Его взгляд окинул окрестности. Шторы с отталкивающим узором были закрыты, и большая часть освещения комнаты исходила от синеватого свечения телевизора. Засов на двери был задвинут, а свет в ванной в дальнем конце комнаты был выключен. Развалившись на диване в нижнем белье, лежала его мать.
Её храп был шокирующе знакомым, хотя прошло так много времени с тех пор, как он слышал этот звук. Как и её громкий смех, этот сотрясающийся выдох носом отмечал неумолимое движение стрелок часов в его подростковые годы. Особенно после ухода Иезекииля. Когда Рендидли слышал храп, часть дневного страха проходила. Он мог наконец перевернуться на бок и заснуть. Или, по крайней мере, попытаться, прежде чем рассвет прокрадётся через окно и разбудит его.
В комнате царил беспорядок. Рядом с диваном лежала приоткрытая коробка из-под пиццы, из которой доносились неприятные запахи её булькающего содержимого. Смятые пивные банки усеивали пол, их было так много, что все они никак не могли быть выпиты за одну ночь. Ещё больше скопилось на дальней стороне помятой кровати. На полу валялась грязная футболка, снятая прямо перед сном и, скорее всего, снова надетая, когда Эмили проснулась бы.
Увидев это, он признал: ему больно было осознавать, какой жизнью она жила. И за то, что она заставляла его чувствовать, когда он рос, он был слишком рад бросить её, чтобы она одна столкнулась с тёмными порывами.
Телевизор был беззвучен, но продолжал показывать бессмысленную карикатуру на жизнь.
Рендидли вздохнул. Она казалась такой маленькой и хрупкой в темноте. Особенно по сравнению с его нынешним телом. Её бледная кожа явно говорила о том, что она редко покидала квартиру. Корни её волос были седыми, выдавая её возраст, а также показывая, как давно она не удосуживалась их красить.
Возможно, из-за сна её пальцы дёрнулись.
Когда он обернулся к своему эмоциональному клону, стоящему над её неподвижной формой, глаза Рендидли сузились от ярости. — Почему ты привёл меня сюда? Это не моя память. И к тому же это до того, как прибыл Нексус.
Позади них на беззвучном телевизоре шли повторы безвкусных комедий, ещё не затронутых приходом Системы.
Серая проекция наклонила голову набок, словно смущённая вопросом. — Кто сказал, что это будет твоя память? Я просто сказал тебе не смотреть. Точно так же, как ты не смотрел годами, даже после того, как информация стала доступна тебе с твоими могучими чувствами. Нашими могучими чувствами. Что ж, теперь ты здесь, несмотря на мои протесты. Так что не пытайся вымещать это на мне.
Рендидли обернулся и окинул комнату взглядом. — Тогда это
— Это то, как умирает твоя мать, — подтвердил клон. — Раз уж мы здесь, мы будем смотреть.
Рендидли оттянул губы, обнажая зубы. — Значит, ты — жестокость или высокомерие.
Не интересуясь его догадками, клон отвернулся. Честно говоря, Рендидли не мог его винить; правда заключалась в том, что он просто пытался отвлечься от дискомфорта, который испытывал, находясь здесь. Даже если это была не его память, ситуация была слишком знакома. Рядом с ним грудь матери поднималась и опускалась.
Как только Рендидли открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, мир исказился. Система прибыла в потоке света, ярости и энергии. Кометы чистой энергии прорывались через каждую грань существования, перестраивая их взаимосвязи. Рендидли попятился, ошеломлённый и поражённый как огромным движением смысла вокруг него, так и отсутствием физического воздействия.
Его мать даже не проснулась.
Очевидно, Рендидли был обычным человеком, когда прибыла Система, но на этот раз он был другим. Он наблюдал, как она поглощает его родную планету, благодаря как его чрезвычайно высокой Мрачной Интуиции, так и его Бесконечным Зажигательным Нитям Голубя Мойр. Даже мельчайшая чужеродная энергия, устремляющаяся к ним, подсвечивалась неоновыми цветами.
Зияющая пасть Нексуса, ищущего Седьмую Когорту, раскрылась и сомкнулась. Взрывоподобный, испепеляющий узор энергии был вплетён в каждый аспект их жизней, становясь основой, на которой всё функционировало. Обе эти вещи произошли без всякой борьбы. Планета была беспомощна.
И всё же не это заставило Рендидли побледнеть. Нет, его по-настоящему наполнило ужасом то, что он смог ощутить сквозь щели зубов Нексуса.
На долю секунды он уловил покалывающие признаки другой вселенной. Той, что наполнена огромной силой и блестящими способностями, местом древней истории и инопланетных рас. В тот самый момент, когда Нексус откусил, а затем втянул родную планету Рендидли обратно в себя, несколько властных восприятий врезались во вселенские барьеры. Те немногие слабые толчки во время прибытия Нексуса были не его собственным действием, а попытками могущественных фигур проникнуть внутрь.
Дрожь прекратилась, хватка Нексуса над планетой стала безупречной. Его мать продолжала спать. Пробормотав что-то невразумительное, она повернулась на бок.
