Не переставая собирать свои вещи, оловянщик мельком взглянул на стоящего рядом ушастого мальчика с черными волосами и зелеными глазами. Потом сделал непристойный жест рукой.
- Убирайся, сопляк! Мне не нужна помощь, да и сомневаюсь, что от тебя будет хоть какой-то прок.
Санчо отошел, униженный. Скудный приютский завтрак в виде каши был уже много часов как переварен. Этим утром ему не везло с клиентами, так что день обещал быть голодным. Монахи не могли прокормить сотню подкидышей, переполнявших монастырь Святого младенца, поэтому старшим приходилось пошевеливаться, если они хотели иметь что-нибудь на обед.
Почти все прибегали для этого к работе носильщиков, для чего ходили по рынкам и площадям с тяжелыми плетеными корзинами и предлагали свои услуги прохожим. Сеньоры и рабыни, посещавшие рынки, давали им мараведи, чтобы мальчики донесли купленную провизию до кухонь их домов. Хорошо, если они покупали фрукты или яйца, тогда носильщик мог положить себе немного в рот, когда клиентка останавливалась поболтать с какой-нибудь соседкой.
Но этим утром Санчо не слишком везло, и в его пустом животе слышалось урчание. Не осталось никакой надежды заполнить его чем-нибудь до окончания занятий. Каждый день работавшие снаружи сироты должны были вернуться в классы монастыря ровно в четыре. Затем три часа занятий до семи вечера, час молитвы Деве Марии и водянистый суп, служивший ужином большую часть вечеров. После этого они отправлялись спать, чтобы суметь занять хорошие места на площадях с первыми лучами рассвета.
Место имело значение. Совсем не одно и то же - находиться на скромной площади Медины или на площади Святого Франциска с богатыми покупателями, менее расположенными самостоятельно носить припасы ради экономии. Чтобы найти хорошее место, необходимо было приходить рано. Другие сироты по очереди передавали друг другу лучшие углы, но к Санчо, попавшему в приют последним, остальные всегда относились с подозрением.
Он осторожно сложил корзину, опасаясь сломать ручки. Она принадлежала приюту, и Санчо нес за нее ответственность. Ремесленник плел такую корзину неделю, поэтому они были очень дорогими. Она была привязана к спине парой веревок.
Занявшись этим ремеслом несколько месяцев назад, он едва мог поднять пустую корзину. За это время его плечи стали шире из-за тяжелой работы, и теперь он едва замечал вес огромной плетеной корзины. Несмотря на голод, он улыбнулся. Прибытие кораблей было великим событием, которого он никогда раньше не видел, и остаток дня обещал стать волнующим. В распоряжении Санчо оставалось несколько часов до возвращения в приют.
Улицы, ведущие к кафедральному собору, были забиты потоками людей, направлявшихся в гавань. Вместо того, чтобы к ним присоединиться, Санчо пошел кратчайшим путем через хитросплетение улочек, лежавших к западу от площади Святого Франциска. Мало кто проходил там в тот момент, поскольку севильцы пытались пересечь стены через ворота Трианы, Ареналь и Угольные. Там, куда направлялся Санчо, не было доступного выхода, но намерение мальчика сильно разнилось от стремлений большинства. Он ускорил шаг, желая добраться поскорее.
- Смотри, куда прешь, будь ты проклят! - крикнула на него старуха, сидевшая на камне и чистящая одеяло от блох. Санчо чуть было не налетел на нее и, пытаясь избежать этого, опрокинул корзину, откуда на землю высыпались яблоки. Старуха начала вопить и перекрестилась от сглаза, пытаясь встать.
- Простите! - сказал Санчо, испуганно обернувшись. Он хотел снова побежать, но вид слабой женщины пробудил в нем сочувствие. Он поспешил собрать яблоки в корзину. Осуждающий взгляд старухи несколько смягчился, когда Санчо остановился, чтобы ей помочь.
- Аккуратней, шельма.
Мальчик улыбнулся и снова побежал между домами до тех пор, пока чуть не врезался в стену, которая в этом месте почти касалась домов. Они стояли так близко, что Санчо мог взобраться почти на самый верх крепостного вала. Одной рукой он оперся о стену дома, а другой о крепостную стену и подтянулся. Тут же поднял босые ноги и тоже упер в стороны, чуть пониже рук, снова и снова.
Через пару минут он уже цеплялся за край зубцов стены, залез в промежуток между двумя из них и с последним усилием, задыхаясь, встал, наконец, на ноги наверху.
Вид сверху открывался великолепный.
Перед ним раскинулся Ареналь, самое знаменитое место торговли в христианском мире. Эта огромная площадь, простиравшаяся между западной стеной Севильи и полноводной Бетис, поражала всех, кто посещал город. Мальчик тоже поддался ее чарам, когда прошлой зимой впервые на нее вступил. Каждый день, от рассвета и до заката, тысячи людей толпились на этом открытом пространстве.
Буквально все товары мира собирались в этом месте, где торговали мехами и зерном, специями и сталью, оружием и боевым снаряжением. В хаосе, понятном только тем, кто годами был в него погружен, кондитеры и кожевники смешивались с ювелирами и сапожниками под сотнями голубых, белых и коричневых навесов. Удары молотков и бурление в котелках сливалось с торопливой торговлей на каталонском, фламандском, арабском и английском, если назвать лишь малую часть языков. Чему можно было очень быстро научиться в Аренале, так это надувать на всех возможных языках.
