щина, что была твоей матерью, родила дочь, а не сына? Этот сопляк еще не вырос, а от тебя толку, как с козла молока. Хозяйством заниматься надо, а не про женихов думать. Но раз ты не особо сильно устаешь, то я тебе работу найду: будешь за хворостом ходить, там и погуляешь. Вот я — моя задача деньгу в дом нести, твоя — хозяйство вести, следить, чтобы я и твой брат всегда были сыты, а дом блестел чистотой. А женихи… Я вон после смерти твоей матери один и ничего, — и он злобно посмотрел на сына.
— А я не хочу одна! Ты старый уже, а я еще нет. Мне любви хочется! Ты всех женихов отпугиваешь, со мной даже здороваться бояться. Кто сыну мельника грозился ноги оторвать, если он ко мне приблизится? Кто обещал сыну мясника глаза выколоть, если он будет пялиться на меня. Я так тебе внука никогда не рожу.
— Эвон куда тебя занесло! — воскликнул бородач и поднялся из-за стола, нависнув над дочерью как скала. — Тебя обрюхатят, а хозяйство я тащи? А брата твоего кто растить будет, чтоб его? — и он указал на мальчика, что слушал перебранку, хлопая ресницами. — Я? Ты думаешь легко мне деньгу зарабатывать? У меня меха уже худые, наковальня кривая. В городе кузнецы знаешь какие? То-то! Куда мне против них… А еще налог платить. Кормов скотине наготовить на зиму надо? На все деньги нужны, а где их взять? С голодухи бы не подохнуть, а у нее на уме женихи. Увижу кого подле тебя — обоим достанется. Ясно? Вот сдохну — делай, что хочешь, а пока я в семье хозяин, и вы будете делать то, что я велю. Собирайся за хворостом и этого сопляка прихвати, нечего портки протирать.
Разозленный здоровяк ударил кулаком по стене с такой силой, что весь дом задрожал. Мальчонка зажмурился и еще сильнее обнял колени. Его сестрица тяжело вздохнула и бросила на стол полотенце, что мяла в руках.
Девушка брела по лесу, кутаясь в вязаную кофту, что досталась ей от матери. Та умерла во время родов сынишки, и теперь отец винил его в этом и не упускал возможности сорвать на нем свою злость: то накричит, то подзатыльник отвесит. И не всегда за дело. Мальчик заливался слезами, забивался в угол и плакал. Он никогда не жаловался. А кому? Сестре? Так у той самой глаза на мокром месте. Правда, она всегда жалела брата, успокаивала, как могла, но слова против отцу не говорила. Что на нее нашло сегодня вечером, и сама не могла взять в толк. Сходить за хворостом — пустяковое дело, еще легко отделалась. Будучи еще маленькой девочкой, получала хворостиной, да так, что все тело было покрыто кровавыми подтеками, которые месяцами не сходили.
Девица вздохнула и поторопила братца, на котором мешком висела старая залатанная отцовская безрукавка, подпоясанная пеньковой веревкой.
— Рон, шевели ногами. Чуть-чуть осталось идти. На той неделе сухая сосна неподалеку завалилась, там, на старой дороге, так ее лесорубы раскряжевали и все чурбаны увезли в город, а вот веток много с нее осталось. Наберем побольше, чтобы не ходить два раза. Ты же мне поможешь? — Она потрепала темные вихры юнца, а тот вместо ответа только кивнул.
Луна лениво плыла по небу, путаясь среди ветвей вековых дубов. Ночное светило то пряталось, то выглядывало из-за облаков, заставляя тени деревьев причудливо изгибаться и плясать на дороге. Все это очень пугало Рона. Он накрепко вцепился в подол сестринского платья и глазел по сторонам. То тут, то там раздавались крики невидимых птиц: то пересмешник зальется, то филин угукнет. Стоило сухой веточке хрустнуть под ногами девушки, мальчик громко ойкал и прижимался к ней, мешая идти. Девушка улыбалась, но успокаивать братца не спешила, а наоборот, подтрунивала над его страхами.
— Только бы волки не напали. На медведя бы не наткнуться. Еще лось может своими рогами забодать. Насмерть, — мальчик отпустил юбку и вцепился в руку сестры. — Но хуже всего, если нетопыри унесут в свою пещеру и кровь сосать начнут. Будешь висеть в паутине под потолком, одни кожа да кости останутся.
— Ну хватит! — взмолился малец, а девушка в голос засмеялась.
— Не бойся, трусишка, шучу я. И костей не останется.
Под скрип деревьев брат с сестрой набрели на огромную кучу соснового сушняка. Девушка разложила на дороги конские вожжи, которые несла в торбе, и принялась на них укладывать ветки. Мальчик сделал то же с небольшим кожаным ремешком. Работа заняла совсем мало времени. Девушка завязала вожжи узлами и взвалила вязанку на спину.
— Тебе не тяжело? — спросил мальчик.
Его вязанка была много меньше, из тонких веточек, что годились только огонь развести. У сестры же ветки все как на подбор толщиной с руку, веса такого, что кожаные ремни больно врезались в кожу.
— Ничего, терпимо, — поморщилась девушка. — Сам не надорвись. Иди вперед, а я следом.
И они поплелись обратно. Рон пыхтел как кузнечные меха, поэтому не обращал внимания ни на завывания ветра, ни на крики птиц, ни на зловещие шорохи. Он и думать забыл об опасностях, а мечтал о том, что, придя домой, похвалится перед отцом своей вязанкой, а тот, в свою очередь, похвалит его. Впервые. Мальчик очень на это надеялся.
