Легко себе представить, что квартира «божьего человека» могла действительно превратиться в какую-то «контору по обделыванию дел», как выразился «в высшей степени талантливый… комик», по выражению Хвостова, жанд. ген. Комиссаров, ведавший охраной Распутина, но не допускавшийся, впрочем, в «святая святых». Дела были самого «грязного свойства», – утверждал Хвостов, производивший в бытность министром «специальное» изыскание. Среди обделывавших свои коммерческие дела был и действ. ст. сов. Манус, вылетевший до известной степени из гнезда питомцев кн. Мещерского. Манус имел много козырей по сравнению со своим соперником в финансовом мире. По словам Хвостова, он дела обделывал через «кружок» шталм. Бурдукова – птенца того же гнезда, свитого в «Гражданине». Бурдуков-де попросту состоял «на большом жалованье» у Мануса. С Бурдуковым были близки авторитетные для Царского Села адм. Нилов и фл.-ад. Саблин – Нилов влиял на Императора, а Саблин на Императрицу: «Таково было с разных сторон обложение: если какое-нибудь дело нужно провести – с одной стороны, скажет Распутин пророчески, что так надо, а с другой, А. Ф. скажет один, другой – Николаю II… И дело может быть проведено». Но по существу значение своего показания Хвостов совершенно аннулировал, указав на вопрос Родичева: «какие дела проводились?» – что через Бурдукова проводились «маленькие дела»: «права на жительство», постройка какой-нибудь «сухарной фабрики», льготы «Русскому Обществу Пароходства и Торговли» и т.д.
Имя Бурдукова в царской переписке упоминается лишь один раз в конце февраля в обстоятельствах, о которых будет рассказано ниже. Привлекать ко всем этим махинациям «маленького адмирала» – так звали в царской семье Нилова – совсем абсурдно. Этот преданнейший семье человек, – и его за это любили, – пользовался широко репутацией большого поклонника Бахуса – и только. Может быть, такое свойство и привлекало адмирала на обеды «по средам»516. Близких отношений с банкиром Манусом у него не было. Даже А. Ф. в одном из своих писем отметила глубокое возмущение манусовского сотрапезника, когда до него дошли неверные слухи, что Манус меняет свою фамилию и хочет получить «имя Нилова». «Как тебе это нравится», – в свою очередь негодовала А. Ф. Нилов к тому же был всегдашним горячим противником «старца», в силу чего придворному историографу казалось даже, что А. Ф. не могла и «слышать имени Нилова». Этот отзыв совершенно не подтверждается перепиской517.
Саблин – человек, действительно очень близкий семье: «он как бы частичка всех нас», – писала А. Ф. 20 октября 1914 г. Переписка устанавливает и непосредственные отношения между Саблиным и Манусом. Связь и на этот раз Хвостов определял своего рода наймитством. Саблин человек «бедный», а при Дворе жить без средств трудно – «несчастный фл.-ад. живет на две с половиной тысячи: ведь этого на чай не хватает».
По памяти Хвостов воспроизводил попавшее ему, в качестве министра вн. д., перлюстрированное письмо Саблина Манусу. Записка была якобы такого содержания: «Вы, Игнатий Порфирович, мне не приказывайте ругать Барка, вы три дня тому назад приказывали хвалить его – я его хвалил… Как же возможно сразу его ругать?» Эфемерная, может быть, записка, конечно, цитируется всеми, кто ставит своей задачей изобличение. Между тем она возбуждает сомнение, и не только в силу особых свойств Хвостова, не только в силу ее происхождения, но и по содержанию. Хвостов, враждебный Барку, человеку «немецкого склада», которого он «всячески поносил» в своей думской речи о немецком засилии, изображает Барка каким-то ставленником Мануса. Допустим, что это так, и не будем разбираться во всех хитросплетениях, которые связаны с разбором закулисных влияний в ходе правительственной машины518. Во всяком случае, этот человек «немецкой складки» и ставленник прямого «немецкого агента» (в представлении французского посла) проводил столь определенную линию, что Николай II в цитированном письме к английскому королю, считая «серьезным явлением, требующим борьбы», «сильно, но невидимо» чувствующееся «влияние некоторых наших банков, которые были до войны в германских руках», выражал твердую уверенность, что «Барк справится с этой трудностью». Заместитель Коковцева определенно держался тактики оппозиционных Горемыкину министров: в «нашей группе», собиравшейся «обособленно», Игнатьев перечислял Кривошеина, Поливанова, Харитонова и Барка. Он был, припомним, и в числе министров, подписавших августовское коллективное письмо.
Сделавшись министром вн. д., Хвостов с самого начала стал «валить» Барка и проводить на пост министра финансов своего свойственника гр. Татищева519. Данные против финансовой политики Барка Хвостов получил, – так он заявил в Чр. Сл. Ком., – от Коковцева. На А. Ф. было оказано надлежащее воздействие, и 13 ноября (1915 г.) она писала о Татищеве: «…Он очень предан тебе… очень любит Гр., не одобряет московское дворянство… уже далеко не молод. Он приходил к А. поговорить – видит ясно ошибки, сделанные Барком, – вероятно, относительно займа и его фатальных последствий. Наш Друг говорит, что Татищеву можно доверять – он богат и хорошо знаком с банковским миром. Было бы хорошо, если бы ты повидал его… Я могу с ним познакомиться. Но только моя голова, я уверена, никогда не разберется в денежных делах – я так их не люблю. Но он мог бы ясно изложить свой взгляд на дела и помочь тебе советом». И через месяц: «Хвостов и многие другие благонамеренные люди находят Барка не на высоте положения… Он сам не чувствует себя очень твердо на своем посту с тех пор, как подписал это письмо с другими министрами, которые с тех пор почти все вышли в отставку, и поэтому старается более или менее поладить с партией Гучкова. Говорят, что умный министр финансов мог бы легко поймать Гучкова в ловушку и обезвредить его, лишив его денег от евреев. Гр. Татищев, которого я принимала… знающий человек, знает и глубоко уважает нашего Друга и в отличных отношениях с Хвостовым – даже в родстве с ним – человек очень преданный и желающий только блага тебе и России».
