Единственный способ оказать ему уважение и не вызвать обиды – это выйти на дорогу, преклонить колена и опустить голову, пропуская кортеж.
Никогда нельзя оставлять дом пустым во время похорон, в противном случае умерший, которого, как все полагают, провожают на кладбище, останется его сторожить.
Мясник из Куэнака должен был деньги за теленка фермерам из Клоара. Субботним утром, проезжая неподалеку от фермы, он решил: «Ну-ка, сделаю крюк и улажу свои дела со старой Ларидон». Наик Ларидон – это было имя старой хозяйки фермы, которую она держала вместе со своими двумя сыновьями.
Сказав это, он отправился по дороге на ферму. Войдя во двор, он с удивлением увидел, что никого нет. «В поле они, что ли?» – подумал он. Даже дверь дома была, против обыкновения, закрыта. Он все-таки решился поднять задвижку, дверь отворилась, и мясник вошел в кухню. Здесь было так же тихо и пусто, как и во дворе.
– Эй, – крикнул он, – здесь что, все умерли, что ли?
– И правда, вроде того, – ответил ему надтреснутый голос, в котором он узнал голос старой Ларидон.
В помещении было темно, и мясник спросил:
– Вы где, Наик?
– Да здесь, у очага, мясник.
Он подошел ближе и действительно увидел старуху, выгребавшую золу из очага маленькими железными вилами, которыми в деревнях пользуются, чтобы подбрасывать в огонь хворост.
– О, вот хорошо! – снова заговорил мясник. – У меня дельце до вас. Я принес вам деньги за вашего теленка, пересчитаете? Четыре экю, если мне не изменяет память.
– Да, да, положите там, на стол.
– Как скажете… Здоровья вам, Наик, и до встречи, – я спешу.
– Вот мы с Божьей помощью и повидались, мясник!
Никогда ему не приходилось видеть старуху такой покладистой. Она даже не двинулась с места, чтобы убедиться, что деньги лежат на месте, и это она, которая всегда требовала, чтобы ей дали еще сверх того, что были должны. С этими мыслями мясник вышел на дорогу. И в этот момент он увидел людей в трауре, которые двигались из села по направлению к Клоару. Среди них были оба брата Ларидоны. Мясник остановился, пропуская их, и поздоровался.
– Никак чьи-то похороны сегодня? – спросил он.
– Да, – отвечал печально старший Ларидон.
– Кто-то из ваших близких? Так вот почему ваша матушка с таким озабоченным видом сгребала золу. Ей даже не захотелось пересчитать деньги, которые я принес за теленка.
Братья Ларидоны смотрели на него с изумлением.
– Наша матушка, говорите? Вы разговаривали с нашей матерью?
– Ну да. А что в этом такого особенного? Что вы так на меня смотрите?
– Но мы ее только что похоронили!
Теперь уже мясник вытаращил глаза.
– Да, но я ее видел, ну вот как вас сейчас! – заявил он.
И тогда стоявшая рядом служанка Ларидонов сказала им:
– Я же вам говорила… Нельзя было оставлять дом пустым… теперь покойница не уйдет из него, пока солнце не сядет.
Ларидоны и все, кто был с ними, остались ждать этого часа, чтобы вернуться к себе в дом. Когда они вошли в кухню, умершей там уже не было, но деньги мясника лежали на столе, а вилы для хвороста были положены поперек кучки золы на камне возле очага.
Нельзя находиться на кладбище ночью – случится несчастье. Если уж по какой-то причине придется через него проходить, это можно сделать в крайнем случае, но только в нечетные часы – в девять, в одиннадцать и т. д.
Священное дерево бретонских кладбищ – это тис. Обычно на кладбище есть только одно тисовое дерево. Говорят, его корни растут изо рта каждого похороненного здесь покойника.
Как только покойника похоронят и еще не начнется его первая ночь на кладбище, последний из тех, кто был погребен перед ним, подходит к его могиле и говорит ему: «Поднимайся. Твоя очередь сторожить».
И он должен встать и занять пост перед воротами кладбища до тех пор, пока какой-нибудь новый усопший в приходе его не заменит, поскольку всегда эту работу выполняет последний пришедший.
Таких сторожей на кладбище всегда двое: мужчина сторожит мужчин, женщина – женщин. Всю ночь они находятся друг против друга, по обе стороны кладбищенских ворот.
Мон Оливье из Камлеза, возвращаясь как-то после жатвы из Керэма, увидела, проходя мимо кладбища, мужчину и женщину. Они сидели, прислонясь спиной к столбам ворот, и, казалось, прятались от нее. Она подумала, что это влюбленная парочка, которая назначила здесь свидание, чтобы их никто не увидел. Она решила подшутить над ними и крикнула им: «Ну и странное же местечко вы выбрали, молодые люди!» Но в ответ она услышала голос, от которого бросилась бежать: «Идите своей дорогой, вот переберетесь сюда, тогда и будете соваться в здешние дела!»
Это произошло в окрестностях Морлэ, не помню, как называлось это местечко. Там был кабачок, который держали муж с женой. Была у них молодая служанка, девушка веселая, всегда готовая пошутить и посмеяться.