Время ускорилось, легко проносясь мимо, так что они вдвоём не задерживались, наблюдая за её сном. Эффект был странным. Течение мгновений сначала казалось вязким, но постепенно ускорилось. Снаружи могучие чувства Рендидли ощущали, как сотни людей начинают умирать. Это казалось почти фарсом для его чувств, поскольку настолько скованные и медленные люди, что они могли бы быть лунатиками, убегали от крошечных монстров, у которых рядом с ним было бы столько же шансов на выживание, сколько у комара.
Система пришла так давно, что ему было трудно вспомнить тот ужасный, клаустрофобический страх, с которым он столкнулся в начале.
Ярость продолжала нарастать в его сердце от ощущения гибели такого множества людей. Не понимая Систему или её дары, монстры с удовольствием разрывали людей. И всё же, когда один тролль, неся погнутую велосипедную раму как дубину, направился к хлипкой деревянной двери мотельного номера Эмили, его гнев по-настоящему вскипел.
При всех её грехах, она всё ещё была его матерью. Он отказался позволить этому случиться, даже в рамках воспоминания.
В его груди Ядро Пустоты Рендидли начало набирать обороты очень знакомым образом. Он распространил своё влияние и укрепил память, чтобы выдержать своё погружение. Несмотря на противоречивую физичность его нынешней формы, с его плеч начали подниматься клубы пара, когда его сердцебиение участилось. Конечно, его там не было в то время, но теперь, когда он смотрел на это, он мог хотя бы
Впервые он ощутил возможности негативного эмоционального ядра. Как и оно само, сила, которой оно обладало, казалась тяжёлой и серой. Оно шагнуло вперёд и злобно посмотрело на него, не давая ему укрепить память. — Нет. Ты должен смотреть. Ты должен быть свидетелем.
Снаружи тролль втянул воздух через свой широкий и плоский нос. Рендидли почти мог видеть, как его чудовищно распухшее адамово яблоко подпрыгнуло, когда он уловил запах его матери.
Его эмоциональное море начало кипеть, изумрудный цвет в его глазах начал пылать, когда он встретился с серым взглядом клона. — Уберись к чёрту с моего пути, прямо сейчас.
— Я не стану, — ответ клона был твёрд. Когда Рендидли приготовился бороться с этой последней эмоциональной раной, неожиданный вес обрушился на его плечи. Давление вызвало у него резкий вздох и расстроило его попытку проявиться. Коварные, липкие пальцы схватили его конечности и его эмоциональное море. Эти руки прочёсывали его насквозь, разрывая его намерения в клочья, как только Рендидли их порождал. Это не причиняло ему вреда, просто мешало.
Однако огонь в его груди не ослабевал ни на мгновение.
Пальцы Рендидли сжались в кулаки. Он совершил ошибку, относясь к этому клону иначе из-за его неагрессивности; однако в конце концов всё свелось к прямому столкновению со своими эмоциями. Странные, неумолимые пальцы, которые использовало эмоциональное ядро, поражали своей способностью подавлять сопротивление Рэндидли, но в какой-то момент жар просто начал пробиваться наружу даже сквозь ливень.
И прямо сейчас Рендидли пылал .
За дверью низший тролль развернул велосипедную раму и расколол мягкое дерево. В то же время удар был достаточно силён, чтобы скрутить металл велосипеда и отбросить его в сторону. Тролль скривился, глядя на свой инструмент. Велосипед с грохотом ударился об асфальт, когда его швырнули на землю. Подняв свой мясистый кулак, тролль выдохнул ещё один раз через нос.
— А? — Удар по двери наконец разбудил мать Рэндидли. Она поднялась на локти, диван прогнулся под ней. Её глаза были затуманены и налиты кровью.
Рендидли набирал обороты в своём внутреннем мире, собирая своё влияние, несмотря на холодные пальцы эмоционального ядра. Его клон сузил на него глаза, когда его Ядро Пустоты начало набирать обороты с большей силой. Позади него Мёртворождённый Феникс поднял голову, готовясь высвободить всплеск гравитационной силы, который вызвал бы имплозию головы до смешного слабого тролля.
Как только кулак чудовища пробил дверь, Рендидли почувствовал, как задыхается от леденящей серой ауры, которую выпустила эмоциональная киста. Несмотря на его мощную Проницательность Отступницы Мойры, его разум пошатнулся перед сокрушительным взрывом эмоций, который она обрушила на него. Самое глубокое и тёмное из эмоциональных ядер было право в одном: оно было частью его.
Оно владело частью его силы. Душащая, удушающая мощь, которая ощущалась как замерзание насмерть под волнами серой снежной крупы.
На несколько секунд его разум опустел. Сущность, напавшая на него, почти не замечала его сопротивления; он не только боролся с энтропийными аспектами энергии, но и чувствовал, будто его временно оглушали.
Его разум был слишком расстроен, чтобы быть уверенным, но было что-то странное в том, насколько сильно он был затронут. Он боролся в настоящем, в то же время будучи утащенным тяжёлыми цепями прошлого.
Несмотря на странную природу эмоционального потока, Рендидли потребовалось всего несколько секунд, чтобы прорваться сквозь него. Это означало, что его ясность сознания вернулась в тот момент, когда его мать села и открыла рот, чтобы закричать.