- Митрич, разреши мне с Алексом поговорить, - подаю я голос, и они оба поворачивают ко мне головы.
Поднимаю голову и впервые смотрю ему в глаза. Пусть думает, что хочет, но мне не дает покоя мысль, возвращаться он не хочет именно из-за меня. Так это или нет, я планирую узнать прямо сейчас. Узнать и расставить, наконец, все точки над i.
Старик разворачивается и размашистым шагом уходит к припаркованному неподалеку автомобилю.
Если не считать маячащей за спиной Грозового блондинки, мы остаемся наедине.
- Как жизнь, Алекс? – глядя куда-то в область его губ, негромко спрашиваю я.
Губы складываются в усмешку. Быстро оглянувшись на девушку, слегка склоняет голову набок.
- Не жалуюсь. Как сама?
- Ты из вежливости спрашиваешь или тебе действительно интересно?
Снова усмешка, но на этот раз более жесткая. Напряженные плечи и ходящие ходуном желваки свидетельствуют о том, что вопрос задел его.
- Мне действительно интересно, - вкрадчиво отвечает он.
- Что ж не позвонил ни разу, раз интересно?
- А надо было?..
Внутри что-то лопается. Я резко выдыхаю и моментально теряю весь запал.
- Прости… - смотрю в прищуренные серые глаза, обхватываю себя руками, - как ты себя чувствуешь? Восстановился после ранения?
- Восстановился.
Я так хотела быть рядом, когда ему было тяжело. Так хотела наблюдать, как затягивается рана. Так хотела прижаться к ней губами…
Теперь вместо меня это делает та блондинка.
- Почему ты уехал? – задаю я свой главный вопрос.
- Так надо было.
- Кому?
- Мне… и тебе тоже.
- Мне не надо!
- Ирма…
- Я просто не понимаю, - перебиваю его, - почему ты так решил? Потому что поймал мою пулю?
Лицо мгновенно мрачнеет. Радужки становятся цвета грозовой тучи. Склонившись над моим лицом, он тихо шипит:
- Я никогда не прощу себе, что ты могла словить ту пулю.
- Тогда вернись!
- Нет, я больше не хочу ввязываться в то дерьмо.
- Алекс, - подняв руку, нерешительно касаюсь кончиками пальцев его запястья, - я люблю тебя.
Эти слова вырвались случайно, от отчаяния, у меня и в мыслях не было произносить их вслух. Но сказанного не отменишь. Со страхом глядя в его глаза, я жду реакции.
- Ирма, - отводит взгляд, тяжело сглатывает, - давай не будем ворошить прошлое…
- Не веришь?
Молчит. Вижу, что не верит.
- Мне плохо без тебя, - шепчу с надрывом.
- Хватит, Ирма.
Закусив дрожащую нижнюю губу, выглядываю из-за его плеча, чтобы увидеть ту, что забрала моего мужчину.
- Туда даже не смотри, - предупреждает Алекс, заметив мой взгляд, - Лену это вообще не касается.
Вгрызаюсь зубами в нижнюю губу. Помогает плохо, потому что по щеке уже стекает первая слеза.
- Забавно, - пытаюсь улыбнуться, - в прошлую нашу встречу ты просил не обижать Катю. Теперь бросаешься на защиту Лены. Будто я монстр…
- Никакой ты не монстр, Ирма, просто…
- Спасибо, Алекс, - не даю договорить, опасаясь, что его слова добьют меня окончательно, - правда… надеюсь, что твой друг поможет нам разобраться.
Пытаясь скрыть мокрое лицо, принимаюсь застегивать пальто, сую руки в карманы, достаю зачем-то телефон.
- Прости.
- Отдельное спасибо за то, что спас меня тогда, - издаю смешок, - я этого не заслужила.
- Ирма…
- Прощай, Алекс. Будь счастлив.
Разворачиваюсь и, уже не пытаясь сдержать слезы, быстро шагаю к машине, из которой уже выходит крестный.
- Поговорили? – спрашивает с вызовом.
- Да!
- Этого хотела?
- Да! Поехали отсюда!
- Дурень, - ворчит Митрич, оборачиваясь на Грозового.
Открывает дверь и помогает мне усесться на заднее сидение. Делает на прощание взмах рукой и садится рядом.
- Что он тебе сказал?
- Ничего нового, - всхлипываю я.
Не удержавшись, смотрю на Алекса последний раз и вижу, как на его шее уже висит его девушка. Целует в губы, а он смотрит мне в глаза.
Я тоже ничего не могу с собой поделать, пожираю взглядом его силуэт, пока он не скрывается за поворотом. А потом до самого аэропорта, спрятав лицо в ладонях, тихо плачу.
Глава 37.
Глава 37.
Как и обещал Алекс, уже через несколько дней в наше агентство под видом рядового сотрудника устраивается его друг и сослуживец Андрей. С виду ничем не примечательный молодой мужчина лет 30-35. С практически белыми бровями и ресницами, но очень цепким взглядом светло-голубых глаз.
О том, кто он, знают только трое – дядя, крестный и я. Стараясь не вызывать подозрений, дядя тут же дал указание Леве ввести его в охрану нашего дома.
Уже через неделю он ненавязчиво вошел в контакт со всеми его обитателями. Сразу понравился Люсе и двум нашим горничным, сдружился с охранниками и даже приобнимал при встрече грозного Льва.
