Он встал на колени по эту сторону черты и давай скрести землю.
Но только ободрал в кровь ногти о камни – такие же твердые и такие же ничего не стоящие, как и в Нижней Бретани.
– Черт побери, – выругался он, – и стоило шагать ради этого так долго. Хотел бы я знать, вправду ли дьявол богаче Бога. Я только посмотрю, а трогать не буду.
Он перешагнул черту, опустился на колени и снова начал скрести. Здесь земля была мягкой, как песок. И только он запустил туда руки, как сразу вытащил камешек величиной с куриное яйцо – камешек чистого золота, прекрасного золота, сияющего, как пламя. Потом второй камень величиной с точило, потом третий – широкий, как мельничный жернов. Этот Жан-Золото даже не мог приподнять; и уж тем более те, которые он стал откапывать потом, – целые плиты из золота.
– Вот это здорово! – кричал он, расчищая эти сокровища. – И как же я буду богат, если унесу отсюда только десятую часть всего этого!
И тут он вспомнил, что дал себе зарок ничего не брать.
«А! – сказал он себе, охваченный жадностью. – Я только положу этот в карман, а этот за пазуху. Ничего не случится. Дьявол даже не заметит».
Он опустил в карман камешек величиной с яйцо, а за пазуху тот, что был величиной с точило.
Он уже убегал, как перед ним возник, как вы догадываетесь, Полик.
Надо вам сказать, что как раз в этот день сатана объезжал свои владения. Он видел, как пришел Жан-Золото, и следил за всеми его движениями, спрятавшись за кустом.
– Эй, эй! Приятель, – насмешливо окликнул он Жана, – разве так уходят, даже не пожелав доброй ночи тем, кого обворовали.
Жан-Золото готов был провалиться сквозь землю. Но он даже и подумать не мог, чтобы убежать. Сатана крепко держал его за плечо, и его рука была страшно тяжелой и горячей, словно из раскаленного железа. Жан-Золото кричал, пытался вырваться, умолял. Но у дьявола кулак тяжелый, а сердце из брони.
– Без глупостей, следуй за мной!
Сатана свистнул своей лошади, которая ждала рядом, оседлал ее, бросил Жана поперек седла, словно простой куль с углем, и… айда!
Жан-Золото спросил жалобным голосом:
– Что сделаете со мною, господин дьявол?
И дьявол отвечал:
– Тело твое будет зажарено на ужин моим слугам, а кости высушены и отданы в пищу моим лошадям.
У бедного Жана-Золото совсем упало сердце.
Они прибыли в ад.
Перед входом какой-то демон бросился к сатане и сказал ему:
– Хозяин, слугу на конюшне сожрали звери.
– Проклятье! – воскликнул дьявол таким страшным голосом, что в бассейне с кипящей смолой, находившемся неподалеку, как карпы в пруду, начали подпрыгивать осужденные, отчаянно крича.
Но внезапно дьявол утих. Взгляд его остановился на Жане-Золото, которого он только что сбросил на землю, – Жан сидел на корточках и стонал, закрыв лицо руками.
– Вставай, негодяй, – сказал он ему, – подойди ко мне!
Жан-Золото повиновался с угрюмым видом.
– Слушай, тебе повезло. До нового распоряжения твое тело не будет зажарено, а кости высушены. Но не воображай, что я тебя здесь буду держать без дела. Вот в чем будет твоя работа. У меня три лошади в конюшне, включая эту, на которой я ездил сейчас. Будешь ухаживать за ними. Каждое утро будешь их чистить скребницей, мыть, расчесывать им гривы и кормить сушеными костями вместо сена. Старайся, работа должна быть сделана тщательно, иначе ты знаешь, что тебя ждет.
Не очень-то было лестно Жану-Золото стать слугой на конюшне дьявола. Но выбирать не приходилось, и лучше уж было ходить за лошадьми, чем стать их едой.
Первые две недели все шло хорошо. Жан-Золото не щадил своих сил, стараясь угодить своему страшному хозяину.
Но наступил вечер, когда он, растянувшись на своей кровати, в углу конюшни, прежде чем заснуть, долго оплакивал свою участь и тосковал о Бретани. Как он теперь раскаивался в своей жадности!
Однажды ночью, когда он крутился так на своем соломенном ложе, он почувствовал на лице горячее дыхание: это была одна из лошадей, она отвязалась и тянула свою морду к Жану-Золото.
«Что от меня нужно этой несчастной скотине?» – подумал он, это была как раз та верховая лошадь, на которой его привезли в это проклятое место.
Он уже собирался хлестнуть ее кнутом, как она вдруг заговорила:
– Не шуми, чтобы не разбудить других лошадей. Я подошла к тебе в твоих же интересах. Скажи, Жан-Золото, тебе нравится здесь?
– Господи, конечно нет!
– Значит, мы с тобой думаем одинаково. И я хотела бы вернуться в благословенные земли, ведь я тоже христианка, как ты.
– Но как же мы уедем отсюда?
– Это моя забота. Я предупрежу тебя, когда настанет час. А пока давай мне двойную порцию корма каждый день, и не сушеных костей, а сена и овса. Мне надо набраться сил для дальней дороги.
С этой ночи Жан-Золото особенно заботился об этой лошади.
Несколько недель протекли, не принеся ничего нового.
