Позади возвышался маяк Ингрэм. Над островом совсем не было туч. Они все собрались над головой Гленнона. Он покрепче ухватился за края сиденья. Пальцы его словно превратились в железные крючья.
16
Озеро Верхнее тяжело колыхалось. Оно раскрыло пасть с пеной и трепещущими языками, и в эту пасть устремилась лодка Таунсенд.
Гленнон завопил. Крик вырвался сам собой. Ему ещё никогда не было так страшно.
– Держись! – Таунсенд старалась перекричать ветер.
– Держусь! – попытался ответить Гленнон, но получилось только «У-у-усь!».
Лодка соскользнула с одной волны и рухнула под другую.
Озеро навалилось на них со всей силы. Борта лодки отчаянно скрежетали – мальчик даже и не подозревал, что дерево может издавать такие звуки, – когда челюсти волн впивались в них.
Когда лодка взлетела на гребень особенно высокой волны, Гленнон мог бы поклясться, что увидел вспышку света на маяке и силуэт в окне – смотрителя.
Лодка перевалилась через волну, Гленнон опять вскрикнул, потому что внизу снова увидел ту же туманную фигуру. Теперь она светилась ярким, мерцающим светом. Перед глазами Гленнона поплыли разноцветные пятна. В руках у фигуры была верёвка. Она скрутила верёвку в лассо и бросила на Гленнона.
Таунсенд прибавила газу, и лодка вылетела за пределы досягаемости тени. Они снова взлетели на волну, снова рухнули вниз – и фигура с верёвкой снова была там, затягивала петлю на плечах Гленнона.
Гленнон увидел, что петля состоит из дыма. Тонкая и прозрачная, она казалась несуществующей, но затягивалась всё крепче, до боли. Его потащило к тени.
– Держись! – завопила Таунсенд.
Гленнон упёрся ногами в дно лодки, чтобы не дать стащить себя в озеро.
– Ещё чуть-чуть, – донёсся голос Таунсенд.
– Не пойду! – закричал Гленнон. Ему необходимо добраться до маяка. Ему необходимо получить ответы на свои вопросы. Ему необходимо помочь маме! – Не заставишь! Не сейчас!
Таунсенд направила лодку поперёк волн. Они перевалили через вершину – и вдруг озеро прекратило бесноваться.
Внезапное прекращение шторма и исчезновение верёвки на груди ошеломили Гленнона. Он наклонился вперёд и свалился на дно лодки, уже шаркавшей по отмели. Она стукнулась о бетонное основание маяка.
Гленнон чувствовал себя совершенно разбитым. Его одежда промокла насквозь. Он продрог, и его всего трясло. Страх охватил его: он понял, что переохладился во время шторма.
– Хорошо, что вам удалось пробраться, – раздался голос откуда-то сверху.
Гленнон поднял глаза и увидел смотрителя маяка. Он стоял на бетонной площадке, подбоченясь.
– Здравствуйте, мисс Трекслер. Вижу, вы привезли мне гостя, – он кивнул, обратившись к Таунсенд.
Таунсенд не дрожала, как Гленнон, и совсем не промокла. Как это ей удалось?
– Я не зайду сегодня. Только Гленнон прибыл к вам в гости.
– Гленнон – это я, – мальчик выпрямился. Его мутило.
Смотритель, лицо которого затеняла широкополая шляпа, подошёл к металлической лесенке, спускавшейся к воде с края бетонной площадки. Он протянул Гленнону руку. Гленнон хотел схватиться за неё, но его пальцы словно проскользнули насквозь. Он увидел, что его онемевшая рука совершенно мокрая.
– Ах, прошу прощения, – смотритель вытер руку о грубую ткань своих штанов и снова протянул. На сей раз Гленнон схватился за неё, и смотритель втащил его на лесенку.
Маяк был таким же маленьким, каким казался издали. Маленький домик, посередине высокая цилиндрическая башня и бетонная дорожка вокруг. Глубина вокруг составляла чуть больше полуметра, и сквозь прозрачную воду виднелись каменистые отмели.
Гленнон повернулся к смотрителю и понял, что это женщина. От изумления он вскрикнул. Если бы рядом была Ли, она бы ущипнула его. Если бы рядом была мама, она бы сердито на него посмотрела… но ему и так стало неловко. Почему он заранее решил, что смотритель должен быть мужчиной?
– Ты собираешься помереть здесь от холода или внутрь пойдём?
Гленнон оглянулся на Таунсенд, удивляясь, что она не собирается присоединиться к ним. Он просто окоченел. А она нет?
Гленнон последовал за смотрительницей в домик, где она жестом предложила ему сесть у обогревателя в центре комнаты. Она дала ему сухую одежду и шерстяное одеяло и вышла, чтобы он мог переодеться.
Он натянул эту одежду, чувствуя, что провалился куда-то в начало девятнадцатого века: подтяжки, кусачие шерстяные штаны и носки ручной вязки до колен.
Смотрительница вернулась, чтобы развесить вещи мальчика сушиться. От них повалил пар.
– Очень легко умереть от переохлаждения. Нужна тёплая одежда снаружи и что-нибудь тёплое внутрь. И то и другое одинаково важно.
Гленнон накинул на плечи одеяло. Смотрительница подала ему кружку с чаем. Гленнон не очень-то любил чай, но выпил всю кружку. Тепло разлилось у него по животу. Дрожь, сковывавшая мышцы, утихла.
– Мы с мужем приехали из Испании, – сказала смотрительница, – он должен был стать смотрителем маяка в Дулуте, но умер.
