Берег здесь довольно резко спускался к воде, но, поскольку Рось тут поворачивала, у обрыва образовался песчаный пляжик, небольшой, но достаточный для его обитательниц.
Вода в ночи казалась черно-седой. Больше десятка нагих водяниц отдыхали на узком бережке или с веселыми криками плескались на мелководье, толкая друг дружку, ловя за светло-зеленые волосы и в шутку опрокидывая на спину.
Перун не сводил с них жадного взгляда. В каждой он видел Ршаву, но водяницы все были похожи как две капли воды, и он не мог распознать ее. А в то же время что-то нашептывало ему, что она может быть здесь. Увидеть ее еще раз, перемолвиться хоть словом, сказать, что не забыл — Перун хотел этого так сильно, что, не сумев совладать с собой, выпрямился во весь рост и шагнул к бережку из кустов.
Но он не сделал и трех шагов, как его заметили. Прекратив игры, водяницы разом обернулись. Полтора десятка юных прекрасных лиц словно вспыхнули у него перед глазами.
— Ршава! — позвал Перун.
Сгоряча ему показалось, что одна из девушек вздрогнула, узнавая его, и он бросился к ним. Но в тот же миг водяницы хором завизжали и опрометью бросились в реку, перегоняя друг дружку.
— Ршава! Ршава! Вернись! — закричал Перун, кидаясь следом.
Водяницы уже скрылись, оставив лишь расходящиеся круги и легкие следы на песке. Не помня себя, Перун бросился за ними в реку. Он был готов гнаться за ними под водой, преследовать каждую, пока хватит жизни — одна из них была ею, его погибшей любовью. Если она забыла Перуна за годы, его жаркие объятья заставят ее вспомнить — водяница, не забоявшаяся встретить зарю подле любимого, может снова стать человеком. И на сей раз он не отпустит ее ни за что!
Сзади затрещали кусты, раздался гневный окрик. Решив, что это Ящер, Перун отмахнулся, на ходу срывая с себя плащ и рубаху, но прежде чем он забежал в воду по колено, преследователь настиг его и остановил резким рывком.
— Назад! — прозвучал срывающийся от ярости молодой голос. — Назад, негодяй!
Это было так неожиданно, что Перун не успел ничего понять. В следующий миг тяжелый удар сбил его с ног, вываляв в песке. Витязь растянулся на земле, а над ним вырос гневно сверкающий глазами коренастый юноша.
— Как ты смеешь! — закричал он ломающимся голосом. — Не сметь мешать моей матери, или я тебя размажу по песку — следа не останется!
Перун снизу вверх взглянул в замутненный взор юноши и почувствовал, как в нем самом закипают гнев и ненависть. Еще никто не сбивал его с ног и не грозился убить безнаказанно. Давняя привычка не давать спуску задирам, тем более таким юным и глупым, взяла верх, и он забыл обмолвку парня.
— Значит, ты уверен, что сможешь со мной совладать? — спросил он, оттягивая время.
— Убью и рода-племени не спрошу! — воинственно заявил парень. — Узнаешь ты у меня…
— Нет уж, ососок, узнать придется тебе! — перебил его Сварожич.
Парень двинулся на лежачего, сжав кулаки, но Перун был опытным бойцом. Горсть мелкого речного песка полетела в лицо нападавшему. Тот на миг дернулся, отводя взгляд — и этого Перуну хватило, чтобы одним прыжком вскочить на ноги.
— Ну, — молвил он, — поглядим, кто кого обучать станет.
Зло оскалившись, парень откинул с лица вьющуюся прядку. Лунный свет упал ему на лицо, и оно показалось Перуну до странности знакомым. Но сообразить, кого так напоминает ему незнакомец, он не успел — тот со сдавленным рычанием бросился на противника.
Перун и не думал уходить от удара — парень врезался в него, как в скалу, и тут же был отброшен назад так, что чуть не упал на песок. Еле выровнявшись, он смерил пришельца взглядом.
— Я убью тебя! — взревел он, мгновенно распаляясь, и вторично устремился на врага.
На сей раз Сварожич не стал дожидаться. Он двинулся чуть вбок — и парень проскочил мимо. Не успев затормозить, он влетел в реку — и в тот же миг тяжелый пинок заставил его рухнуть на четвереньки.
— Охолонись малость. — Перун окунул голову парня в воду и немного подержал так. — Будешь знать, на кого кидаться. Молоко сперва с губ оботри!
Парень только мычал сквозь стиснутые челюсти. Отбросив его в сторону, Перун отправился было назад, но не прошел и трех шагов, как сзади снова послышался крик и свист рассекаемого воздуха. Витязь успел развернуться навстречу, и подобранная парнем коряга пришлась ему по плечу.
Это рассердило Перуна, враз задурманив голову. Коряга с треском сломалась, и, вырвав из рук парня обломки, Сварожич рявкнул:
— Ну, прощайся с жизнью, щенок! — и бросился в бой. К его удивлению, парень сам устремился ему навстречу.
Он был без оружия, в ношеных портах, босой, да и сам Перун оставил меч у седла Ящера, а потому они схватились врукопашную.
Противнику Перуна было не больше двадцати лет, а потому Сварожич удивился его буйной силе. Несмотря на юность и неопытность, парень оказался грозным соперником. Обхватив Сварожича за бока, он словно врос в землю, сопя от натуги. Оставалось лишь дивиться тому, каким станет он, когда чуть заматереет и войдет в полную силу.