Из проекта назначения Татищева ничего не вышло, хотя Хвостов будто бы заручился согласием нового председателя Совета министров, т.е. Штюрмера. Вышел только шантаж, приведший Манасевича на скамью подсудимых. «Барк оказался сильнее, он действовал через Мануса», – пояснял Хвостов520. Манус действовал через Распутина, но и Хвостов до своего падения, т.е. в. период, к которому относится подготовление почвы для своего свойственника, действовал через того же «Григория». Возможно, что «божий человек» мог совершенно бессознательно работать на два фронта – то рекомендуя Татищева, то отстаивая Барка. Не свидетельствует ли это, что он не был «только агентом определенной промышленно-банковской группы?» Но какой же смысл был при описанных самим Хвостовым условиях Манусу поручать Саблину «ругать» Барка? Надо отметить, что в осенние месяцы 1915 г. Саблин был почти все время в Ставке или на фронте. «Мне уже целые месяцы не приходилось говорить с ним наедине», – писала А. Ф. 7 янв. 16 г.
Вообще роль Саблина представляется вовсе не такой грубо житейской, как изображал ее Хвостов. А. Ф. сама признает, что она «его направляла» во все годы близости Саблина к царской семье (20 сент. 1915 г.) и сумела сделать его одним из «близких» и «Григорию». Но осенью Саблин, как видно из писем, поколебался в своей мистической вере в Распутина. «Поговори с Н. П., – писала А. Ф. 20 сентября, – и дай ему понять, что ты рад пользоваться моим содействием. Он мне раз написал очень тревожное письмо о том, что мое имя слишком часто упоминается, что Горемыкин видается со мной и проч. Он не понимает, что моя обязанность, хотя и женщина, помогать тебе, где и когда могу, тем более во время твоего отсутствия. Не говори ему, что я об этом упоминаю. Но сведи разговор на эту тему с глаза на глаз. Муж его кузины в Думе, и, может быть, он иногда пытается сообщить ему вещи в невероятном освещении или влиять на него. Он сказал Акселю Пистолькорсу, что я даю офицерам молитвенные пояски Григ. – какая чепуха!.. Я так редко видаю Н. П., что не приходится иметь длинных разговоров. А он так молод! Все эти годы я его направляла, а теперь он неожиданно вошел в совсем иную новую жизнь, видит, какие тяжелые времена мы переживаем, и дрожит за нас. Он стремится помочь, но, конечно, не знает, как за это приняться. Боюсь, что Петроград наполнил его уши всякими ужасами. Прошу тебя, посоветуй ему не обращать внимания на то, что будут говорить. Это может хоть кого взбесить! Мое имя и без того слишком треплется гадкими людьми».
Своеобразно, что перемену Саблина в отношении Распутина А. Ф. приписывает влиянию не кого другого, как Мануса. 7 января (16 г.) она сообщает мужу, что ей удалось после долгих разговоров убедить Саблина побывать у «Друга». «Я много с ним говорила и рассказала ему все о большой перемене нынешним летом; он ее знал, что именно Он убедил тебя и нас в безусловной необходимости этой перемены ради тебя, нас и России. Мне уже целые месяцы не приходилось говорить с ним наедине, и я боялась заговорить с ним о Гр., так как знала, что он сомневается в Нем. Боюсь, что это еще не прошло, – но если он увидит Его, то успокоится. Он очень верит Манусу (я не верю), и я думаю, это он восстановил его против нашего Друга. И теперь он зовет Его Распут., что мне не нравится, и я постараюсь отучить его от этой привычки». В конце концов А. Ф. достигла своего и через несколько месяцев 7 сентября отмечала: «Н. П. был у нашего Друга. Он остался доволен им и тем, что через страдания совершенно вернулся к Нему и к Богу».
Изумительным образом примирение Саблина с Распутиным Семенников сопоставил с благополучным завершением как раз в сентябре вопроса о выпуске 350 милл. гарантированного правительством железнодорожного займа, который «распутиновцы» проводили, минуя Гос. Думу, в порядке верховного управления. Процитированные слова из письма А. Ф., относившиеся к Саблину, автор комментирует так: Распутин был «доволен» Саблиным, потому что Саблин удачно выступил передатчиком пожеланий банковского мира. Приходится остановиться и на этой закулисной стороне проведения железнодорожного займа. Она, быть может, сама по себе очень характерна для тогдашнего государственного режима, когда Дума с начала войны, по выражению Шингарева, утратила «какую-нибудь возможность правильно знать бюджет и распоряжаться расходуемыми суммами» (показания Чр. Сл. Ком.), ибо Дума при расколотости бюджета на две половины формально проверяла 3