– В гавани многолюдно. Все работают и готовятся к празднику, – сказал Кит. – Для вас это может быть небезопасно.
– Так вот почему так много народу! – сказал Гленнон. – Все готовятся к завтрашнему празднику.
К тому времени они уже должны будут уехать. А он так и не узнал, что это за праздник.
Ли оглянулась. Людей было огромное количество.
– Что это за праздник? Почему дядя Джоб о нём нам ничего не рассказывал?
– Может быть, он не знает, – заметил Гленнон. – Он никогда его не посещал. Может, он не любит праздники.
– Спросим, когда найдём его, – решила Ли.
Кит почесал лоб, оставив на нём красные следы.
– Вы осмотрели кладбище? Оно большое, прямо посреди города. Вроде бы я видел вашего дядю там недавно.
Они прошли по улице и свернули в тихий переулок. Появилась невысокая каменная стена. За ней было кладбище. В густой траве виднелись надгробные плиты и резные ангелы, а в центре был мавзолей. Издалека Гленнон узнал дядю Джоба, стоявшего перед могилой.
Кого же навещал дядя?
Гленнон обернулся, чтобы поблагодарить Кита, но тот уже уходил. Гленнон успел только помахать ему вслед.
– Что ты делаешь? – спросила Ли.
– Я хотел… – Гленнон уже не видел, куда делся Кит.
– Почему здесь так много могил? – спросила Ли, указывая на многочисленные надгробия. – Если большинство людей, которых мы видели на острове, – призраки, зачем им могилы? Не может же быть, чтобы они все умерли и были похоронены здесь? Многие погибли в водах озера. Зачем здесь могилы?
Гленнон не знал, что на это ответить. Он продолжал идти к дяде.
Когда они подошли, дядя стоял сгорбившись, прижав руки к груди. Он неотрывно смотрел на могилу с небольшой плитой в изголовье. Вид у него был печальный, совсем не такой, к какому они привыкли за месяцы жизни с ним.
На кладбище чувствовалась смерть, но не та, что была концом всего или даже продолжением чего-то. Эта смерть была… Гленнон не мог найти нужного слова. Это было похоже на стоячий лесной пруд в жаркий летний день – густые водоросли и запах гниения. Такой дух парил в воздухе и, казалось, окружал дядю Джоба словно ореол. Его тёмные волосы шевелились, хотя ветра не было.
У Ли подогнулись ноги. Она плюхнулась на траву, и Гленнон увидел, как по щекам её катятся слёзы.
– Ли, что такое?
Она указала на дядю и прошептала:
– Зачем призраку могила?
– Ты думаешь… – Гленон запнулся. Он лишился слов не потому, что испугался или почувствовал себя глупо, а потому, что им овладело отчаяние.
Дядя Джоб тоже призрак?
Он взял себя в руки и подошёл к дяде.
– Мы сегодня видели множество призраков, – сказал он.
По щекам дяди катились слёзы, исчезавшие в густой бороде.
– И ты тоже призрак, – с трудом выговорил Гленнон.
Дядя Джоб пристально посмотрел на него, вытер слёзы и медленно кивнул.
– Тут можно плакать, – заметил Гленнон.
Дядя Джоб опустил руку на плечи Гленнона. Тот придвинулся ближе, стараясь передать ему свою любовь. «Я рядом, что бы там ни было!»
Перед ним на камне было выведено имя дяди и больше ничего. Возможно, у каждого призрака на острове Филиппо был свой камень, и они сами выбирали, что на нём написать.
– Что ты напишешь? – спросил Гленнон спокойно, вспомнив надгробие Кита и надпись на нём.
Дядя Джоб ссутулился.
– Я ещё не решил.
– Кит говорил, что здешние могилы не дают мёртвым успокоения.
– Не дают.
– Он говорил, что на надгробиях много мрачных шуток.
– Это верно, – согласился дядя.
– Ты хороший, – губы Гленнона дрожали, мышцы напряглись. – Тогда напиши что-нибудь хорошее на своей могиле. «Охранял тех, кто в этом нуждался» – что-нибудь в этом роде.
Дядя, всё ещё плача, убрал тяжёлую руку с плеч Гленнона.
– Спасибо, – сказал он, и на камне, словно написанные невидимой рукой, медленно появились слова:
ДЖОБ ДЖОНСОН
1955–1989
ОХРАНЯЛ ТЕХ, КТО В ЭТОМ НУЖДАЛСЯ
22
Сперва Гленнон и Ли поняли, что Эверетт – чудовище. Потом узнали про мисс Лейси. Они видели призраков в порту. А теперь и дядя Джоб. Все на острове Филиппо были призраками. Все, кроме семейства Маккью и Гибралтара. Гленнон был уверен в этом.
Они возвращались к Грейвингу. Ли сидела впереди. Гленнон – посередине заднего сиденья, так что ему была видна дорога. Обычно он сидел сзади, погружённый в размышления, но сегодня ему этого не хотелось. Ему хотелось быть рядом с сестрой и дядей, который, однако, был мертвецом…
– Все здесь призраки, – сказал Гленнон.
Дядя Джоб слегка кивнул. Но разумом Гленнон отказывался в это верить, особенно сейчас, когда дядя вёл машину.
Призраки не могут водить машину!
Гленнон порылся в кармане и достал маленькое зеркальце, заставившее мисс Лейси превратиться в воющий вихрь. Он спросил:
– Можно посмотреть на тебя в зеркало?
Дядя отвёл взгляд от дороги, Гленнону стало не по себе.
– Лучше не надо. Не зря незамерзающие окна на Филиппо есть только на маяках.
