— Миллионы умирают в качестве отвлечения — это приемлемо для тебя? — В ее словах не было вопроса, лишь тусклое недоумение.
Тем не менее, Элхум ответил резким голосом. — Я не могу рисковать больше. То, что сказал Пророк Культа Спасителя
— Я ухожу, Элхум. — Мэй Мирна отвернулась. — Тот факт, что ты рассматриваешь такие методы просто доказывает, что ты слаб. Это неправильно, что мы делаем, как бы важен ни был твой сын. Если ты отказываешься это видеть Я заставлю тебя посмотреть. Я стану сильной и покажу тебе, как мир должен быть создан моими собственными руками.
Элхум наблюдал, как она уходит, внезапно сумев оторвать взгляд. Он почувствовал сильное желание бросить ей в спину едкие слова, но сдержался. Когда она ушла, он почувствовал себя изможденным и одиноким. Он продолжал потирать большим пальцем костяшки пальцев, погруженный в раздумья.
Все это для Пайна. Все для него
Что угодно для него.
Невеа прервала аккуратное формование глины и посмотрела на небо. Волна чернил просачивалась в окружающую среду с горизонта. Облака клубились и кувыркались в воздухе, вздымаемые нарастающей волной значимости, которая двигалась по небу. Сначала она повернулась и с ожиданием посмотрела на купол, созданный Рэндидли: возможно, это грандиозное зрелище предвещало бы явление его нового образа Серого Существа.
Однако импульс в небе нарастал и нарастал до такой степени, что сам воздух задрожал, и Невеа побледнела от беспокойства. Через свою связь с Рендидли она почувствовала, как он прекратил любое тренировочное занятие и тоже стал осматривать небо, выдернутый из него насилием движений Преисподней. Его Ядро Преисподней начало напрягаться, чтобы поддерживать мир памяти. Пространство и время вокруг них начали прерывисто дергаться и смещаться.
Внизу, недавно получившая Класс Девик с трудом преодолевала полосу препятствий, созданную для нее Лукрецией. Молодая женщина продолжала бороться, ее движения становились все более прерывистыми. Будучи обитателем памяти, нестабильность, казалось, даже не влияла на нее.
Лукреция материализовалась рядом с Невеа, ее волосы развевались и рассыпались, когда память напряглась. — Что это, черт возьми?
— Похоже, наше вмешательство в память наконец вызвало разделительный сдвиг от оригинальной временной линии, чтобы заслужить гнев памяти, — размышляла Невеа. Она чувствовала Ядро Преисподней, на котором держалась вся эта проекция, подпитываемое энергией и структурой верхней Соноры, конечно, но теперь поддерживаемое в этом другом направлении Рэндидли. Весь этот трапециевидный каркас начал дрожать, поскольку курс очень заметно изменился, когда он изо всех сил пытался справиться со своим объемом. — Однако в ответе нет конкретных нитей. Это почти так, как если бы
Массивный рывок разорвал мир пополам. Выражение лица Невеа изменилось, когда цвет вытек из мира, оставив их зависшими в монохроме. Эмоция оживляла разрушительную волну Преисподней, кружащуюся вокруг плотного сердца или отторжения. Эта Преисподняя пришла целенаправленно, без истинного разума, но стремясь разрушить это отклонение.
В ответ она почувствовала нарастающий поток чистой Преисподней от Рэндидли. Плотная река энергии выгнулась из его тела и устремилась вверх, чтобы присоединиться к кипящим течениям в небе. На краткий миг она почувствовала, как проявление его нового образа обратило внимание на угрозу: мутная тьма, наполненная порханием вороньих перьев и шепотом чешуи, в то время как два изумрудных глаза, похожих на маяки, горели в глубинах.
Невеа не могла не вздрогнуть, когда почувствовала, как образ вглядывается в хаотическую дегенерацию Преисподней, разрывающую память, несмотря на неоднократные подкрепления, которые довели ее до этого момента. Ментальная энергия Рендидли истощалась так быстро, что Невеа увидела, как купол сжимается и мерцает.
Был зияющий момент напряжения, затем Серое Существо Рендидли закрыло глаза. Его работа была сделана.
Река Преисподней, развязавшаяся, взорвалась во всех направлениях, тысячи отдельных нитей Преисподней, которые искали слабости в разрушающейся памяти и прокладывали себе путь через ее края. Аккуратными мазками Рендидли сшил распадающуюся память обратно. Его Преисподняя слилась с памятью, сохраняя всю операцию стабильной.
Почти как будто оно почувствовало его намерения, дикая Преисподняя собралась в звероподобную форму, сосредоточенную вокруг сердца или отторжения, и затвердела. Она сконденсировала когти Преисподней и разорвала изъяны во вселенной, заставляя все больше и больше цвета вытекать. Прерывистые подергивания вокруг Невеа усилились.
Очень очевидно, что Преисподняя этой памяти не хотела, чтобы отклонение продолжалось.
Без особой спешки из Рендидли вытекли новые нити Преисподней и начали зашивать эти изъяны. С ревом, сжимавшим сердце Невеа, Преисподняя вытянулась в более крупную, искаженную версию. У нее выросло еще шесть конечностей, которые метались по небу, прорываясь сквозь ткань реальности.
Над почти полностью тусклым Куполом Преисподней расцвело семя тьмы. Усилия, потребовавшиеся даже для такого незначительного проявления, были очевидны, но из глубин тени открылся ярко-изумрудный глаз.
