И горе хозяину, который по незнанию вздумает запретить проезд по этим священным дорогам через его земли.
На полуострове Крозон дорога Смерти зовется hent corf – дорога Тела. По традиции по ней нельзя бежать, там нельзя кричать и вообще совершать какие-нибудь неприличия.
Тогда я только что арендовал под ферму хозяйство Керлан в Пенаре, было это уже почти тридцать лет тому назад. Один из лугов хозяйства был сплошь болота и трясины. Его пересекала колесная дорога.
Я огородил луг, чтобы моя скотина туда не забредала и не тонула в вязкой почве. А на обоих выходах дороги поставил загородки.
Как-то утром, когда я был на полях, я с удивлением увидел, как перед одной из загородок остановилась похоронная процессия. Я побежал к изгороди.
– Что вам нужно? – спросил я мужчину, правившего погребальной повозкой.
– Проехать, черт возьми! По какому праву ты перегородил дорогу Смерти?
– Несчастный, да если ты въедешь с твоей повозкой на этот луг, ты не выберешься оттуда!
– Да здесь всегда наши умершие ехали на кладбище! И будут здесь ездить и дальше, нравится тебе это или нет!
Момент для спора был неподходящий. Я распорядился поднять барьер, но решил его тотчас поставить на место и сделать надпись, запрещающую отныне проезд через этот опасный луг. Но когда вечером я рассказал все это жене и нашим соседям, все закричали в один голос:
– Ты что вздумал? Закрыть дорогу Смерти! Да у нас в доме не будет ни одной спокойной ночи! Мертвые, которым ты помешаешь проехать по посвященной им дороге, будут являться и вытаскивать нас из постелей, катать нас по земле и устраивать тысячи неприятностей. Не дай тебе Бог совершить подобное святотатство!
Я должен был смириться. Загородки исчезли окончательно. Я заменил их тонкими стенками, которые легко можно было снять и снова поставить.
Вот на этих-то старых дорожках, которые зовут дорогами Смерти, и можно повстречать повозку Анку.
Однажды воскресным вечером я подзадержался в селе. Вернувшись к себе домой, я застал жену и служанку полумертвыми от страха. У них были такие перекошенные лица, что я и сам испугался. Было очевидно, что, пока меня не было, случилось какое-то несчастье. У меня в это время рос отличный жеребенок, и моей первой мыслью было, что он сломал ногу.
Увидев безмолвных, оцепеневших женщин, я воскликнул:
– Да что случилось, в конце концов, говорите же!
Жена наконец раскрыла рот:
– Ты ничего не встретил на дороге? – спросила она прерывающимся голосом.
– Нет, ничего, а что такое?
– Ты не видел старой повозки на дороге Смерти?
– Да нет, ей-богу!
– Мы тоже ее не видели, но, клянусь тебе, мы ее слышали! Лошади храпели, как ветер в бурю… Оси скрипели так, что в ушах резало… В какой-то момент упряжка стала топтаться на месте, словно не могла взобраться на косогор. Ох! Как стучали копыта по земле! Словно молот по наковальне… Шум стоял минут пять или шесть, а потом все сразу умолкло. Служанка Мари и я от ужаса не сводили глаз друг с друга. Не знаю, как мы обе не помешались…
– Да вы и вправду помешанные! Да можно ли так пугаться проезжающей телеги?
– О, это была необычная телега… Прежде всего, по этой дороге рискуют проезжать только погребальные дроги, а в округе никто не умирал.
– Так что ж?
– Можешь пожимать плечами, как хочешь. Говорю тебе, это повозка Анку проехала по нашим землям.
Я не стал слушать жену и вышел взглянуть на хлев.
Вернувшись, я застал в кухне одного из наших ближайших соседей. У него был удрученный вид.
Я уже собирался спросить его, что случилось, как жена мне сказала:
– Надеюсь, ты больше не будешь смеяться надо мной, Рене. Вот Жан-Мари нам только что сообщил, что внезапно скончалась его старшая дочь, и он просит меня посидеть ночь у тела покойницы.
Естественно, я не нашелся что ответить.
Трое молодых людей, три брата Гиссуарн из деревни Энес в Гайаке, возвращались после зимних работ с далекой фермы. Им нужно было какое-то время идти по старой королевской дороге из Генкампа в Карэ. Ночь была сухая и светлая, лунная, но очень ветреная. Наши парни, разгоряченные сидром, распевали во все горло, развлекаясь тем, как их голоса перекрывают ветер.
Вдруг они увидели что-то черное на краю придорожной канавы. Это был старый высохший дубовый кол, вырванный ветром из изгороди. Ивон Гиссуарн, самый младший из трех братьев, очень любивший всякие проказы, сразу придумал розыгрыш.
– Давайте, – предложил он, – положим этот кол поперек дороги, и ручаюсь, если появится какой-нибудь возница, ему придется слезть с телеги и перенести его, чтобы проехать.
