– К Таунсенд, – ответил Гленнон.
Он понимал теперь, что Таунсенд – не чудовище. Она не пыталась напасть на него, как мисс Лейси. Она не пыталась убить его, как Эверетт. Она не пыталась уговорить его остаться, как Кит.
– Только у неё есть лодка, которой мы можем воспользоваться, чтобы покинуть остров.
Однажды девочка помогла ему, и Гленнон надеялся, что она сделает это снова.
28
– Ты уверен, что нельзя подождать, пока кончится шторм? – Мама осторожно вела машину по грунтовой дороге, и, хотя такая малая скорость заставляла Гленнона беспокоиться, он понимал, что так безопаснее, тем более что ветер всё усиливался.
– Или мы добудем лодку прямо во время шторма, или останемся и остров нас поглотит, – отвечал Гленнон.
Они добрались до Ингрэма быстрее, чем если бы ехали на велосипедах. И хотя кругом бушевал ветер, остров не выкидывал тех штучек на дороге, с какими столкнулся Гленнон, когда приезжал сюда один.
Мама припарковала машину, и они побежали к маяку. Они застучали в дверь, прося, чтобы их впустили. Через несколько секунд, показавшихся Гленнону невыносимо долгими, дверь открылась. На пороге стояла Таунсенд – руками она упиралась в бока, а чёрный капюшон скрывал лицо. Из двери лилось тепло и запах хлеба. Она сказала:
– Весь остров слышал о вашей драке с Эвереттом.
С ужасом Гленнон понял, что она может не впустить их. Она им не поможет. Для неё это тоже очень опасно. Она живёт здесь, так же как дядя Джоб. Если она поможет, как отплатит ей остров? Каковы будут последствия для неё?
– Впусти их, Таунсенд, – раздался голос с кухни.
Таунсенд опустила руки и шагнула назад, давая им войти, хотя смотрела недобро.
– Мы не хотели бороться с Эвереттом, – сказал Гленнон.
– Никто не хочет, – ответил голос. Это был смотритель Дельмонт. Он стоял у кухонной раковины и всматривался в открытое окно. – Никто не хочет бороться с Эвереттом, но многим в конце концов приходится.
– Приходится, но ничего не получается, потому что мы недостаточно сильны, чтобы бороться с островом Филиппо, вливающим жизнь и энергию в Эверетта. Так что мы сидим здесь, печём хлеб и смотрим в окно на корабли и пассажиров, которые могут присоединиться к нам, – заговорил мистер Трекслер, стоя у печки. Но тут он радостно вытащил из духовки булку: – Банановый хлеб!
Таунсенд плюхнулась на стул.
Её папа выложил хлеб на доску на столе. Отрезая ломти, он укладывал их на тарелки с золотыми листьями по краям. Он намазал на кусок хлеба сливочный сыр и подтолкнул его через стол к маме Гленнона.
– Папа! – воскликнула Таунсенд, вся подтянувшись.
– Таунсенд, – он подал тарелку Ли, потом Гленнону, – мы помогаем тем, кто в этом нуждается. Мы защищаем тех, кому требуется защита. Мы кормим тех, кто голоден.
– Мы и себя-то едва можем защитить, куда уж других, – пробормотала Таунсенд.
– Меня вы отлично защищаете, – произнёс третий голос.
Гленон оглянулся и увидел Гибралтара, сидящего на кровати в одной из комнат.
– Ты тоже призрак? – спросил Гленнон.
– Нет. Потому-то остров и пытается убить меня. – Гибралтар сжимал и разжимал кулаки.
– Ты сдался? – спросил Гленнон. – Ты больше не ищешь путей к бегству?
Глаза Гибралтара блеснули, губы скривились в усмешке:
– Ну уж нет! Я вовсе не собираюсь становиться призраком.
Таунсенд со своим стулом почти скрылась под столом. Ещё мрачнее, чем прежде, она сказала:
– Он испортил мою лодку!
– Что? – не понял Гленнон.
– Он испортил мою лодку! – она возмущённо взмахнула руками. – Обклеил битым стеклом, обточенным морем, и алюминиевой фольгой!
– Здесь нет лодок, отгоняющих призраков, так что я сделал такую, – Гибралтар уже не улыбался. – Хотя мне нужен призрак, чтобы управлять лодкой. Мне нужна помощь, чтобы пробиться сквозь шторм.
– Мы уже просили прощения, – заметил смотритель Дельмонт, продолжая вглядываться в окно. – Мы не хотим ввязываться в битву с островом. Приближается, – заметил он, отшатнувшись от окна. – Я вижу огни.
– Эверетт? – спросил Гленнон. У него перехватило дыхание. Мальчик откашлялся, но больше ничего не сказал. Он слишком волновался.
– Хуже, – сказал смотритель Дельмонт. – Корабль.
– Корабль-призрак? – спросила мама.
– Хуже, – смотритель Дельмонт повернулся, и они впервые увидели его лицо.
Мама охнула. Она отшатнулась от смотрителя Дельмонта, задев свою тарелку. Гленнон ещё никогда не видел её такой испуганной и кинулся поддержать её.
Горло смотрителя Дельмонта было перерезано прямо под подбородком, словно у него было два рта. Из раны поднимался белый дымок. Очертания его лица покрыл туман, карие глаза помутились.
– Хуже, – сказал он, – это корабль живых.
29
Смотритель Дельмонт отпер заднюю дверь. Ветер засвистал, пытаясь вырвать у него дверную ручку. Смотритель поднял руку, словно приветствуя корабль.