Жестокая Преисподняя даже не успела закричать. Фокус нового Серого Существа пронзил ее грудь. Центральное ядро исчезло; Преисподняя продолжала напрягать память своим присутствием, но она больше активно не наносила ущерба небу.
Невеа тихо выдохнула. Постепенно память восстановилась. Внизу Девик продолжала с трудом преодолевать полосу.
Поистине Я с нетерпением жду, что покажет нам твой новый образ, Рэндидли.
Глава 2192
Капитан стражи Черепахолюдов невозмутимо поднял голову и прищурился, глядя в небо. Когда все заметили его движение, он с грандиозным видом проверил свои карманные часы и крайне удивлённо уставился на то, что там увидел. Он пошевелил своей тушей, и сложные узоры на его панцире сверкнули на солнце. — Ну-ну-ну. Время смены караула. Следующая смена, возможно, ещё не прибыла, но хех, вы ведь не против потянуть до прихода следующей смены, а?
Несколько других Черепахолюдов хихикнули, взглянув на разрозненных остальных охранников. Мойш смотрел на горизонт, осматривая край Пустоши в поисках угроз. Другие давние жители, не относящиеся к Черепахолюдам, восприняли новость с усталым стоицизмом. Но рядом с Мойшем Раддей задрожал от волнения. Он был новичком в Хоумвелле и не привык к злоупотреблениям со стороны укоренившихся рас.
— Ну что, капрал? — Капитан спрятал часы. Он втянул воздух через ноздри, выплюнув густой жёлтый сгусток к их ногам.
— Мы справимся, капитан, — Мойш просто почувствовал голод. Он задумался, будет ли общий котелок, когда он вернётся домой. Другие беженцы-Хомиды, подобные ему, бежавшие от тиранов Пустоши и прибывшие в Хоумвелл, искали справедливости в ответ на злоупотребления властью в армии. С ними разбирались без шума: некоторых переводили на ужасную уборку уборных, другие однажды появлялись с руками и торсами, покрытыми синяками, отказываясь говорить о случившемся, но публично отказываясь от своих заявлений.
Лучше сосредоточиться на похлёбке , — думал Мойш. Сейчас это не будет что-то существенное, но, возможно, детям удалось поймать ещё одного стервятника. Варенный в соли часами, этот падальщик был превосходным блюдом.
Разношёрстные вспомогательные Черепахолюды засмеялись громче, и Капитан неторопливо удалился, довольный возможностью закончить работу пораньше. Один из более злобных Черепахолюдов задержался на несколько секунд, презрительно ухмыляясь трём Хомидам и зверолюду, оставленным охранять этот участок стены. — Знаете, я, блядь,
надеюсь,
что война доберётся сюда. По крайней мере, тогда ваши мясистые руки пригодятся: как живой щит для жизней, которые имеют значение.
С последним отрывистым приступом смеха Черепахолюд ушёл, его громоздкий панцирь отбрасывал длинную тень позади него. Когда он наконец исчез, Раддей больше не мог молчать. Он уравновесил себя, опираясь на суставы мускулистых рук своего народа, и подпрыгнул вперёд. — Капрал! Как мы можем это принять?! Если произойдёт инцидент, пока их нет, виноваты будем мы! Если офицер пройдёт мимо и увидит недостаточно укомплектованную стену, мы тоже—
— Как ваша дочь приспосабливается к новой школе? — перебил Мойш.
Смена темы застала Раддея врасплох на короткое мгновение, но затем его глаза вспыхнули той же яростной злостью. — О, конечно, условия лучше. И Даттилан ничего не скажет. Но я могу сказать по тому, как она поникает, когда думает, что я не смотрю, что её травят. Одно дело, когда эти панцирники срывают на мне свою злость, но другое—
— Это не идеально, но лучше, чем быть поглощенной Гимнопожирателем, верно? — Мойш кивнул в сторону неподвижной Пустоши. Рот Раддея захлопнулся; он был молод по сравнению с Мойшем, его руки были большими, но даже не больше его ног, как у по-нанастоящему зрелого самца Хомида. Но весь их народ помнил напевающее и жестокое чудовище, которое порабощало и угнетало их сто лет.
По сравнению с этой удушающей погибелью мелкие придирки Черепахолюдов были терпимы.
К тому же, Гимнопожиратель был настолько дотошным ужасом, что от его жертв никогда не оставалось достаточно, чтобы привлечь стервятников.
Мойш поднял взгляд, рассматривая скопление туч на далёком горизонте. Скоро над городом разразится буря, что было хорошо, так как это уменьшит изнуряющую жару, идущую от пустошей, ещё более гнетущую в трущобах, где жили Хомиды и другие меньшинства. Юго-западный угол Эфирландов был занят Пустошью, беззаконной территорией, подчинённой нескольким безумным Эфирлордам, и Хоумвелл располагался на её восточном краю, страдая от неистовой жары Пустоши и выступая в качестве де-факто тюремщика её самых гнусных преступников.
Печальная правда заключалась в том, что даже Гимнопожиратель был второстепенной фигурой по сравнению с некоторыми ужасными существами, что скрывались там.
С другой стороны, Мойш чувствовал облегчение, находясь здесь, в отличие от других мест в Эфирландах. В последние недели на Юг приходило всё больше новостей о вторжениях сил Пустоты. Всё более свирепые набеги, массы Воинов Пустоты, пересекающие границы и уничтожающие всё на своём пути, изменение отношения других существ к фанатичному предписанию уничтожить каждое эфирное существо, которое они могли найти.