– Этот атлас врёт. – В дверях появилась Ли. Под весом Симуса рюкзак низко болтался у неё на животе.
– Что? – спросил Гленнон, не поднимая глаз: он подписывал конверт.
– Атлас у тебя на полке. Там два десятка карт острова Филиппо, но они все разные. И я насчитала пятьдесят четыре маяка. Но их точно столько нет. И маяки на разных картах разные. Даже Грейвинг есть не на всех.
Подняв глаза, Гленнон увидел чёрную книжечку.
– Это смотрителя Орвелла. Положи на место.
– Ты пишешь письмо папе?
– Ну да, – он лизнул конверт, чтобы заклеить, – хочешь добавить своё письмо?
– Зачем? Он не ответит.
– Отвечает.
– Не очень-то. Ты исписываешь ему много страниц, а он присылает красивые открытки. А это не одно и то же.
– Если папа тебя не любит и ты не хочешь ему писать, это не значит, что я тоже не буду. Мне нравится получать открытки. – Гленнон сжал зубы, уже жалея о своих словах. Никто никогда не говорил, что папа не любит Ли. Все делали вид, что не замечают этого.
Ли сощурилась:
– Ты думаешь, папа тебя любит?
Гленнон молча засунул письмо в карман, зная, что лучше прекратить этот разговор, чем бесполезно препираться с сестрой.
Мама уже села в машину и завела двигатель. Её «Тойота Камри» была старая, ещё бабушкина, с пробегом больше двухсот тысяч миль, но мама не хотела покупать новую машину. Ли села впереди, а Гленнон – на заднем сиденье.
– Что с тобой? – спросила Ли, и Гленнон заметил, что мама прижимает ладонь к животу.
– Изжога. Думаю, сегодняшний завтрак плохо улёгся.
Гленнон услышал, как Ли что-то рассказывает о фильме «Чужой», и перестал прислушиваться к разговору.
Дорога проходила по краю острова, иногда так близко к обрыву, что, казалось, вот-вот уйдёт в воду. Гленнон откинулся на сиденье и разглядывал озеро. Дядя Джоб говорил, что вода очень холодная и скоро совсем замёрзнет. Человек в ней не продержится и часа.
Дорога резко поворачивала и устремлялась к бухте Каукауна, к порту. Большие корабли осторожно обходили друг друга. Когда семья впервые была в городе, Гленнон застал параллельную парковку крупных судов у разгрузочного терминала. Зрелище было впечатляющее.
Непонятно почему, но остров Филиппо и здесь не отпускал мальчика. Гленнон чувствовал его, словно голод или прикосновение льда. Почти то же самое он ощущал, стоя рядом с Эвереттом: что-то не так. Но что – он не мог объяснить.
Может быть, это потому, что здесь собралось слишком много разных кораблей? И деревянные баркасы, и пароходики, и колёсные суда, и шхуны под огромными парусами, похожие на пиратские корабли…
Они медленно въехали на главную улицу. Там, как и в порту, кипела жизнь. Люди ходили прямо по мостовой, словно не знали, что она предназначена для машин, а для пешеходов есть тротуар.
– Мама, почта! – закричал Гленнон, приподнявшись на сиденье, когда они подъезжали к почтовому отделению.
– Дойди пешком. Я встану перед овощным. – Мама направила машину на стоянку.
Ли не пошла с мамой.
– Пойду на пирс, – сказала она и направилась прямо по улице.
Симус выбрался из рюкзака и устроился у неё на плечах, разглядывая дома и людей вокруг. Гленнон обратил внимание на женщину, выходившую из магазина. Её длинное платье было совершенно таким же, как у его сестры на школьном празднике.
Когда Гленнон входил на почту, звякнул дверной колокольчик. Почтовый служащий оторвался от дел и поднял голову. Его тёмно-синяя шляпа совсем не была похожа на бейсболку, в которой ходил почтальон там, дома.
– Одну марку, пожалуйста, – сказал Гленнон, положив письмо на стойку.
– Минутку. – Служащий оторвал марку от листа и прилепил её на конверт. – Два цента, пожалуйста.
Гленнон нахмурился. Его всегда удивляло, что здесь такие дешёвые марки.
– Разве не пятнадцать?
– Почему пятнадцать-то?
– А разве не так? Марки всегда стоят пятнадцать центов. – Он много раз покупал марки в последнее время, и они никогда не были дешевле пятнадцати, особенно для международной почты. Наверное, раньше они и стоили меньше, но не теперь.
Порывшись в карманах, Гленнон достал пять центов, которые дала ему мама. Получив три цента сдачи, он зажал монетки в руке. Колокольчик у двери звякнул, и вошла женщина.
– Скажите, пришли ли мои посылки? – Она улыбнулась Гленнону.
– Конечно, мисс Лейси. Вы заказывали несколько хороших книг? – спросил служащий.
– Я постаралась. Заказала столько книг, что хватит до конца века! – Она засмеялась, и её смех был похож на звон дверного колокольчика.
– Готовитесь к празднику?
– Как обычно!
Гленнон непроизвольно напрягся, услышав это. Пытаясь справиться с собой, он прослушал часть разговора между почтальоном и мисс Лейси.
– Я раньше тебя здесь не видела. – Гленнон понял, что женщина обращается к нему.