Именно Ареналь превратил Севилью в столицу мира. Речной порт, защищенный от нападения пиратов благодаря расположению в глубине материка, по официальному пожеланию Филиппа II стал обязательной остановкой для всех торговцев из Индий. К этой пристани никогда не было пришвартовано менее двух сотен кораблей, а в течение ближайших недель ожидалось прибытие почти трехсот. Когда все корабли флота доберутся до места назначения, они образуют гигантский лес из мачт и парусов, которые буквально закроют из поля зрения противоположный берег, Триану.
Санчо взвыл от радости, когда увидел, как из-за южной излучины реки появляется "Изабелла", флагман флота, которому принадлежала честь прибыть в гавань первым. В тот же миг пушечная батарея на Золотой Башне издала оглушительный залп, а затем еще один, и еще, до тех пор, пока корабль не достиг пристани под дружное "ура" зрителей. Дым от пушек и запах пороха заполнили воздух над стеной, где находился Санчо, и наградили мальчика острым жжением в носу; по крайней мере, это скрыло смрад, поднимающийся от трепещущей массы людей, уже битком набившей площадь. Дворяне и простолюдины локтями сражались за место, откуда можно было наблюдать высадку.
Хотя он уже больше года жил в городе, Санчо так и не смог привыкнуть к вони на улицах. Его детство прошло в одиноком домишке, где единственной компанией ему была мать и путешественники, останавливавшиеся на пути из Эсихи в Севилью; в основном погонщики и торговцы, но от случая к случаю заезжали и люди благородного происхождения. Всех их объединяло одно: они воняли. И вонь простолюдинов была более сносной, потому что они не скрывали ее под маслами и духами, как это делали дворяне. Конечно, в их доме было достаточно выйти во двор, чтобы вдохнуть свежий воздух. В городе же с более чем сотней тысяч душ, где лучшим способом избавиться от отбросов считалось выкинуть их в окно, спастись от зловония было негде.
Остаток утра Санчо провел на стене. За каждым новым выгруженным тюком, каждым новым сундуком, поднимаемым на телегу, по толпе бежала волна, передававшая название содержимого. Специи, кампешевое дерево, кораллы, серебряные слитки. Мальчик представлял длинную дорогу, проделанную каждой из этих бочек, и мечтал однажды отправиться в обратный путь, участником этих приключений. Он так погрузился в свои мечтания, что осознал, в какой серьезный переплет попал, лишь услышав, как колокола пробили половину четвертого.
"Брат Лоренсо отдубасит меня, если я не успею на урок вовремя", думал он, снова поспешно спускаясь в промежуток между стеной и домами.
Едва его ноги коснулись земли, он пустился бежать обратно в сторону Ла-Ферии. Однако, не успел он миновать и дюжины улиц, как завяз в толпе зевак, что сгрудились, наблюдая, как по улице тащится вереница тяжело груженных повозок в сопровождении вооруженных стражников. У Санчо от волнения замерло сердце, когда он догадался, что повозки везут золото Индий - скорее всего, на монетный двор.
Проскользнув между ног зевак, он пробился в первый ряд. У него не было времени дожидаться, пока процессия покинет улицу, а потому, выбрав две повозки, зазор между которыми был побольше, он бегом бросился через улицу. Стражники протестующе закричали, но было уже поздно.
Испуганная видом бегущего наперерез мальчика, одна из лошадей встала на дыбы, и повозка накренилась. Санчо в страхе бросился бежать, но поскользнулся и шлепнулся на задницу. Один из ящиков, стоявших на повозке, поехал вниз и рухнул бы прямо на Санчо, если бы тот не успел увернуться. Крышка ящика откинулась, и часть его содержимого рассыпалась по брусчатке. Толпа восторженно взревела, увидев сверкающий поток золотых монет, хлынувший на мостовую.
На какой-то миг ему показалось, что время остановилось. Навсегда впечатались в его память деревянный ящик с выжженной надписью "ВАРГАС" меж двух монет, одной из которых был реал, а другая была ему незнакома, звон монет, рассыпающихся вокруг, и голодный блеск в глазах людей, готовых броситься подбирать раскатившееся золото.
"Сейчас меня затопчут", - подумал он, обреченно закрыв глаза.
- Стоять! - выкрикнул один из стражников, обнажая шпагу. Пронзительный скрежет выходящего из ножен клинка разрушил чары.
Возница спрыгнул с козел и бросился собирать монеты. Рядом с ним, широко расставив ноги, стоял обнаживший шпагу стражник. На его лице с запавшими глазами и острой стриженой бородкой читался вызов всей толпе.
- Вот и всё! - сказал тот, что подбирал монеты. С огромным усилием, при помощи троих молодцов ему наконец удалось втащить на повозку тяжелый ящик. - Теперь можем трогать.
- Пока еще не можем, - ответил другой, с подстриженной бородкой. - Одна монета закатилась туда, я видел, - пояснил он, указывая пальцем на середину улицы.