Я тоже оказалась очарованной им. Дело даже не в его коммуникабельности и дружелюбии. То, что он является другом Алекса, для меня основополагающий фактор в его характеристике.
Во время первой же приватной беседы мне было дано четкое указание докладывать обо всем подозрительном. Будь то телефонный звонок, подслушанный случайно разговор, странное поведение персонала или же просто чей-то косой взгляд.
Из меня, к сожалению, помощника не выходит. То ли я слепая, то глупа до примитивности, но ничего подозрительного в поведении окружающих не замечаю.
И потом, у меня в голове не укладывается, что в нашем доме находится человек, готовый предать нас. Но факты говорят об обратном – пока мы с Митричем ездили к Алексу, с карьера до пункта назначения не доехал еще один грузовик с нефритом. Двое погибли, остальные из сопровождения ранены, но и они толком ничего не могут рассказать. Нападение произошло на безлюдном участке трассы поздним вечером.
Преступники, как и киллер, что должен был убить меня, были в черных масках.
Сам Шумов никак себя не выдает. Кочетов держит нейтралитет. Дядя бесится от бессилия.
- Ирма Сергеевна, - раздается деликатный стук в дверь, и на мое «можно» в комнату входит Люся.
- Что случилось?
- Вы бы к бабушке сходили, - заламывая руки, проговаривает женщина, - не нравится она мне.
- Не нравится? В смысле?.. Она плохо себя чувствует?..
- Да не знаю я! Ерунду какую-то говорит…
Я примерно понимаю, о чем идет речь. В последнее время бабка действительно ведет себя странно. Уходит в себя, подолгу молчит, а потом начинает давать указания, как лучше ее похоронить. Дядя однажды не сдержался. Накричал на нее, назвав старой вороной, которая каркает нам беды.
Но в глубине души все мы боимся, что она предчувствует собственную смерть.
Оторвавшись от изучения отчета моего зама, я иду вниз, в покои бабки.
- Привет, как жизнь? – чересчур оптимистично спрашиваю ее, - погулять хочешь?
- Садись, - рявкает она, не поднимая на меня взгляда.
Сидя в кресле-качалке, обеими руками роется в стоящем на ее коленях серебряном сундучке.
Я сажусь напротив нее и внимательно слежу за ее действиями.
- А что ты делаешь?
Бабушка молчит. Выудив из сундука какую-то брошь, отодвигает ее на вытянутой руке и, сощурив глаза, долго рассматривает.
- Хорошая вещица, - выдает, наконец, - себе оставь.
Бросает ее на стол и продолжает копаться в драгоценностях дальше. Я беру украшение двумя пальцами и поворачиваю его на свет.
Красивая. Выполнена в форме ордена и представляет собой восьмиконечную звезду, четыре конца которой украшены овальной формы гранатами, а другие четыре – алмазами чуть меньшего размера. В центре огромный рубин в окружении около тридцати бриллиантов.
- Эту продай нахрен! – отвлекает от любования прокуренный голос, а в следующее мгновение на стол передо мной падает брошь в виде павлина с хвостом из множества разноцветных камней.
- Безвкусица…
- Ее твой дед – потаскун после очередной измены притащил.
- Оу…
- Да здесь половина таких, - вынимает серебряный браслет с топазами, - вот…
Ловлю его на лету.
- Вот… вот… - следом на стол приземляются кольца, ожерелья, браслеты, - вот…
Я не успеваю собирать их в кучу.
- Все это продай.
- Зачем? Пусть на память останутся.
Бабушка, отвлекшись от своего занятия, бросает на меня недобрый взгляд.
- Помнить о других вещах надо, а не о том, как твой мужик по бл@дям бегал.
Мне нечего на это сказать. Это ее украшения, ее мужик и ее память. Ей решать.
- А это, - протягивает мне потертое от старости золотое витое кольцо, - это себе оставь, это бабки моей по отцу.
Я забираю украшение, вдеваю в него палец. Велико.
- Вот! Нашла! – неожиданно восклицает она, вынимает из сундучка тонкую подвеску и прикладывает ее к разложенным на столе серьгам.
Очевидно, что это комплект. Белое золото и бледные топазы.
- Красивые!
- В этом меня в гроб положите.
- Ба! Ты опять?!
- Держи, - сует мне комплект.
Остальное добро сгребает обратно в сундук. А подарки деда оказываются в хрустальной вазе.
- Их продашь! – велит она, - не стоят они того, чтобы по наследству переходить.
Хочу возразить, начать, как обычно, ругаться, но она и слова вставить не дает. Ставит на стол массивный сундучок и двигает его в мою сторону.
- Это тебе от меня. Передашь потом своей дочери.
- У меня не будет детей.
- Будут, - заявляет непререкаемым тоном.
Оставляю свое мнение при себе, спорить с бабушкой – дело неблагодарное, все равно меня дурочкой выставит.
- А тот комплект, - указывает взглядом на мою зажатую ладонь, - пусть будет на мне, когда будете хоронить.
- Перестань!
- Ша! – рявкает одновременно с ударом раскрытой ладонью о стол.
Испуганно вздрогнув, отшатываюсь, насколько позволяет спинка кресла.
- Помру скоро. Недолго уж осталось…
Я подавленно молчу. Интуитивно чувствую, что это не старческий маразм, как думает дядя. Ее памяти и острому уму только завидовать можно. Она действительно верит в то, что говорит.