— Здравья желаю, Ваше Величество. Добро пожаловать во Фрилфаст, оплот Королевского Севера! Извините, не признал сразу, глаз замылился.
— Вольно, любезный. Понимаю. Я здесь инкогнито, так что…
Рокфор Будье Третий перешел на шёпот.
— Дела чрезвычайной важности…
— Именно. Скомандуйте гвардейцам отбой. И придумайте, где поговорить с глазу на глаз.
Офицер развернулся на каблуках и крикнул.
— А ну, разбежались, как тараканы, по постам. Живо! Чтобы в караулке духу вашего не осталось! Считаю до трёх.
Солдаты мгновенно растворились в воздухе, но со всех сторон доносился шёпот:
— Король!
— Сам король приехал!
— Тс, он же сказал — инкогнито, значит, никто не должен узнать!
— Ловко он Тристана приложил, не робкого десятка правитель.
— А ты чего думал, он змия о трёх головах на море один воевал. Что ему какой-то Тристан…
Король со своей свитой прошли в караульное помещение и осмотрелись: один в один как в Броумене. Койки, пирамиды с оружием, тот же запах пота. Словно и не уезжали никуда. Капитан третьей статьи зашел последним и притворил за собой дверь. Гости расселись на кроватях.
— Любезный, — Прохор пригладил растрепанные ветром рыжие вихры, — сразу к делу: мы прибыли сюда для того, чтобы изловить душегуба, который наводит страх и ужас на Фрилфаст и его пригород. Что вы можете сказать по существу?
Командующий гвардией снял треуголку.
— Полсотни убитых уже, Государь. Я лично проводил опрос всех, кто что-нибудь мог видеть или слышать, но безрезультатно. Докладывал градоначальнику, просил объявить мобилизацию, дабы пополнить ряды гвардейцев, патрули хотел усилить, но тот, чтоб ему пусто было, даже ухом не повелю. Сказал, денег в казне на такое нет и не предвидится.
Прохор удивленно поднял бровь.
— Разве можно так говорить о государственном муже, что честь короны блюдёт и заботится об её подданных?
Офицер махнул рукой.
— Ты уж прости меня, венценосный, но скажу, как есть: была бы и ехала ему и корона, и её подданные. Знаем мы, куда он деньги из казны тратит — вон, какую домину на берегу озера отгрохал. Вот такая правда, Государь.
Прохор призадумался и посмотрел на друзей: Даниэль покачал головой, а Фрэд сплюнул и поставил точку в книге. Он слово в слово записал рассказ офицера.
— А почему же никто не послал мне грамоту с жалобами?
Командующий горько усмехнулся.
— А кому писать? У него все прикормлены, с руки едят.
— А сам?
— Ты уж не серчай, Государь. У меня голова другим забита, моя задача за порядком следить да окрестности от врагов защищать, коль такие появятся.
Прохор встал и вплотную подошел к Рокфору Будье.
— Плохо вы со своими обязанностями справляетесь, коли у вас душегуб хозяйничает, как у себя дома. Почему допустили?!
Военачальник вытянулся в струну.
— Признаю свою вину и готов понести наказание по всей строгости: хоть разжалование в солдаты, хоть на солеварни.
Прохор положил руку на плечо офицера.
— Каждый должен быть на своем месте. Вы еще послужите короне в должности начальника гвардии Фрилфаста. С наместником я вопрос решу по справедливости, а пока… Пока мы отправляемся в город, послушаем, что народ говорит. О нашем визите никому не слова, ясно?
— Так точно! — ударил каблуками капитан.
— Ждите дальнейших указаний и присмотрите за нашими лошадьми.
Прохор кивнул друзьям, те поднялись с кроватей и вышли на улицу.
Солнце медленно плыло в сторону запада, играя своими лучами на снежных шапках Северных гор. Ветер продолжал гонять волны по полю, на котором резвились неуёмные вороны. С городских стен на гостей смотрели сотни глаз: шутка ли, сам король! Особо решительные махали Государю руками, а тот отвечал, чем вызывал ещё более дикий восторг у гвардейцев.
— Куда теперь? — спросил мастер, заложив руки за ремень.
— В таверну, надо же нам где-то заночевать. Фрэд к тому же уже позеленел от голода, да и у тебя уже урчит так, что уши закладывает.
Едва дверь питейного заведения закрылась, друзья потонули в табачном дыму и гомоне. Эта таверна ничем не отличалась от других: столы, стойка, где хозяйничал усатый толстяк, масляные лампы на стенах, второй этаж, как в Кромстене. Это признак того, что в заведении всегда полно народу, даже в будни.
Троица прямиком направилась к стойке. Толстяк расплылся в театральной улыбке.
— Приветствую. Что господа желают? Комнату, две, три?
Прохор облокотился на столешницу.
— Мое почтение. Уважаемый, комнату о трёх кроватях, завтрак, само собой. Думаю, болтанки из двадцати яиц и полкругаля хлеба нам хватит. На попить подойдёт молоко, а то от вяленого мяса уже тошнит.
— Сделаем, — толстяк поставил протертую кружку на поднос и принялся за другую.
— Ну и, само собой, столик. Мы с дороги, хочется отдохнуть, перекусить и узнать, чем народ живёт.