Занятые только собой, противники не могли видеть, что спугнутые водяницы не спешили покидать берега. Отплыв на безопасное расстояние, они из воды с волнением наблюдали за схваткой, затаив дыхание. Особенно волновалась одна из них, подплывшая ближе всех к берегу. Она чуть не закричала, когда стало видно, что одолеет старший.
Стиснув зубы, Перун сдавил ребра парня так, что тот вскрикнул. Обоим показалось, что что-то хрустнуло внутри. В следующий миг Сварожич одним рывком оторвал от себя противника и со всей силы бросил о землю.
Ударившись об обломки своей коряги, парень скрипнул зубами, но не успел пошевелиться — победитель набросился на него и прижал к земле, схватив за горло. В другой его руке блеснул нож.
Водяницы разом нырнули, не в силах вынести этого зрелища, и только одна появилась на поверхности снова, кинувшись к берегу.
Придавив парня к земле так, что тот и не думал сопротивляться, Перун приставил к его горлу нож.
— Ты похвалялся, что убьешь меня и рода-племени не спросишь напоследок, — молвил он. — Что теперь скажешь?
Парень дернулся, когда холодное лезвие слегка царапнуло ему шею.
— Зверь, — прохрипел он, — пес поганый… Не смей смотреть на мою мать! Не смей!
Перун уже собрался перерезать вздрагивающее горло, но вдруг что-то остановило его. Парень был молод и в последнюю минуту жизни думал не о себе — о матери.
— Кто ты? — спросил Сварожич. — Откуда? Как зовут? Кто твои родители?
Парень презрительно скривил дрожащие губы.
— Зачем тебе? — прохрипел он наконец. — В горе их утешить? Нашелся жалостливый!
— И все-таки скажи, — настаивал Перун. Сейчас, когда повергнутый противник лежал в песке не в силах пошевелиться, он уже не казался грозным и страшным — просто мальчишка, которого много баловали, но мало учили.
— Мне твоего имени было не надобно, — гордо отозвался парень. — И тебе мое знать ни к чему! А решил убить — убивай! Мне-то что…
Рука Перуна, сжимавшая нож, странно дрожала.
Одно нажатие — и освобожденная кровь зальет убийцу и его жертву… Но именно потому, что на ум приходило это слово «убийца», Перун долго не мог заставить себя покончить с парнем.
Тот щурил странно знакомые глаза в издевательской усмешке.
— А ты старик, — вдруг протянул он, — трусость в тебе старческая…
И в тот же миг рука Перуна перестала дрожать. .
— Я не старик, — возразил он, — но тебе уже поздно раскаиваться в ошибке.
Он коротко взмахнул ножом, но тут рядом раздался плеск воды и отчаянный женский крик:
— Нет! Не смей! Это твой сын!
Бледное тело метнулось к противникам. Мокрые холодные ладони остановили занесенную руку в полете, отводя ее в сторону. Пораженный внезапным вторжением, Перун обернулся.
Подле него на коленях стояла водяница и изо всех сил выворачивала его руку, нацеливая нож себе в грудь. В какой-то миг ей удалось отвести клинок от шеи парня, и она, налегая на лезвие телом, заглянула Перуну в лицо.
— Не смей, — прошептала она. — Не смей его трогать, Индар! Это твой сын!
Оба противника замерли, одинаково пораженные, уставившись на водяницу как на лишившуюся рассудка. Не пытаясь вырвать руку из ее ладоней, Перун медленно выпрямился, не замечая, что коленом сильнее упирается в грудь совсем переставшего дышать парня.
— Индар? — переспросил он, не веря своим ушам. — Ты?..
Глаза водяницы вмиг наполнились слезами, и влага потекла по ее бледным щекам.
— Узнал, — простонала она, пытаясь улыбнуться. — А я-то…
— Ршава!
Отбросив нож, Перун бросился к водянице, ловя ее в объятья.
Та сама устремилась к нему, обхватив руками за шею. Тело ее было холодное, мокрое и скользкое, от него пахло илом и рыбой, но где-то в глубине еле-еле заметно постукивало сердечко, и Перун уловил этот стук. Схватив в ладони лицо любимой, он жадно поцеловал твердые неподатливые губы. В какой-то миг ему удалось их оживить, заставить ответить, но потом водяница вдруг выскользнула у него из рук, словно не имела костей.
— Нельзя, — прошептала она с сожалением, — ты живой, я мертвая.
Взгляд ее скользнул вниз, и Перун вспомнил о парне.
Тот лежал, разметавшись на песке, и лицо его было Велес луны. Прижатый Перуном, он еле дышал. На шее виднелась косая царапина от ножа.
— Это правда? — выдохнул Перун, жадно пожирая глазами запрокинутое лицо.
Ршава бросилась парню на грудь, тормоша и причитая. Захватив в горсть прядь своих волос, она обтерла лицо и шею парня. От знакомых прикосновений он пришел в себя и открыл глаза.
— Мама…
— Сынок! — Водяница за плечи подняла его, приглаживая взлохмаченные волосы и с нежностью лаская. — Все хорошо, сынок! Не бойся!
Поддерживаемый ею, парень сел на песке, поморщился, коснувшись пальцами царапины на шее. Ршава заботливо осматривала его, словно забыв о присутствии Перуна.
Тот, онемев, не сводил глаз с парня. Угар боя прошел, и теперь он с удивлением разглядывал его, понемногу понимая, на кого похож парень. Светлые волосы и глаза достались ему от матери, но черты лица и фигура — их Перун столько раз видел в своем отражении, что терялся в догадках: как он мог не признать юношу раньше?