– Тебе не нравится твой призрачный облик? – спросила Ли.
– Дело не в этом… – дядя Джоб глубоко вздохнул. – Не знаю, как объяснить…
– В облике призрака тебе плохо? – спросил Гленнон. Он понимал, что такое невозможность объяснить происходящее.
– Нет, – дядя Джоб сжал руль. – Я мёртвый. Я не чувствую боли, как прежде, когда был живым. Это вроде голода. Сильного голода.
– Но ты же ешь, – заметила Ли.
Дядя Джоб улыбнулся, но его глаза оставались печальными.
– Ну да. Те, кто уже давно умер, обычно не едят, как смотритель Орвелл. Они уже не помнят, что им нужна была еда, когда они были живыми. А я ещё не забыл.
– Так что же тогда за голод? – спросил Гленнон.
Улыбка дяди погасла. Он не ответил.
– Ничего не понятно! – неожиданно воскликнула Ли. Она стукнула кулаком по коленкам. – Непонятно! Мы получили от тебя письмо. Ты писал, что на маяке случилась авария, но с тобой всё в порядке. Ты писал, что тебя перевели на остров Филиппо. Ты получил травму, но уже всё хорошо! – она замахала руками на дядю и на весь остров. – Но стать призраком – это совсем не хорошо!
– Я не писал этого письма, – сказал дядя.
Гленнон уставился на дядю, на его лицо, огрубевшее под солнцем и штормами. И не знал, как реагировать.
– Ты… что? – спросил он.
– Я не писал того письма, – ответил дядя.
– А кто же тогда?
Дядя Джоб сжал руль.
– Мне не хочется об этом говорить.
– Это Эверетт? Эверетт написал письмо? – спросил Гленнон.
– Дядя Джоб! – воскликнула Ли. – Ну пожалуйста! Нам надо знать!
– Нет.
– Дядя Джоб!
– Нет! – в голосе дяди появилось что-то нечеловеческое, словно треск костра и крик боли от ожога.
Всё тело Гленнона напряглось. Ли затаила дыхание. Они замерли, глядя на дядю и ожидая вспышки его гнева.
– Об острове нелегко рассказывать, – в голосе дяди ещё слышались треск и скрип, напомнившие Гленнону о том, как ярость мисс Лейси переполняла библиотеку… о том, как папа бросал в своих родных слова, острые, как кинжалы.
Ли отодвинулась к дверце. Гленнон откинулся на сиденье. Мышцы его напряглись. Лёгкие отказывались дышать в полную силу.
Дядя Джоб покачал головой, не сводя глаз с дороги:
– Обо всём этом нелегко говорить. О смерти нелегко говорить, особенно если это не твоя смерть. Простите, но я не буду говорить об этом с вами!
В уме Гленнона теснились вопросы: «Что такое смерть? Что происходит после? Видел ли дядя «свет в конце туннеля»? Тянуло ли его в рай? Почему он оказался на острове Филиппо? Почему здесь все призраки?»
И два самых главных: «Если дядя Джоб не писал письма маме, то кто же это сделал? Если бы они не получили этого письма, поехали бы они на остров Филиппо?»
Гленнон съёжился на заднем сиденье, размышляя над этими вопросами и всё время ожидая вспышки гнева дяди Джоба. Он подумал, что за всё время, что он знал дядю, тот ни разу не проявлял гнева. Но Гленнон всё время этого ждал.
Гнев – такая вещь… Часто нет никаких признаков того, что сейчас будет вспышка. Поэтому Гленнону приходилось всегда быть готовым к этому. Но… он никогда не был готов. Никогда.
Он ждал и ждал, в продолжение всей поездки наблюдая за дядей, за его дыханием, за тоном голоса.
Дядя Джоб был рассержен, очень рассержен. Но его гнев не вырывался наружу и не задевал Гленнона. Это удивило Гленнона – что же такое гнев, если не ледяной тон, не яростные взмахи кулаков и больно ранящие слова?
Что же это за ярость, если она не ранит?
Когда они подъехали к Грейвингу, его свет сиял среди дня. Зажёгся – и сразу погас. Зажёгся – погас. Зажёгся-зажёгся – погас. Предсказуемый, успокаивающий ритм. Почему маяк работает до наступления темноты?
– Должно быть, ожидается ухудшение погоды, – пробормотал дядя Джоб себе под нос, остановившись и вылезая из машины. Он, казалось, мерцал, становился то бледнее, то ярче, чем прежде, словно его обвели светящимся маркером. Он направился мимо дома прямо к маяку.
Гленнон смотрел, как он идёт, напоминая себе, что дядя Джоб – мертвец.
– Надо сказать маме, что он призрак, – сказал Гленнон с заднего сиденья.
– Мама нам не поверит, – Ли уткнулась подбородком в воротник куртки. – Сомнения и отрицание всегда есть в ужастиках. Люди не хотят верить, что с ними может случиться что-то плохое. Но иногда самое страшное в том, что людей заставляют поверить, что всё в порядке и ужасы – только в их воображении. Чудовище старается убедить людей, что оно не чудовище.
– Эверетт никогда особенно не старался убедить нас в этом, – возразил Гленнон. – Мама поверит, если дядя Джоб покажется ей в облике призрака.
– Ты думаешь, он покажется кому-нибудь в виде призрака? Он даже не хочет говорить об этом.
– Мне непонятно кое-что, – Гленнон наклонился вперёд. – Почему мы здесь? Почему мы получили то письмо, если дядя не посылал его?
– Дядя Джоб был так озадачен, когда мы заявились. Может быть, он действительно не знал? – размышляла Ли, постукивая пальцем по коленке.