– Я здешний, – сказал он не задумываясь, – мой дядя Джоб Джонсон. Он третий…
– …Смотритель маяка Грейвинг. Значит, ты Гленнон. Я слышала, что вы живёте около Грейвинга и скоро собираетесь уезжать. – Выражение лица мисс Лейси изменилось. Она уже не улыбалась. – Я знаю твоего дядю. Он часто приходит ко мне в библиотеку.
– Не знал, что он читает книги, – заметил Гленнон.
– Он много читает. Особенно любит фэнтези.
Гленнон был удивлён.
– Ты спросил бы его как-нибудь. Если тебе понадобится книга, заходи.
Тут появился почтовый служащий с тележкой, нагруженной коробками. Женщина протянула руку, и Гленнон увидел несколько красных шрамов на смуглой коже. Они напомнили ему молнию, сверкнувшую сегодня в небе.
Гленнон поспешил уйти с почты, прежде чем его воображение разыграется и он увидит молнию, как уже видел лицо Эверетта в воде.
– Сходи за сестрой, – окликнула его мама с тротуара. Она загружала покупки в багажник. – Пойдём искать для вас ботинки.
Гленнон не стал возражать, но поднял воротник куртки и уткнулся туда подбородком, словно старался стать невидимым. Ему казалось, что за ним наблюдают, словно кто-то подглядывает за ним через жалюзи на верхних этажах.
Добравшись до порта, Гленнон почувствовал себя словно муравей среди гигантов. Он проскользнул в ворота в железной изгороди. Цепь поперёк ворот преграждала въезд автомобилям.
Засмотревшись на суда, Гленнон уткнулся в грудь человека раза в два больше себя.
– Простите, – Гленнон остановился и одёрнул куртку.
– Это ты! – человек до боли крепко схватил Гленнона за плечи.
Теперь Гленнон его узнал: это был Гибралтар, матрос, который вскарабкался на утёс с Эвереттом и Китом.
Человек нагнулся так низко, что Гленнон мог сосчитать золотистые проблески в его тёмно-карих глазах. Дрожащим голосом он спросил:
– Скажи, пожалуйста, малец, ты уже придумал, как выбраться с этого острова?
8
– А зачем выбираться? – Гленнон постарался освободиться от хватки матроса.
– Ну… разве ты не… но… – матрос стал запинаться, его зрачки расширились.
Гленнон видел такие глаза у Ли, видел такие глаза и у мамы… и у себя тоже, когда всматривался в зеркало.
Матрос вдруг отпустил Гленнона, и тот покачнулся.
– Как ты терпишь всё это? Что этот остров заставляет тебя чувствовать? – Гибралтар схватился за голову. – Надо бежать отсюда!
– Это остров. Отсюда так просто не уедешь на машине. Нужна лодка или что-то такое. – Гленнон сразу же пожалел о своих словах: наверное, этот человек боится плавать. Он же только что чуть не погиб в море…
– Отсюда не ходят корабли, – сказал матрос.
– Их же здесь полно! – Гленнон указал на порт.
– Но они никогда не уходят, – Гибралтар даже не взглянул на корабли, на которые указывал Гленнон.
– Призрачные корабли на призрачном острове. Они не отпустят тебя, – он почти пропел эти слова.
Гленнон не знал, что ответить.
– Почему вы меня спрашиваете, как отсюда выбраться? Я не смотрел расписание паромов.
Гибралтар пригнулся и сказал:
– Придётся плыть!
– Что? Невозможно переплыть озеро Верхнее в декабре. Вы замёрзнете!
– Но это лучше, чем оставаться здесь. – Глаза матроса потемнели, и он добавил, взглянув за спину Гленнона: – Тихо! Потом поговорим!
Потом? Гленнону вовсе не хотелось говорить потом.
Гибралтар резко выпрямился.
Холодок пробежал у Гленнона по коже. В носу пересохло, словно была уже настоящая зима. Он услышал за спиной неторопливые шаги, обернулся и увидел Эверетта, который подошёл уже близко и смотрел на Гибралтара с тем же выражением, с каким Симус смотрел на жука, прежде чем броситься на него. Мужчина казался неправдоподобно высоким и огромным, словно вышел из кривого зеркала, – его фигура казалась длинной и странной.
Гленнон заморгал, пытаясь избавиться от этого видения. Когда он открыл глаза, Эверетт оказался лишь ненамного выше его, и чудовищное наваждение исчезло.
– Вы, стало быть, снова встретились. – Эверетт положил руку на плечо Гибралтара, хотя тот был намного выше Эверетта. По сравнению с Гибралтаром Эверетт выглядел бледным и нездоровым. – Похоже, бедняге пришлось туго после крушения, вид у него неважный.
Гибралтар сгорбился, словно на него давила не рука Эверетта, а мешок тяжёлых камней.
Инстинкт подсказывал Гленнону, что надо спасать Гибралтара. Но, как и с мамой, он не представлял себе, как это сделать и от чего спасать.
– Все мои друзья погибли… – пробормотал Гибралтар.
– Иногда выжить хуже, чем… нет… – Эверетт хлопнул Гибралтара по шее и отпустил. – Как твои дела, Глен?
Гленнон не сразу сообразил, кто такой Глен – его никто так не называл… только папа изредка.
– Уверен, что ты перепугался, когда мы вскарабкались на утёс, – сказал Эверетт. – Надеюсь, ты пришёл в себя быстрее, чем этот бедняга.
– Со мной всё в порядке. – Гленнон потёр лицо, стараясь избавиться от леденящего запаха в ноздрях. Этот запах заполнял мозг и струился в горло.
– Ты нашёл Лину? – раздался голос мамы откуда-то сзади.