воспоминание в голову Шала.
— Давай поиграем в героя, — сказал Пронто, взволнованно потирая руки.
Пронто было четырнадцать, и у него были глубокие мешки под глазами. Его кожа становилась бледной и полупрозрачной.
Это было одно из последних хороших воспоминаний Шала о Пронто до того, как он был поглощен собственной жаждой власти. Вскоре процесс, происходящий с Пронто, потребует его изоляции.
Но Шал еще не знал этого. Поэтому он нахмурился на своего младшего брата.
— Герой? Опять? Мы уже не дети, Пронто. Пока отец на передовой, нам нужно тренироваться. Если Врайты нападут в больших количествах
— Фу, — Пронто махнул руками, в его глазах было отчаяние. — Мне просто очень хочется поиграть в героя, хорошо? Пожалуйста, Шал?
Шал нахмурился, но медленно кивнул.
О чем он пожалел, когда Пронто поспешно сказал:
— И на этот раз я герой.
Это смутило Шала.
— Но разве мы оба не всегда герои?
— Не в этот раз. Я буду героем. Мне очень хочется Мне нужно почувствовать себя героем сегодня, — закончил Пронто вяло.
Это привлекло все подростковое внимание Шала к его младшему брату. Даже Шал заметил, каким несчастным был его брат. Но Шал только подумал, что он скучает по Аэмонту. Пронто всегда тяжелее переносил расставание, чем `.
Шел. Не то чтобы Шел не скучал по нему тоже, но Пронто был особенным для Отца, не так, как Шел. Видеть, как этот человек причиняет Пронто такие душевные муки, только усиливало его неприязнь к отцу.
Поэтому Шел вздохнул и сказал:
— Ладно. Значит, я злодей?
— Нет! — снова Пронто выглядел отчаянным. — Нет, никаких злодеев. Просто мой помощник, хорошо? Ты будешь подавать мне мое копье и все такое.
У Шел было такое жалкое выражение лица, что Пронто захихикал.
— Не строй такую мину. Давай, э-э, потренируемся. Шел, мое копье! А теперь брось мне эту палку
Шел бросил палку, но острием вперед, и Пронто отскочил в сторону. Очень быстро игра превратилась в метание дротиков, и день выдался долгим и теплым.
Наконец, смех Шела стих. Тем не менее, он широко улыбнулся и посмотрел на Рандидли. Его ученик слегка изменил хват и бросил драгоценное копье, за которым он отправился в Школу Смерти, в сторону Шела.
В момент броска лицо Рендидли изменилось; он увидел Пронто, с горящими глазами и широкой улыбкой.
Шел поймал копье и повернулся лицом к Копейщику. Вместо того чтобы просто принять его хват, копье ожило в его руке, скользя по нему, обнюхивая и чирикая, словно оценивая его. Примерно через десять секунд оно вернулось в его руку и выпрямилось.
И удлинилось на несколько сантиметров больше, чем обычно было для Рандидли. Вертя головой, как змея, копье рассматривало его, ища одобрения. Краем глаза Шел увидел, что из глубокой тьмы позади Копейщика вылетело несколько маленьких светлячков, медленно подплывая к его стороне.
Шел сдержал слезы. Копье, которое является змеей, да смотри на меня, Пронто. Пришло время сыграть Героя в последний раз.
Глава 840
Копейщик с подозрением наблюдал за всем происходящим. Исходя из прошлого опыта, Копейщик знал, что внешние воздействия должны блокироваться Системой. Но она позволила принять дар копья?
И сразу после получения копья характер Шала изменился. Он сиял едва сдерживаемой радостью. Он покрутил копьё, словно проверяя его, и оно красиво загудело. Копейщик крепче сжал своё копьё. Его копьё не было деликатным инструментом, как копьё Шала. Оно было создано для убийства.
Какое удовольствие ему доставило бы сокрушить это незваное копьё, добавленное так поздно в поединок.
— Ты слаб — начал Копейщик, но оборвал фразу, когда Шал бросился к нему со своим новым копьём. Копейщик мог сказать, что левая рука Шала лишь упрямо удерживает копьё; она не добавит силы ударам. Так что прямой конфликт — лучшее решение.
К тому же, подавление Системы приводило их характеристики и навыки в соответствие. Вскоре они станут почти идентичными, если не считать внешности. А Копейщик прожил на Теллусе семьсот лет. Он знал глубокую тьму, что покрывала это место. Он чувствовал её сейчас, дышащую ему в затылок, требующую жертвы.
Неужели этот глупый мальчишка думает, что он хочет такой мир? Теллус — это ад. Но даже ад лучше, чем забвение, особенно когда тяжкий труд в этом аду имеет смысл. Такова реальность.
Поэтому Копейщик поднял своё копьё, чтобы блокировать атаку. И широко раскрыл глаза, увидев, как копьё Шала просто обогнуло блок и вонзилось ему в плечо.
Ещё и это? Тогда всё будет даже проще, чем я предполагал , — злобно подумал Копейщик. Его левая рука метнулась вперёд, чтобы просто схватить проклятое копьё, пока оно не наделало ещё больше беды.
Простым движением запястья Шал мгновенно выпрямил копьё, отодвинув его от ближайшей цели, которой когда-то была голова копья. Копейщик замер, его рука оторвалась от копья и наполовину вытянулась, разрываясь между тем, что делать. Ругаясь, он вернул руку к своему копью и опустил оружие, чтобы нанести удар Шалу.
Но Шал двигался слишком быстро и наступил на рваную и полную заноз рану на бедре Копейщика.
— Шал! — взревел Копейщик, взрываясь волной энергии, дарованной ему образами Теллуса. Его затрясло, и тьма отделилась от него, довольная тем, что может обрушиться и поразить всех, кто поблизости.
Волна насилия и жажды крови рассеялась в воздухе. Одним из главных преимуществ Копейщика было то, что он сражался с такими образами в прошлом, когда предал Первого Пропагандиста. Опираться на этот опыт было не самой чистой победой, но это покажет, насколько доминирует Копейщик. Подобно шакалам, эти тёмные образы захихикали от восторга и бросились вперёд.
Образы врезались в Шала и рассыпались на крошечные пылинки света, которые закружились вокруг Шала, словно нимб. Замешательство Копейщика длилось лишь до тех пор, пока Шал снова не двинулся, на этот раз атакуя простым ударом.