— Важи! Вы видели, важи! — Крутиклус сделал широкий жест, приглашая советников еще раз взглянуть на то место, где недавно упала принцесса, и оценить все зло, исходящее от Кетайке. — Для начала давайте признаем, как рисковала сверхважни — ради Лосиного острова. Ради его спокойствия. Вы могли бы ей не поверить. Вы могли бы над ней посмеяться. Председатель Совета неслучайно напомнил нам, кем приходится Ураульфу обвиняемая Кетайке. Она его няня, важи. Его любимая няня. И эта любимая няня ненавидит принцессу!
Советники вновь загалдели.
Ладони Вальюса повлажнели. В чем-то Крутиклус прав. Но принцесса откуда-то знала, что он скажет Совету.
— Кое-кто из вас, важи, может, и усмехнется: мол, все это женская ревность стареющей няни. Ведь наша принцесса прекрасна. Так прекрасна, как Кетайке не могло и присниться.
— Она вообще узкоглазая!
Крутиклус позволил советникам услышать эти слова. А потом тактично «осадил» крикуна:
— Вы хотели сказать, Кетайке — из рода кейрэков? Вы ведь это хотели сказать? В этом-то все и дело! Не секрет, что кейрэки не чужды колдовства. В это, по крайней мере, верили наши деды.
Вальюса будто встряхнули. Лекарю, видимо, кажется, что он снова попал на процесс по делам отщепенцев. Или Крутиклус забыл, кто правит Лосиным островом? А что бы сказала принцесса, услышь она эти речи? Она хотела выйти замуж за колдуна?
— Мы могли бы простить Кетайке ее женские чувства. Это понятно, важи, — Крутиклус ласково улыбнулся и оглядел Кетайке с головы до ног пренебрежительным взглядом. — Но дело не только в чувствах. Кетайке колдовала — что на Лосином острове строжайше запрещено. И это уже непростительно.
— Откуда это известно? — советники оживились. Принцесса уже не смущала их своим расстроенным видом, и кое-кто вспомнил о том, что не любит Крутиклуса.
Однако слова председателя звучали все жестче и жестче:
— Обвиняемая, ответь! Ты признаешься в том, что, противно Закону, прибегала к заклятьям, черной магии и колдовству?
Кетайке отвечала все так же спокойно:
— Люди из рода Кейрэ умеют смотреть на Белое. Их долго этому учат. И они распознают черное — даже если черное прикрывается красным. На Лосином острове этого не умеют. На Лосином острове почти не осталось Белого.
— Может, кейрэчка не знает: на Лосином острове главное — красота.
— Змея, сменившая кожу, тоже блестит на солнце и кажется очень красивой. Но разве она перестала от этого быть змеей?
Лекарь засуетился:
— Вы слышите, слышите, важи? Кетайке прибегла к испытанному оружию: она объясняется сказками. Вот где таится разгадка! Мы вот о чем ее спросим. — Крутиклус повернулся в сторону обвиняемой, но, как заметил Вальюс, избегал на нее смотреть. — Кетайке, признайся: ты знаешь немало сказок.
— А что признаваться? И так известно! — голос из зала звучал вызывающе.
Кетайке не ответила.
— Посчитаем, что ты призналась. И ты рассказывала сказки Правителю Ураульфу?
Кетайке смотрела на лекаря — вдумчиво и спокойно. Какой-то советник ответил вместо нее:
— Рассказывала. А как же!
Крутиклус подался вперед и стал похож на собаку, взявшую след.
— А зачем ты рассказывала Правителю свои сказки? Хотела его позабавить?
На этот раз Кетайке не промолчала:
— Сказки служат не для забавы.
— Вот! Вот именно, важи! Сказки не для забавы. — Крутиклус многозначительно поднял палец.
— Они помогают смущенному, сбившемуся с пути сделать правильный выбор.
— Правильный выбор? А может быть, тот, что ему подсказали? — Крутиклус подчеркнуто вежливо обратился к председателю. — Важ, напомните обвиняемой — да и всем нам полезно послушать, — почему на Лосином острове запрещено колдовать.
Председатель, все так же хмурясь, принялся объяснять:
— Колдовство поначалу кажется безобидным. Но тот, кто с помощью колдовства добивается своей цели, постепенно входит во вкус. Он желает все больше и больше подчинять других своей власти. А тот, кого подчинили, скоро теряет способность выбирать между злом и добром. Так что Закон защищает свободную волю сограждан.
— Вот что надо запомнить! — Крутиклус выдержал паузу и торжественно оглядел всех советников. — С помощью своих сказок Кетайке управляла Правителем. Она подчинила сказкам его разум и волю! Разве это не колдовство? Она внушает Правителю все, что захочет. Разве сможет он после этого правильно выбирать?