Но однажды утром лошадь сказала Жану-Золото:
– Час настал. Я только что видела сатану, он пошел на прогулку пешком. Седлай же меня хорошенько, садись – и в путь. Возьмешь с собой только ведро для воды, скребок и гребень.
И вот они уже на пути в святые земли.
Лошадь мчалась галопом целый день. Наступил вечер. Лошадь повернула голову и сказала Жану-Золото:
– В эту минуту дьявол вернулся домой. Он уже знает о нашем бегстве. Обернись, ты ничего не замечаешь?
– Нет, – ответил Жан-Золото.
И лошадь продолжила свой бег.
Наступила ночь, но было светло. Лошадь попросила снова:
– Посмотри назад. Ничего не видно?
– Видно, – ответил Жан-Золото, – теперь я вижу дьявола, он быстро приближается.
– Бросай же ведро, – сказала лошадь.
И едва ведро прикоснулось к земле, как из него вырвался поток. Он тут же превратился в реку, а река – в громадное озеро.
Дьявол боится воды. И вместо того чтобы пересечь озеро, он пустился в обход. Наши беглецы выиграли на этом время.
Через час или два лошадь снова спросила:
– Жан-Золото, ты ничего не видишь?
– Да, – отвечал Жан-Золото, – дьявол обошел озеро.
– Теперь бросай гребень, – скомандовала лошадь.
Едва гребень коснулся земли, как каждый ее зубец стал гигантским деревом, и дьявол оказался перед непроходимой чащей. И прежде чем он сумел продраться через нее, Жан-Золото и его лошадь ускакали на большое расстояние.
Через час или два лошадь в третий раз окликнула своего всадника:
– Видишь что-нибудь?
– Вижу дьявола, он выходит из леса, он спешит, он близко.
– Брось скребок.
И едва скребок долетел до земли, как на месте, куда он упал, поднялась высокая гора, в двадцать раз выше, чем Менез-Микел[49]. А в ширину еще больше, чем в высоту. Дьявол решил не обходить ее и стал на нее карабкаться.
Все это время лошадь мчалась как ветер. Уже виднелась святая земля, зеленеющая вдали, с ее полями, лугами, равнинами.
– Жан-Золото, Жан-Золото, – спрашивала, задыхаясь, лошадь, – дьявол все еще гонится за нами?
– Он спускается с горы, – отвечал Жан-Золото.
– Теперь проси Бога, чтобы Он нам помог, больше спасения ждать неоткуда.
Сатана уже мчался по их пятам. Он уже почти настиг их, когда лошадь сделала последний рывок – рывок отчаяния. Ее передние ноги коснулись святой земли ровно в то мгновение, когда дьявол схватил ее за хвост. Но все, что он смог унести к себе, был лишь клок шерсти.
Лошадь, приняв человеческий облик, сказала Жану-Золото:
– Здесь мы расстанемся. Я иду в чистилище, а ты возвращайся в Нижнюю Бретань и больше не греши.
Жан-Золото возвратился в Нижнюю Бретань, счастливый тем, что вывел душу из ада, а еще больше тем, что вышел оттуда сам, и полный решимости сделать все возможное, чтобы туда больше не возвращаться – ни при жизни, ни после смерти.
Если вам угодно меня послушать, я спою вам простую песню, которую сложил молодой крестьянин из города Трегье.
Ее сложил молодой крестьянин, в ночь на праздник Королей – на Богоявление – в ожидании рассвета – скучно ему было лежать в постели.
Он думал о том, что вот подходит праздник и вся молодежь пойдет на пристань плясать.
Все в нарядных одеждах, в дорогих украшениях, – а их отцам и матерям так тяжело живется.
Все в кружевных чепцах, с рукавами, расшитыми бархатом, – а их отцам и матерям приходится добывать свой хлеб.
Отцы-проповедники зря поднимаются на свои кафедры, чтобы отвратить молодежь от танцев.
Танцуйте, танцуйте же, молодые люди, танцуйте здесь, в этом мире!.. В ином мире вы тоже будете танцевать, только не так, как сейчас.
В аду приготовлен зал, прекрасный зал, для танцоров. Он весь утыкан железными шипами, во всю длину.
Они стоят так же тесно, как зубья в гребне, и такие же тоненькие, как усики цветов, а длиной не более кончика мизинца.
Они раскалены страшным огнем гнева Господня… Вы будете плясать на них без башмаков и без чулок…
Я не поведу вас ни в Париж, ни даже в Руан, чтобы показать вам зеркало, в котором вы могли бы увидеть себя без труда.
Я поведу вас не дальше, чем в оссуарий, где покоятся мертвые. Как и им, нам тоже предстоит умереть.
Вот их голые черепа; черепа молодых, черепа старых; здесь они все вместе, глухие и немые, – и днем и ночью.
Они потеряли свои прекрасные украшения, свои розовые лица, свои белые руки… Их души… я не знаю, что с ними стало!.. На этом я умолкаю.
Глава XXIРай
Между землей и раем есть девяносто девять постоялых дворов. В каждом нужно сделать остановку. Если нечем заплатить за постой, приходится возвращаться на дорогу в ад.
Гостиница на полпути называется «Битекле».
Милосердный Господь свой обход совершает здесь раз в неделю, в субботу вечером. Он забирает с собой в рай тех посетителей, кто не слишком пьян.