Как-то вечером пришли в кабачок поужинать двое местных парней. Они пригласили выпить с ними хозяина и хозяйку. Сначала, как водится между знакомыми, они поболтали, а потом предложили сыграть в картишки. Хозяева согласились.
За игрой время бежит быстро. Вдруг парни с удивлением услышали, что пробило одиннадцать часов. А им до дому идти было не менее лье, да еще по плохой дороге.
– Черт возьми! – воскликнул один из них. – Придется нам отправляться в путь в недоброе для христианина время… Что скажешь, Жак?
– Да, Фанш, – ответил другой, – нехорошо топать по тропинкам в такой час, меня это не радует.
– Так в чем дело? – вмешалась хозяйка. – Оставайтесь ночевать!
И тут-то раскричалась служанка. Будет, мол, она еще заниматься приготовлением им постели, вместо того чтобы отправиться в собственную.
– Нет, вы только посмотрите на них! – говорила она насмешливо. – Оба молодые, здоровые, с крепкими кулаками – и боятся идти ночью!.. И это о вас идет слава, что вы самые непобедимые в драках? А теперь я вижу, что это всего лишь слава!
– В драке, – отвечал Жак, – силой меряются с живыми. Их-то я не боюсь.
– А, так это вы мертвых боитесь? Да вы смеетесь надо мной? Успокойтесь. Мертвым хорошо там, где они есть. Они-то к вам цепляться не станут.
– Это не раз случалось, – сказал Фанш.
– Да, да, кумушкины россказни!
– Не говорите так, Катик, – произнесла хозяйка, которой не понравилось неверие служанки. – Вы накличете беду.
– Да уж слава Богу, меня этими глупостями не испугаешь! Я бы через кладбище прошла, как по большой дороге, и в любой час, что ночью, что днем!
Тут оба молодых человека закричали разом:
– Это на словах, а попробуй-ка на деле!
– Да хоть сейчас, коли хотите! – ответила им Катик: ее самолюбие было задето. – Давайте! Кладбище недалеко, только дорогу перейти! Спорим, что я трижды обойду вокруг церкви, с песней и не ускорив шага!
– Несчастная! Вы что, хотите нарваться на Анку?
– Нет, я просто хочу показать этим двум тупицам, что я – всего лишь женщина, а смелости у меня побольше, чем у них.
– Согласны, спорим, – отвечали Жак и Фанш, которым не очень-то понравилось, что их назвали тупицами. – Спорим, и будь что будет.
– Тогда пошли все за мной. Останетесь на ступеньках ограды и будете оттуда смотреть, чтобы все было без обману.
– Я, – заявила хозяйка, – никуда не пойду. Это все против воли Божьей!
Но ее муж пошел вместе с молодыми людьми. Все трое поднялись на ступеньки кладбищенской ограды и остались снаружи. А служанка Катик вошла внутрь и двинулась к церкви по песчаной дорожке между могилами.
Ночь была светлой, всходила луна.
Дойдя до церкви, Катик начала ее обходить, шагая размеренным шагом, как во время крестного хода. Слышался ее голос, чистый и свежий, как вода из источника, она пела красивый церковный гимн: «Слава тебе, Царица Небесная…»
Так она сделала первый круг, потом второй.
Хозяин кабачка сказал парням:
– Ну все, считайте, что она выиграла пари. Пойдем пропустим по стаканчику до ее возвращения.
И они вернулись в харчевню.
Катик тем временем начала третий круг.
Когда она проходила перед порталом церкви, она увидела, что центральная дверь широко открыта. Катик украдкой заглянула внутрь церкви. В нефе стоял катафалк, как это бывает в дни похорон или во время панихиды, а на катафалке был расстелен саван. Вокруг горели свечи в больших серебряных шандалах.
Катик тут же решила: «Это Жак и Фанш с досады вздумали меня напугать: зажгли свечи, бросили простыню на катафалк…»
Она тут же схватила простыню, быстро завершила круг и вернулась в харчевню.
– Вот вам ваша простыня. Я – стреляный воробей!
Хозяин и оба парня переглянулись, им показалось, что Катик помешалась.
– Не делайте удивленного вида, – сказала она им, – это же вы бросили полотно на катафалк и зажгли свечи. Меня на такую удочку не поймаешь.
– Катик, – ответил хозяин, – мы не только не были в церкви, но и на кладбище-то не входили.
– Увидите, это все плохо кончится! – отозвалась со своей постели хозяйка – она уже легла спать. – Ложитесь-ка рядом со мною, Катик, а завтра, послушайтесь меня, пойдите исповедуйтесь.
Хозяин кабачка увел молодых людей в свою комнату; Катик улеглась вместе с хозяйкой.
Ни та ни другая не могла заснуть. Всякий раз, когда Катик натягивала на себя одеяло, невидимые руки раскрывали ее. Она начала раскаиваться в своей проделке. С нетерпением ждала она утра. Как только рассвело, она поднялась и побежала в церковь. Ректор стоял в ризнице, натягивая стихарь к утренней мессе.
– Святой отец, – умоляюще сказала Катик, – исповедуйте меня поскорее.
Священник заставил ее преклонить колени здесь же, в ризнице. Она рассказала ему, не упуская ни малейшей детали, о том, что произошло ночью.
– Какой был час, дочь моя, – спросил он, – когда вы заметили открытую дверь?