Она и еще две дамы захлопотали над Кармелой.
— Испугалась пиратов, — шепнула подруге дона Эстрелла.
— Да нет, милочка, — снисходительно отозвалась желтолицая язва, — это все наш Хименес.
— О-о?..
Кармела слабой рукой отстранила дону Бьянку, попыталась соединить у ворота расстегнутое платье.
— Мне уже лучше… Благодарю вас… Помогите мне дойти до кареты, дон Паломас.
— Мы вас никуда не отпустим! — воскликнула пухленькая дона Бьянка. Остальные ее поддержали. Но Кармела уже встала. Тогда губернатор тоже поднялся, предложил ей руку и сам повел к карете. Общество двинулось следом. Лакей открыл дверцу, губернатор усадил Кармелу и велел:
— Проводите ее до дома, дон Паломас.
— Нет-нет, не стоит, — поспешно отозвалась она.
Дверца захлопнулась.
Когда освещенные окна губернаторского дворца и гнутая ограда парка остались позади, девушка крикнула из окна кучеру:
— В порт! Гони!
Карета простучала по булыжнику, потом по щитовой дороге среди длинных, изредка освещенных огоньками портовых складов и вылетела на просмоленные бревна причала. Микеле и длиннорукий Венсан, соскочив с запяток, отвязали чей-то ялик, Серпено помог выйти Кармеле и усадил ее туда. Мужчины прыгнули следом, взялись за весла. Ялик легко заскользил по вспененной, покрытой плавающим мусором воде, ориентируясь по знакомым приметам: мерцающему свету Трока, решетчатому абрису вытянутого в бухту мола и сигнальным огням стоящих на рейде кораблей.
Наконец ялик ткнулся в высокий борт. На судне было тихо и темно, если не считать желтых и зеленых фонарей на топах мачт и красного на корме, осветившего выпуклую надпись: «Сан-Микеле».
— Эй! — заорал Венсан. — Парадный трап для капитана!
Минуты две было тихо, потом на палубе послышалось шлепанье и через фальшборт свесилась недовольная физиономия, присвечивая фонарем.
— Чего тебе? — пробурчала она. — Капитан давно спит…
— Это ваш спит!
— Трап и вахтенного начальника, — Кармела встала во весь рост.
Физиономия выронила фонарь. Через минуту палуба загрохотала. Зажглись фонари, спущен был трап, и подтянутые вахтенные встречали Кармелу, выстроившись у его верхнего края. Вахтенный офицер помог ей ступить на палубу и начал рапорт, когда с юта прибежал полуодетый капитан.
— Офицеров в кают-компанию, команду поднять, судно готовить к отходу.
Не прибавив ни слова больше, Кармела пошла на шканцы. На судне прозвучал сигнал тревоги. Отдав сбежавшимся на палубу матросам необходимые распоряжения, капитан с офицерами спустился в кают-компанию. Кармела дожидалась их, сидя на диване, прижав ко лбу тонкие пальцы. Она коротко объяснила встревоженным офицерам суть дела и встала.
— Через склянку ровно отправишь ко мне Хилареса с письмом, — капитан кивнул. — Дядя заболел и требует моего приезда. Документы подписаны? Хорошо.
Твердым шагом она вернулась к трапу, спустилась в ялик. И через четверть часа уже была дома. Встречавшая ее Тереса и слуги пришли в испуг от вида своей госпожи: лицо бледно, волосы встрепаны, одежда в беспорядке.
— Да что с вами, господи?..
— Ничего… Мне стало дурно… Я лягу.
Пошатываясь, Кармела пересекла прихожую, оперлась на перила лестницы. Тереса поддержала ее.
— Эй, Микеле! Венсан! Отнесите госпожу наверх! Агнесс, воды!
Дом вспыхнул огнями, загудел, как улей. Служанки разбирали постель, бежала наверх с кувшином ледяной воды Агнесс, испуганно перешептывались кухарки и лакеи. Послано было за лекарем.
— Ничего не надо, Тесса, — отказывалась Кармела слабым голосом, пока управительница с помощью горничных раздевала ее и расшнуровывала корсет. — Просто затянули слишком туго. Я посплю, и все пройдет.
— Письмо госпоже! — ворвавшись в спальню, громогласно доложил рыжий Венсан.
— Поди прочь! Разбойник! — страшным шепотом отвечала Тереса, делая поспешные знаки, чтобы он убирался. Но тут, отодвинув Венсана, вошел в спальню бледный высокий юноша в темном плаще.
— Хиларес! — воскликнула Кармела, пытаясь привстать. — Что дядя?
Юноша молча протянул ей письмо. Тереса послала ему испепеляющий взгляд. Кармела меж тем сломала печати, пробежала глазами текст; еще больше бледнея, скомкала письмо в пальцах.
— Готовьте дорожное платье, Тесса, — сказала она бесцветным голосом. — Мой дядя тяжело болен. Он требует меня в Йокасл.
— И не подумаю, — отвечала Тереса сердито. — Если так уж нужно, отправитесь утром.
— Судно ждет, — вмешался Хиларес.
Тереса гневно взмахнула руками:
— Ослеп что ли, ирод?! Никуда я вас не отпущу, госпожа, — уперлась она. — Вам лежать надо…
— Тогда я сама, — Кармела встала, оттолкнула Тересу, пошла в гардеробную.
— Ох, деточка! — вскричала служанка, заламывая руки. — Вы себя погубите! Ну хорошо, ладно, пусть по-вашему. Но я еду с вами.