И они приволокли дубовый кол, оставив его поперек дороги. И, очень довольные своей шуткой, отправились к себе домой. Чтобы быть поближе к лошадям, за которыми смотрели, они спали прямо в яслях на конюшне. Так как они пришли поздно, да и устали после целого дня работы, им немного понадобилось времени, чтобы заснуть. Но вдруг среди глубокой ночи они разом проснулись оттого, что кто-то с грохотом стучал в ворота конюшни.
– Что такое, кто там? – спрашивали они, вскакивая с постелей.
Стук раздался снова, но никто не ответил.
Тогда старший из Гиссуарнов подбежал к воротам и распахнул их. Но он увидел только светлую ночь и услышал сильный шум ветра. Он попробовал закрыть дверь, но не смог. И даже все вместе, втроем, братья не смогли это сделать.
Тогда ужас охватил их, и они заговорили умоляющим голосом:
– Ради Бога, ответьте! Кто вы, что вам нужно?
Никого не было видно, но раздался глухой голос:
– Кто я, узнаете по себе, если сейчас же не вернете в изгородь кол, которым перегородили дорогу. Вот что мне нужно. Все. Отправляйтесь.
Они побежали, как были, полуодетые, – потом братья признавались, что даже не почувствовали холода, такой ужас ими владел. Прибежав на то место, где лежал кол, они увидели странную повозку, на низких колесах, с четырьмя лошадьми без упряжи, которая стояла в ожидании, когда освободится дорога. Поверьте, они мгновенно оттащили дубовую перекладину на то место, откуда они ее приволокли. И Анку – а это был он – тронул своих лошадей, сказав:
– Из-за того, что вы загородили дорогу, я потерял целый час: этот час каждый из вас будет мне должен. А если бы вы не повиновались сразу моему требованию, вы мне были бы должны столько лет вашей жизни, сколько минут дерево пролежало бы поперек моей дороги.
Никогда нельзя входить в только что построенный дом первым, впереди себя надо туда пустить какое-нибудь домашнее животное – собаку, курицу или кошку.
Когда строят дом, последней кладут ступеньку порога, на которую может присесть Анку, чтобы встретить первого, кто ее переступит. Есть только одно средство, чтобы он ушел: дать ему в качестве платы жизнь любого животного, достаточно даже яйца, лишь бы оно было насиженное. В области Кемперле режут петуха и его кровью орошают фундамент.
Фюлюпик ан Тоэр, кровельщик из Плузеламбра, однажды вечером заканчивал крыть соломой новый дом одного скромного фермера из общины, который собирался поселиться в нем к будущему Дню святого Михаила.
Закончив работу, Фюлюпик спустился с лестницы и снял ее, чтобы положить в доме вместе с другими инструментами, как он делал это обычно, перед тем как отправиться к себе домой. Но, открывая дверь, он с удивлением заметил тень человека, стоявшего в коридоре, отделявшем кухню от комнаты, куда он складывал инструменты.
– Кто там? – спросил он, ощутив холодок на спине, – он твердо знал, что днем ни одного живого существа поблизости не показывалось.
Тень не отвечала и не двигалась. Тогда Фюлюпик повторил:
– Кто там?
В ответ – молчание.
«Клянусь Богом, – сказал себе Фюлюпик, – он явно не хочет со мной говорить. Однако это не вор, здесь нет ничего, кроме крыши и стен, отсюда нечего вынести. Попробую окликнуть его в третий раз. Если он будет так же упорно молчать, тем хуже, я ткну его в живот моей лестницей, может, это ему разом откроет рот».
И Фюлюпик произнес в третий раз:
– Кто там?
На этот раз таинственный мужчина поднял голову, которую до этого он упрямо держал низко опущенной, и глухим, словно из-под земли, голосом произнес:
– Твой хозяин и всем хозяин, раз уж ты так хочешь это знать.
Желание Фюлюпика было более чем удовлетворено. На лице человека на месте глаз и носа была пустота, нижняя челюсть болталась. Кровельщик не спрашивал других объяснений и бросился бежать со всех ног: он узнал Анку.
Старые и молодые, следуйте моему совету.
Предостеречь вас – мое намерение;
Так как кончина приближается с каждым днем,
Что одному, то и другому.
– Кто ты? – говорит Адам. – При виде тебя
мне страшно.
Ужасна твоя худоба;
И на палец толщиной нет плоти на твоих костях!
– Это я, Анку, дружище! Я тот, кто вонзит лезвие
в твое сердце;
Я тот, кто сделает твою кровь ледяной,
Как металл или камень!
– Я богат в этом мире;
Добра у меня неисчислимо;
Если ты меня пощадишь,
Я дам тебе все, что ты захочешь.
– Если бы я хотел слушать людей,
Принять от них плату,
Пусть всего лишь по полденье с каждого,
Я купался бы в богатстве!
Но я не приму даже булавки
И не пощажу никого из христиан,
Ни даже Иисуса, ни Святую Деву,
Я и к ним не знаю пощады.
Некогда «древние праотцы» жили по девять сотен лет.
И все же, как видишь, они мертвы,
Все до последнего – и очень давно!