Когда сквозь деревья стали проглядываться огни дома, что стоял особняком на опушке леса, мальчик сбросил вязанку на дорогу и решил перевести дух. То же самое сделала и его сестра.
— Устал?
— Немножко, — малец шмыгнул носом и утер взмокший лоб рукавом рубахи. — Как ты думаешь, отец меня похвалит? Я ведь теперь помощник, правда?
— Правда, — с горькой улыбкой сказала девушка.
Она подошла к брату, села на корточки и прижалась к нему, тяжело вздохнув.
«Скорее рак на горе свистнет, чем отец доброе слово скажет».
Вдруг, по лесу разлетелся громкий хруст, заставивший брата с сестрой вздрогнуть.
— Что это? — испугался мальчик.
— Не знаю, но ты не бойся, я тебя в обиду не дам. Спрячься за мной.
Рон вцепился в сестру и стал озираться. Шорохи приближались неумолимо и заставляли трястись парнишку от страха с каждым мгновением все сильней. Вдруг мальчик увидел, как между деревьями мелькнул чей-то силуэт. Он потряс сестру за рукав.
— Ты видела?! Там кто-то есть! Это шатун или упырь! Бежим домой!
И тут из леса раздалось шипение, сменившееся хрипом.
Рон от страха перестал дышать, впрочем, как и его сестра. И тут тень, таившаяся в зарослях орешника, выскочила на дорогу.
— Здравствуй, Эльза, — «шатуном» оказался темноволосый молодой человек в кожаной куртке и в коричневых штанах, заправленных в сапоги.
— Клэй, чтоб тебя черти задрали! — всплеснула руками девица. — Мы чуть со страха не умерли! Не смей так больше делать, понял?!
Эльза схватилась рукой за грудь и театрально закатила глаза. Ее братец не спешил выходить, а сторонился за спиной сестры, хлопая ресницами.
— И кто это у нас такой храбрец? — поинтересовался парень. — Покажись. Не трусь, я не кусаюсь.
Он улыбнулся и помнил юнца пальцем. Тот прищурился, но подол платья не отпустил.
— Надо больно бояться!
Клэй засмеялся, но на него тут же цыкнула Эльза.
— Тихо ты, полорешный! Отец услышит — нам не сдобровать!
Парень прикусил губу и перешел на шепот.
— Виноват, исправлюсь, — Клэй тут же оказался возле девушки и поцеловал ее в щеку. Та от неожиданности потеряла дар речи и залилась краской, что стало заметно, несмотря на ночную мглу.
Рон захихикал.
— Жених и невеста! Тили-тили тесто! Отец узнает — все косы тебе оборвет.
Эльза прищурилась.
— Ты же ему не расскажешь, правда?
Мальчик помотал головой и запер рот на воображаемый ключик, который якобы выкинул в чащу. После, как ни в чем не бывало, стал разглядывать сквозь ветви деревьев звездное небо, шагая по дороге туда-сюда, оставив влюбленную парочку ворковать возле зарослей орешника.
Клэй приобнял Эльзу.
— Мы так и будем встречаться тайком, раз в год? Он по-прежнему тебе не разрешает гулять? Давай я с ним поговорю.
Девушка нахмурилась.
— С головой не дружишь? Враз тебе ноги вырвет, как обещал, — Она тяжело вздохнула и опустила голову на плечо любимого. — Как мне все надоело. Следит за мной, как дракон за золотом.
Клэй провел ладонью по волосам Эльзы.
— И когда мы увидимся снова?
— Не знаю. Может, завтра, может, через день, когда в город пойду. Тогда и загляну в лавку твоего отца.
Юноша обнял возлюбленную.
— Когда-нибудь мы поженимся, и у нас появится целая ватага ребятишек.
Эльза посторонилась.
— Эй, ухарь, руки не распускай. Ишь, какой прыткий! Ладно, нам пора, а то отец заподозрит неладное, тогда мы вовсе не увидимся. Засадит в подпол…
— Давай я хотя бы хворост помогу донести!
Девушка топнула ногой.
— Не надо, мы сами, тут осталось-то… Раньше надо было. Все, уходи.
Клэй помог Эльзе и Рону взвалить вязанки на спину, чмокнул на прощание девушку в нос, пригрозив пальцем ее братцу. Попрощавшись, парень не шагнул в чащу, чтобы ненароком не попасться на глаза злобному папаше, а стал красться следом, держась в тени деревьев.
Брат с сестрой вышли из-под сени деревьев и ступили на поляну перед домом. В единственном окне дома мерцал огонек лампы, а из трубы вился сизый дымок. Слева от дома темнела ветхая кузница, где работал их отец, справа полусгнивший сарай, где ютилась коза, несколько поросят и десяток курей. А на горизонте виднелись огни сторожевых башен Фрилфаста, города, в который так рвалось сердце девушки.
— Не отставай, — сказала Эльза Рону, не оборачиваясь, и в то же мгновенье по лесу пронесся волчий вой.
— Вовремя мы, — шмыгнул носом мальчик. — Мне иногда кажется, что отец хочет, чтобы нас сожрали чудовища, живущие в чащи.
— Не хорошо так говорить, — бросила через плечо девушка, подходя к крыльцу. — Он о нас заботится, и мы должны быть благодарны ему за это.
Дверь скрипнула, и на пороге появился глава семейства. Он хмурил брови, теребя бороду.
— Какого лешего вы так долго?! — вновь по округе разлетелся волчий вой. — Этого еще не хватало! Волки — это плохо. Очень плохо. Живо в дом.