— Нет, — сказала Кармела непреклонно. И уже мягче добавила: — Вы останетесь здесь, Тереса. Присмотрите за домом. Деньги и доверенность в нижнем ящике бюро, ключ в шкатулке.
Тереса больше не сопротивлялась. Руководила слугами, пакующими вещи, помогала Кармеле одеваться, дала Микеле, едущему с хозяйкой, целую кучу наставлений и лекарств. От горничной Кармела отказалась наотрез, Хиларес успокоил Тересу, что вместе с посланием мессир Пацци прислал и почтенную женщину — специально для того, чтобы та сопровождала дону Торрес.
— Женщину! Разве она так присмотрит за вами моя госпожа, как старая Тереса! — фыркнула управительница и больше не отозвалась ни словом. Наконец поспешные сборы закончились, и прибывший как раз в эту минуту лекарь мог только поприсутствовать при отъезде владетельной госпожи из дому. А то как знать, не узнал ли бы он в ней девочку, которую ему так неудачно довелось лечить однажды на незнакомом корабле.
Очищение
Их венчали в соборе святой Катарины. Дону Мадлон, сестру толстяка-губернатора Иты, и Рауля. С любовью смотрели на невесту его синие глаза. А сзади, в свадебной толпе, стояла Кармела. Год назад она покинула Иту — спасать «Грозный». Вчера — вернулась. И поняла, что опоздала.
«Вы, конечно, не откажете мне, дона Торрес. Ведь, мне кажется, это вы принесли мне счастье». Она пришла разделить с Раулем час его торжества и теперь стояла за невестой с венчальной свечой в руках. Белый праздничный воск сквозь шелк перчаток обжигал пальцы, но несчастной было мало этого. Когда боль и зависть к невесте сделались нестерпимы, Кармела стала проталкиваться сквозь запрудивших храм людей, наступая на чьи-то ноги, не слыша удивленных восклицаний. Ее пропускали, отшатываясь, как от прокаженной. В боковом приделе было пусто. Вокруг раки какого-то святого, укрытой парчой, стояли цветы и в высоких медных поставцах горели свечи. Они показались похожими на бутоны огненных лилий, связанных в снопы рукой опытной садовницы. За спиной Кармелы продолжалось таинство. Когда же священник возгласил последнее: «Амен!», она сунула руки в огонь.
Потом она шла, почти бежала по палубе «Грозного», задыхаясь, прижимая к груди ладони, обмотанные шарфом — чтобы не заметили ожогов. Смотрела прямо перед собой сухими до рези глазами. Скулы свело от напряжения, но и этой боли она не замечала. Как не видела того, что белое платье покрылось грязными разводами, болтаются оторванные оборки из кисейных роз и волочится по настилу разодранный подол. Со всех сторон сбегались матросы, но Кармела ничего не отвечала на их возбужденные восклицания. Лишь столкновение с Висенте принудило ее остановиться. Она со всхлипом втянула воздух.
— Что такое? — спросил он с тревогой.
— Командуй к отплытию, — велела Кармела отрывисто и отшатнулась, когда старший помощник попытался взять ее за руки, размотать шарф. — Ничего страшного, обожгла, — бросила неохотно. Висенте глянул пристальней.
— Если можно, побыстрее, — крикнула девушка раздраженно.
— Если и в самом деле ничего страшного, — сказал он неторопливо, — пойдем потолкуем в твоей каюте.
Обнимая Кармелу за плечи, Висенте силой увлек ее за собой, бросив на ходу матросам: «К делу!» В каюте она вырвалась из-под его руки, прижалась к переборке, но помощник не отступился, силой усадил ее на диван.
— Отпусти меня! — крикнула Кармела. Он, не слушая, сорвал шарф с ее рук. Кармела закричала. Висенте, стальной рукой сжимая ее запястья, велел прибежавшему за ними Серпено:
— Ром! Бинты! Быстро!.. Лей в кружку! Еще!
У юного Серпено тряслись руки, часть рома пролилась на ковер.
— Напои ее, ну!
Видя, что марсовый не решается, Висенте сам схватил кружку, оттянул назад голову Кармелы и влил содержимое в ее полуоткрытый рот. Кармела задохнулась, закашлялась, слезы брызнули из глаз. Не давая опомниться, старший помощник стал поливать ромом ее обожженные руки, смывая клочья перчаток вместе с кожей. Кармела кричала от боли, но вырваться не могла — ее крепко держал наконец пришедший в себя Серпено.
— Ну, все, — сказал Висенте с грубоватой лаской, достал из угла сундука бутыль с желтой мазью, и, плеснув на ладонь, стал втирать в ожоги. Боль и вправду утихла. Потом на раны легли сухие прохладные бинты.
— Плато-ок… — сказала Кармела.
Серпено достал платок, сам неумело, но старательно вытер ей лицо.
— Поди разбери постель, — буркнул Висенте, затягивая бархатную ленту на растрепавшихся волосах. — Ляжешь спать, капитан. Потом поговорим.
Кармела беспомощно оглядела себя, поняла, что без посторонней помощи не разденется. Висенте перехватил ее взгляд, усмехнулся, взялся за застежки. Потом решил, что все равно не совладает с узкими рукавами, и достал нож. Ткань поддавалась со скрипом, точно не хотела выпускать. И все же распалась, будто старая змеиная кожа, оставляя Кармелу нагой и легкой, очищая от прошлого, от горечи, от бед, от всего. Она бы могла взлететь. Если бы не руки, болью придавившие к земле.
Небо рая
«… и никогда мы не умрем, пока
качается светило над снастями».