Изобретатель отпихнул писаря в сторону и прошел к окну. Прежде, чем задернуть поеденные молью и мышами занавеси, он покопался на заваленном барахлом подоконнике минуту-другую, но ничего интересного не нашел. Спустя мгновение комнату окутал полумрак, разрезаемый лучами света, проникающими через дырки в шторах.
— Значит, так, уно моменто! — Даниэль вернулся к столу и принялся наматывать узкие полоски бумаги с рисунками на одно из маленьких колес своего жестяного чудовища, сей процесс занял порядка пяти минут, Прохор засекал. — Молча смотрим и восхищаемся!
Он закрепил конец бумажной ленты на втором колесе, зажег лампу и стал крутить вороток. Колеса со скрипом завертелись.
— Ну и?! — хмыкнул писарь.
— На стену смотри, чудо в перьях! — крикнул мастер, махнув рукой.
Фрэд и Прохор устремили свои взгляды туда, куда указал изобретатель.
На стене, завешенной белым полотном, шевелились причудливые фигурки. Они очень походили на крохотных человечков и размахивали руками, прыгали, приседали и ходили вперед-назад.
— О… е… а…! — выдохнул Фред.
— О… е… а…! — подтвердил Прохор, когда мастер закончил представление и отдернул занавеси, наполнив комнату дневным светом. — Что это такое?
— Понравилось?
— Ты еще спрашиваешь?! — в один голос ответили писарь и король.
— Я знал, — Даниель гордо прошествовал к столу, сел на стул и заложил ногу на ногу.
Наступила минутная тишина. Друзья изобретателя пытались осмыслить увиденное и прийти в себя. Такое впечатление произвели на них живые картинки! Прохор ходил вокруг стола, разглядывая чудо-агрегат, а за ним по пятам следовал Фрэд, который то и дело разводил руками и с умным видом кивал.
— И как это работает? — спросил он.
Даниэль встал.
— Не буду углубляться во все тонкости. Вот в этой коробке имеется линза, как в очках, только много больше. Именно она увеличивает мои рисунки, если их можно так назвать. Это только на первый взгляд они все одинаковые, а на самом деле каждый отличается от следующего на самую малость. Вот, а если их передвигать быстро-быстро, то они оживают. Ну а лампа, чтобы все видно было. Как-то так, — мастер почесал затылок.
— Тебя точно сожгли бы на костре, как колдуна! — подытожил писарь. — Тебе несказанно повезло. Ты мне вот что скажи: зачем эта штука нужна? Думаешь, кому-то это будет интересно?
— Ну ты же вон даже рот открыл от удивления, значит и другим понравится.
Писарь не успокаивался.
— Да с ума сойдешь рисовать. Вон ты сколько накропал, а делов на минуту. То ли дело театр — все просто, оделся, слова выучил, и готово, а тут… — Он махнул рукой. — У твоего изобретения нет будущего.
— Да иди ты кобыле под хвост! — послал Фреда Даниэль и обратился к Прохору, который, заложив ладони за ремень, наблюдал за спором. — Ну хоть ты ему скажи!
Король кашлянул.
— Время покажет. Мы к тебе чего пришли. Собирайся в путь. Ждет тебя, касатик, дорога дальняя, харчи казенные.
— Теперь-то куда?! — округлил глаза мастер.
— К Северным горам, — Прохор еще раз оглядел изобретение.
— Опять, что-ли упыри-вампиры чудят? — припомнил Даниэль историю, что случилась в Горянке, и запустил пятерню в копну белых волос. — Надо было всю эту бывшую знать сжечь, и дело к стороне.
Государь отмахнулся.
— То дело прошлое. Нынче новая напасть. На пару дней делов, мухой обернемся, одна нога здесь, другая там. Даже заскучать не успеешь.
Мастер вздохнул.
— Было бы по кому… — Он подошел к окну и уставился в никуда. К нему подошел Прохор и приобнял по-отечески.
— А как же торговка цветами, что живет у восточного хода? Неужто ты думал, что никто не знает? Мы уж в замке пари держим, что вы свадьбу сыграете в этом году. Не разочаруйте меня. Я на вас двадцать золотых поставил.
Тут голос подал писарь.
— Это все, конечно, хорошо, но долго вы еще, простите, телиться будете? Уже вернулись бы давно, — Даниэль и Прохор с укором посмотрели на служителя пера, а тот пожал плечами. — Долго вы еще лясы точить будете? Как говорится: сделал дело — гуляй смело. Давайте слетаем по-быстрому во Фрилфаст, заборим тамошнюю нечисть, и тогда женитесь, сколько вам влезет. Нет. Вы, конечно, можете и дальше трепаться, но тогда я пошел в замок. Если вам делать нечего, то у меня там работы непочатый край.
Прохор охнул и поклонился, метя пятерней половицы.
— Извиняйте, ваше занудство. Вы уж не гневитесь, что отвлекли вас от забот праведных…
— Прощаю, — махнул дланью писарь, смутившись и понимая, что зашел в своих причитаниях слишком далеко.
Даниэль так глянул на Фрэда, будто хотел того испепелить. Он сорвал фартук и выпрыгнул через открытое окно во двор. За ним последовал Прохор, а уж потом и летописец. Троица, обойдя жилище мастера кругом, вновь оказалась перед входом. Хозяин дома упер руки в бока и вздохнул.
— Надо бы мне забор покрасить, крышу покрыть, колодец почистить и деньгу на свадьбу накопить, — Он искоса посмотрел на венценосного друга, но тот и ухом не повел. — Я говорю, денег надо. Или мы с тобой за спасибо полетим?