– Ох, – сказал Гленнон.
– Люди смертны, – она пожала плечами, – а я вот стала смотрительницей здесь.
– Не знал, что женщины бывают смотрителями, – заметил Гленнон, чувствуя неловкость из-за своего предубеждения.
– Женщины не могут стать кем-то только потому, что кто-то сказал им, что они не могут, – смотрительница наклонилась, заглядывая в глаза Гленнону. – Ты об этом?
– Нет! – Гленнон решительно помотал головой.
– Прекрасно! Ты удивишься, когда узнаешь, сколько женщин были смотрителями маяков, – она выпрямилась. Её лёгкий акцент звучал успокаивающе. – Я смотритель Санч. А ты зачем сюда прибыл? Люди прибывают сюда лишь по двум причинам: они хотят получить ответы или чтобы я зажгла маяк. Какая у тебя причина?
– Я за ответами, – сказал Гленнон.
Смотрительница уставилась на него, и он не сразу понял, что она ждёт его вопрос.
А какие у него вопросы? Он не планировал так далеко… он думал только о том, как сюда попасть. И вот он здесь, а идей никаких…
– Почему вы не включаете свет? – спросил он наобум.
– Свет выгоден для острова, а мне это не нужно.
– Но… маяки предотвращают крушения кораблей.
– Да? – смотрительница вопросительно подняла брови.
– Да! Маяки для того и существуют. Если так нужно, чтобы маяк работал, почему бы не нанять другого смотрителя, который будет включать свет?
Смотрительница Санч улыбнулась. Гленнону показалось, что он видит блестящие клыки.
– Они пытались, но я здесь крепко держусь за место. Я здесь уже очень давно. Не так-то легко, как кажется, убрать человека, приросшего к месту, – она постучала по спинке своего стула. – Ладно. Так какой вопрос ты хотел задать на самом деле?
Гленнон покопался в памяти и понял, что знает очень мало.
– Я встретил тут одного матроса, Эверетта. Мне кажется, что он вампир. – Он решил начать с вопроса, который давно мучил и его, и Ли.
– Я знаю Эверетта, – сказала смотрительница. – Это не настоящий твой вопрос.
– Настоящий!
– Эверетт не вампир, – смотрительница склонила голову набок, что-то прикидывая в уме.
Гленнон крепко сжал кружку и наконец решился задать главный вопрос, на который ему был нужен ответ:
– Как мне помочь маме?
– Я не знакома с твоей мамой. Но я думаю, что это не твоя забота – помогать ей. Ты лишь ребёнок. Это твоя мама должна помогать тебе… – взгляд смотрительницы смягчился.
Гленнон словно услышал шёпот папы: «Не твоя задача спасать людей, Глен. Не развивай у себя комплекс спасителя. Если ты пойдёшь по этой дорожке, ты будешь заниматься неблагодарной работой: станешь учителем или волонтёром».
Но… ему нужно помочь маме, он обязан!
– Вопросы, на которые ты ищешь ответы, не такие конкретные, как твои мысли. Вот такие вопросы должны быть: как нас могут преследовать одновременно прошлое и будущее? Как мёртвый может быть живым? Как долго мы можем обманывать себя, прежде чем правда нас погубит?
Гленнон смутился.
– Вот твои вопросы, – смотрительница наклонилась над ним. Под светом лампы, свисавшей с потолка, её волосы казались шелковистой паутиной, а лицо оставалось в тени. – Гленнон, как долго ты лжёшь сам себе?
– Я не лгу себе!
– Если ты так говоришь, ты лжёшь ещё хуже, чем я думала. – Она отвернулась от Гленнона и принялась копаться в ящиках стола под окном.
Гленнон двинулся к двери. Но, прежде чем вернуться к Таунсенд, взгляд его зацепился за газетные вырезки на окнах. Он разобрал выцветшие слова: «Вестерн резерв» 1892», «Гудзон» 1901», «Баннокберн» 1902», «Лифилд» 1913», «Генри Смит» 1913», «Кэмлупс» 1927», «Эдмунд Фитцджеральд» 1975», «Москит» 4 декабря 1989».
В каждой заметке шла речь о кораблекрушении, пропавшем судне, погибшей команде.
Одно название особенно привлекло его внимание. Судя по газетной заметке, «Москит» утонул 4 декабря 1989 года. Это был корабль береговой охраны, помогавший «Анабет», а 4 декабря было ровно две недели назад.
Гленнон не мог этого понять, а непонимание всегда заставляло его спасаться бегством. Он бежал, если не знал, что делать. Мальчик схватился за дверную руку и громко спросил:
– Что же мне делать?
– Ты узнал правду о том, что преследует тебя, – сказала смотрительница Санч за его спиной.
– Но меня ничего не преследует! – Он повернулся и увидел, что она держит в руке небольшой овальной формы золотистый предмет. В другой руке у неё была сумка с его мокрой одеждой. Смотрительница протянула всё это ему, и он взял, только чтобы она больше к нему не подходила. На золотом овале была маленькая защёлка. Гленнон нажал, она отскочила, он увидел два зеркальца, и в каждом – своё отражение. Мальчик хотел повернуть зеркальца к смотрительнице, но она прикрыла их рукой.
– Зеркала прекрасно умеют показывать суть вещей. – Она закрыла крышку зеркала.
Гленнон крепко сжал вещицу. Мама раньше читала ему сказки братьев Гримм – он знал про волшебное зеркало Снежной королевы.