На тёплой кухне Гленнон позабыл, как холодно на улице. Он забыл и про шторм, и про темноту ночи.
– Они скоро будут здесь. Ещё несколько минут… – сказал смотритель Дельмонт.
– Они собираются причаливать? – спросил Гленнон.
Все повернулись к нему, включая смотрителя Дельмонта, с его дырами вместо глаз.
– Они собираются разбиться. Они налетят на мель. Корабль затонет. Если кто-нибудь выживет и доберётся до острова, он исчезнет, жизнь вытечет из него, когда настанет праздник. Люди умрут, – сказала Таунсенд.
Вдалеке на волнах тёмного озера качались огни, словно костёр на воде.
– А вы будете просто сидеть и ничего не делать? – Гленнон вспомнил, как говорил троим смотрителям на Грейвинге: «И это всё, что вы собираетесь сделать? Они же погибнут», – и ответ смотрителя Орвелла «Корабли терпят крушения», прозвучавший так, как будто это обычное дело.
– А чего ты хочешь от нас? – спросила Таунсенд. – Мы ничего не сможем сделать!
– Могли бы, – возразил Гибралтар, – вы могли бы выйти и спасти их. Вы могли бы направить корабль прочь от мелей!
Таунсенд вышла из-за стола и с трудом повернулась к двери, к кораблю. Чёрный капюшон чуть сполз, показав верёвку, намотанную на голову.
– Такая помощь навредит нам!
– Вы же призраки! – воскликнул Гленнон.
– Это не значит, что моё существование ничего не стоит!
Рассерженный Гленнон натянул капюшон поглубже и застегнул куртку до самого подбородка.
Он вышел наружу и направился на пляж.
Яркий свет лился из маяка Ингрэм. Луч устремлялся по озеру.
– Красивый корабль, правда?
Гленнон поскользнулся на мокром камне, стараясь удержать равновесие, он чуть не подскочил. Это был голос не Ли, не Таунсенд, не мамы, не Гибралтара, не мистера Трекслера, не смотрителя Дельмонта. Это был голос воды, налетающей на берег. И слышался ещё и второй голос: голос призрачного острова Филиппо.
Эверетт стоял рядом, зацепившись большими пальцами за лямки комбинезона, в резиновых шлёпанцах. Больше на нём ничего не было. Ни рубашки, ни шапки, несмотря на холод. Он выглядел почти как человек, но, когда он отвёл взгляд от корабля, Гленнон увидел в его глазах блеск льда.
– Я сегодня побывал на этом корабле. Постоял на носу, как украшение. Узнал имена членов команды.
Гленнон попытался на цыпочках отойти от призрака… и от верёвки, которую Эверетт держал в руке.
– Остров будет очень рад, если обустроит для тебя могилу в воде. – Эверетт помахивал верёвкой. Ветер подхватил её конец, и она становилась всё длиннее. – Или в земле, – можно даже устроить обе!
– Отстань от моего сына, – сказала мама из-за спины Гленнона. На ней был расшитый блёстками жакет длиной почти до колен.
– Мама, отойди! – Гленнон попытался влезть на скалу, чтобы оказаться между Эвереттом и мамой, но соскользнул с мокрой поверхности, ударился коленом о камень и упал.
– И ты получишь свою могилу, – сказал Эверетт маме.
Мама смотрела на Эверетта сверху вниз, на лице её была так хорошо знакомая Гленнону маска спокойствия. Он всегда поражался этому. Казалось, мама ничего не замечает и не чувствует. Однако он знал, что на самом деле это не так. Эту маску она носила, чтобы защитить себя, а сейчас она защищала его.
– Вот как? – заметил Эверетт. – Ты завидуешь сыну? Ты хотела бы иметь собственную могилу? Я уже пытался тебе это устроить.
– Я тебя не боюсь. Видала я чудовищ, – сказала мама, не отвечая на вопрос Эверетта.
– Меня ты ещё не видала, – возразил Эверетт.
– Видала, – мама не вздрогнула, когда вокруг поднялся ветер, кружа вокруг неё и Эверетта.
Гленнон прижался к земле, хотя от мокрых скал куртка спереди тоже промокла. Он пригнул голову от беснующегося ветра.
– Тяжко быть призраком? Трудно быть чудовищем! – Обеими руками мама вцепилась в жилетку. – Ты причиняешь боль другим, потому что тебе самому больно. Боль терпеть тяжело.
Эверетт склонил голову. Его кожа заблестела инеем. В свете маяка лёд в его облике стал принимать форму цветов или снежинок.
– Я уже говорил твоему сыну. Я не пытаюсь причинить вам зло. Я должен обеспечить вам жизнь на острове. Это моя работа, – Эверетт взглянул на верёвку, которую держал в руках.
Гленнон приподнялся. Эверетт сказал то же самое, что говорил дядя Джоб: что же за работу они выбрали?
– Но, убивая нас, ты причиняешь нам боль, – продолжала мама. – Ты не можешь избавиться от своей боли, поэтому вредишь другим. Ты мстишь живым, потому что не можешь отомстить острову. Ты не можешь бежать, поэтому заставляешь других присоединиться к тебе. Несчастному нужна компания.
– У меня нет выбора! – неожиданно завопил Эверетт, оглушив Гленнона. Эверетт разинул рот, его челюсть опустилась, как у змеи, словно этот жуткий мир хотел проглотить их всех целиком.
Мама указала на корабль в отдалении:
– Решай прямо сейчас: мы или они. Конечно, наши жизни не стоят столько же, сколько жизни тех, кто на корабле.
Эверетт задумался, оглядываясь на корабль, который прибивало всё ближе к побережью.