Прохор сначала не понял, что последняя фраза предназначалась ему, и сообразил только после того, как Фрэд стукнул его локтем в бок.
— А, вот ты к чему… Само собой, суточные, премиальные и все такое.
— Когда отправляемся?
Фрэд покачал головой.
— Ты глаза-то протри. Вон наши тюки на крыльце стоят. Мы уже собрались давно, только тебя, окаянного, ждем.
Даниэль нахмурил брови.
— Это что получается, что я не успею даже это… к Хельге сбегать?! Ну уж дудки! Если у вас нет личной жизни, то… Шутка ли, улетаем на пес знает сколько! Вы как хотите, а я так сразу никак не могу убыть. Вы пока грузите вещи на корабль, топите котел и все такое, а я скоро буду, — мастер развернулся и побежал по улице, толкая прохожих. — И не спалите мне ничего, а то я вам!..
Прохор вздохнул и с улыбкой посмотрел на Фрэда.
— Ну что, давай делами заниматься, а то потом этот ухарь нас бездельниками назовет.
Друзья подхватили походные мешки и через приоткрытые ворота прошли во внутренний двор, где всегда наготове стоял летучий корабль…
Закат сменил голубой цвет на ярко-розовый, из-за леса стал выползать рогатый месяц, словно улыбаясь на прощание солнечному диску. Легкий ветерок помогал огромным пропеллерам, что несли посудину по направлению к Фрилфасту. Воздушное судно бороздило небо уже вторые сутки. Путешественники по несколько раз пересказали все городские слухи, по три раза посмеялись над анекдотами Прохора, который тот услышал от музыкантов. Теперь мастер и его коронованный друг внимали писарю, который не на шутку разошелся после кружки хмельного, рассказывая друзьям свои истории. Что сочинял в библиотеке, когда не был занят с первой фрейлиной королевы, темноволосой красавицей Изабеллой.
— Давным-давно, в далеком-далеком королевстве произошла эта история. Жили-были в темном-темном лесу брат с сестрой. Звали их Карл и Клара. Клара была блаженная, замуж ее никто не брал, а может, причина и не в этом, а в том, что жили они в самой чаще, а там женихов только волки да медведи. Возможно, по той же причине не имелось суженой и у Карла. Так или иначе, жили они вдвоем посреди леса. И вот однажды собрался Карл за дровами и говорит сестре, мол, никому не открывай, я скоро приду. И ушел. Ходил он бродил средь буреломов, собирал сушняк. Крутил вязанки, собирал ягоды грибы и не заметил, как ночь сменила вечер. Пора, думает, домой. Вышел на тропинку и наткнулся на бездыханное тело какого-то бедолаги. Посмотрел по сторонам — никого. Недолго думая, взял и стянул с мертвяка сапоги. Дохляку уже ни к чему, а ему пригодятся. К тому же новые почти, даже каблуки не стесанные. Новьё, считай. Так вот, стянул он обувку, а тело спихнул в заросли орешника. А куда его еще девать, на себе в город тащить? Мол, так и так, господин начальник городской стражи, в лесу нашел. Так тебя же и обвинят, разбираться не будут. Так спокойней. Скинул Карл свои стоптанные бахилы, переоделся в новые, закинул вязанку дров за спину и довольный побрел домой. Идет, никого не трогает, насвистывает себе под нос песенку, вслушиваясь в тишину ночного леса, пинает шишки да мухоморы, попадающиеся на пути. Иногда останавливался, чтоб отдохнуть и полюбоваться своей обновкой. Поставит ногу на каблук и диву дается, любуется, как девка новым платьем. А небо тем временем тучи стали затягивать. Прибавил дровосек шаг, пока луна вовсе не скрылась, и вскоре добрел до дома.
Рассказал он Кларе о своей находке.
«Посмотри, в каких я сапогах!».
А та схватилась за голову, зачем, говорит, снял с мертвяка, есть голова-то на плечах? Примета плохая, быть беде! А тот махнул рукой, поужинал, поставил сапоги возле камина да спать завалился. Храпел так, что птицы из леса в теплые края улетели. А вот его сестре не спалось. Ворочалась Клара, не шел к ней сон, и мигрень одолела. Все твердила девица сквозь зубы:
«Принесет беду твоя обновушка, братец».
Медленно текла ночь, и вдруг кто-то постучал в дверь, да так сильно, что петли завыли. И раздался с той стороны голос заунывный.
«Открывай дверь добром!».
И ветер вторил голосу эхом.
«Я пришел обратно получить то, что смел ты ночью утащить!».
И ветер не унимался, повторял за неизвестным.
Тут Клара стала метаться по дому, крича, что есть мочи.
«Изыди! Изыди, нечистый!».
Тут проснулся и Карл. Недолго думая, он схватил топор и выскочил за порог босиком и в одном исподнем. Дровосек носился вокруг дома, размахивая колуном, но так никого и не нашел. Основательно устав и запыхавшись, дровосек вернулся в дом и замер на пороге. Топор выпал из его руки, отрубив Карлу палец, но тот этого даже не заметил. Все его внимание было приковано к камину: там, обутая в те самые сапоги, что совсем недавно принадлежали неизвестному дохляку, лежала его сестра. Бездыханная и бледная, аки сама Смерть. Подбежал брат к сестре, упал возле ее тела на колени и горестно зарыдал, содрогаясь всем телом. Так и умер. Вот такие дела, — закончил свое повествование Фрэд.