Хозяин таверны, не отвлекаясь от работы, промолвил:
— Вот тут вам не повезло. Как видите, мест свободных нет. Я подумывал террасу поставить, но никак руки не дойдут. Только представьте — вы сидите под крышей, на свежем воздухе. Так что извиняйте.
Прохору очень не хотелось пользоваться своими полномочиями, но бродить в поисках другой харчевни не хотелось, тем более, что результат мог быть таким же, как и здесь — вечер, пора отдыха. Но другого не осталось.
— Любезный, освободите нам вон тот столик в углу.
Рыжеволосый наглец подышал на перстень, надетый на средней палец правой руки, потёр его о полотенце, что держал в руках трактирщик, и продемонстрировал толстяку. Тот, едва увидел королевскую монограмму, отбросил полотенце в сторону, одёрнул фартук, поправил рубаху и разгладил усы.
— Мое почтение, Вашество. Не признал. Маркус Броуди, к вашим услугам.
— Не Йохан?! — удивился король.
— Если надо, сменю имя, только прикажите.
— Не надо, — «трактиройохановская теория» Прохора рассыпалась прахом благодаря одному-единственному толстяку. — Столика будет достаточно.
— Пару мгновений…
Маркус, словно муха, перелетел стойку и оказался в том углу, где хотели присесть гости. Что сказал трактирщик посетителям, осталось для друзей загадкой, но те без лишних вопросов и разговоров покинули харчевню. Вероятно, хозяин просто не стал брать с них плату, а если судить по количеству посуды на столике, ужин обошелся бы недёшево. Через несколько секунд появился халдей, собравший грязную посуду и вытерший столешницу.
Гости заняли три стула из четырёх и стали ждать заказ, когда неожиданно для них на свободное место присел странного вида незнакомец, больше походивший на бродягу. Потрёпанные сапоги, потёртая куртка, латаные штаны. На голове широкополая шляпа, скрывающая лицо, и каштановые сальные волосы, забранные в хвост.
— Мое почтение. Прошу простить меня, что так бесцеремонно присоединился к вашей компании, но все места, кроме этого, заняты, — неизвестный снял шляпу и положил на колени. — Я недолго, только перекушу. Вот и хорошо. Давайте знакомиться. Меня зовут Улен фон Шпигель. С кем имею честь?
Поведение нежданного гостя обескуражило друзей. Ничего лучше они не придумали, как назвать свои имена. Прохору даже понравилась такая простота и наглость. Что-то было в этом муже, возможно, в его жилах текла благородная кровь.
— Прохор, король этих земель, — он показал ладонь, увенчанную перстнем. — Это Даниэль, изобретатель, а это Фрэд, летописец.
— Ничего себе компания! — Улен усмехнулся и показал Прохору свой перстень, на котором красовалась монограмма. — Это подарил мне мой отец, законный правитель Бельгинии Шарль Тер де Кос Четвертый. Я королевский бастард, рождённый прачкой.
В этот миг принесли заказ гостям из Броумена.
— Благодарю, — Прохор протянул пареньку золотой.
— Мне то же самое, любезный, — сказал фон Шпигель и продолжил общение с соседями по столику. — Не думайте ничего дурного, обычно я не кому не говорю о своём происхождении, но вы… Вы — другое дело. Я наслышан о вас. Да-да, ваша слава бежит впереди вас. Это честь для меня, господин бывший шут. Мусье изобретатель… Сэр летописец… Очень приятно познакомиться.
Бастард привстал и приложил руку к груди. То же самое сделали и его новые знакомые.
— Взаимно, — сказал Прохор за всех. — Какими судьбами в наших краях?
Улен отхлебнул из кружки, что возникла перед ним.
— Теми, которым я не могу простить свое жалкое существование. Поиски лучшей жизни привели меня в Серединные Земли, ибо в родных я счастья так и не сыскал. Бастард, одним словом. Вроде и кровь благородная, а толку, как с козла молока. Отец знать не хочет, чурается ублюдка. Даже деньгами не помогает. Всё, что от него досталось, этот перстень. Оставил как память, — юноша усмехнулся, посмотрел на руку и сделал очередной глоток. — Перебивался, как мог. И кем только не был! И подмастерьем у кузнеца, и чистильщиком конюшен, даже грузчиком в порту. Вон, до сих пор рыбой воняю. Полжизни прошло на самом её дне. Потом плюнул на всё, и вот я здесь. Неудачи преследуют меня с рождения. Каюсь, хотел даже повеситься по пьяни. Не получилось, веревка порвалась. Однажды отобрал у гвардейца карамультук, хотел застрелиться — опять не вышло, порох отсырел. А как-то раз свалился в море и чуть не утоп, вот тогда я и понял, что смерть — это не мое. Жить захотелось. Причем так, как есть. Как говорится: невезучий, но живой! Но я не теряю надежда на то, что я еще увижу небо в алмазах.
— Хорошо сказано, — хмыкнул мастер.
— За это стоит выпить! — согласился Прохор.
— Это надо записать, — буркнул писарь.
Кружки с глухим стуком встретились. Хмельной напиток волнами перелился из одной посудину в другую, стекая пеной на стол.
— С вашего позволения я малость перекушу, — Улен утёр губы рукавом куртки. — Последний раз я ел вчера днем.
Прохор жестом дал добро и сам начал трапезу. Даниэль с Фрэдом смели по огромному куску баранины за считанные секунды, после чего забили трубки и принялись смолить, пуская в потолок дымные кольца.