— Ураульф сейчас далеко, а Кетайке в столице… Так что она не опасна, — кто-то из советников попытался помочь обвиняемой.
— Вот именно, важи, вот именно. Правитель бьется с врагами. Защищает Лосиный остров. А когда он вернется, что его здесь ожидает? Сказка о том, что принцесса — не подлинная невеста? Что она не красива? Это ли не предательство? Это ли не измена? Так-то мы с вами стоим на страже его интересов? Потворствуем колдовству! — Крутиклус пылал возмущением. — Важи! Мы должны осудить измену. Мы должны осудить колдовство. По Закону Лосиного острова.
— По Закону за колдовство полагается смертная казнь.
— С применением медленных пыток.
У Крутиклуса были союзники. Но многие испугались.
Председатель опять приложил свой платок ко лбу:
— Важи, этот Закон принимался очень давно.
— Смертная казнь — за сказки?
— На Лосином острове давно никого не пытают.
— Колдунов повывели — некого стало пытать.
— Не жалели — вот и повывели. Жалость вредит государству.
— Это неправильно, важи! Все-таки няня Правителя.
Председатель позвонил в колокольчик, призывая советников успокоиться. Крутиклус снова взял слово:
— Даже если старый Закон кажется очень суровым, мы не можем не подчиняться. Закон — превыше всего. А Совет — на страже Закона. Важи, давайте голосовать.
— Подождите, советник Крутиклус, — председатель неожиданно посмотрел на сверхмастера. — Что вы скажете, важ? Вы сегодня молчали.
Вальюс поднялся:
— Хочу напомнить вам, важи, что наш Правитель — кейрэк. Вы сами его призвали. Вы призвали сюда колдуна? Или перед войной в предгорьях это было неважно? Может, неважно и то, что этот кейрэк теперь бьется за вас на юге? И, может, вы позабыли, что на ваше решение оказала влияние сказка? Сказка про плешеродцев. Тогда эта старая сказка вдруг оказалась былью.
— Ближе к делу, важ. Что вы хотите сказать?
— Я не позволю Совету решать судьбу Кетайке, пока Ураульф не вернется.
— Сверхмастеру Вальюсу кажется, будто он всемогущ. Может быть потому, что в босоногом детстве ему слышались голоса? Важи, вы знаете, как древорубы называли таких детей? Их называли ушранцами.
Кое-кто засмеялся, и Крутиклус продолжил:
— Эти ушранцы, важи, в чем-то сродни колдунам. Не совсем нормальные люди.
В зале опять засмеялись. Но кое-кто возмутился:
— Древорубы тут ни при чем!
— Он оскорбляет сверхмастера.
— Помилуйте, важи! Нисколько. Я только подозреваю, что сверхмастеру Вальюсу свойственно неправильное ощущение. Может, ему до сих пор слышатся голоса? — Крутиклус ласково улыбнулся. — Может, он тоже считает, что принцесса — «не та»? Он нередко пил чай в обществе обвиняемой.
— Обвиняемая — не обвиненная.
— Может, сверхваж забыл, что Совет принимает решение большинством голосов?
— Большинство не играет роли. Я налагаю вето на любое решение.
— Для вето мало платка одного сверхмастера Вальюса.
— Важ, я должен напомнить: если вас никто не поддержит, вы лишитесь места в Совете, перестанете быть советником, — Председатель сделал попытку образумить сверхмастера. — Пока не поздно, откажитесь от этого. Будем просто голосовать.
— Мое вето поддержат.
— Вы так уверены, важ? Можно диву даваться! — Крутиклус развел руками. — В этом зале сидят мужчины. Никто из них не останется равнодушным к слезам принцессы.
— Мое вето поддержат.
— Да кто? Назовите же имя.
— Сверхлекарь, советник Мирче.
Крутиклус слегка побледнел:
— Мирче умер. Еще до войны.
— Но Совет еще не лишил платок сверхлекаря силы. И этот платок у меня. Я налагаю вето.
Глава одиннадцатая
Много ходить пешком — одна из старых привычек, возникшая в детстве. Охотники ездили на лошадях, древорубы ходили пешком в поисках нужных деревьев. Но маленький Вальюс бродил по Лесу без всякой цели — от смены до смены светил. Из-за мыслей. Они бывали непристойными, стыдными, громко спорили в голове — И Вальюс с опаской оглядывался: не подслушал ли кто? и в испуге бежал подальше, чтобы выпустить их или как-то прогнать.
Вот и теперь сверхмастер бесцельно бродил по городу, и в его голове, как мухи, роились ненужные мысли.
Кетайке не любит принцессу. Тут нечего возразить. Но убивать за это? Когда Ураульф в отъезде?
Аллибинда, возможно, ничего об этом не знает. Она простодушно доверила свою защиту Крутиклусу. Она не могла и помыслить, о каком приговоре попросит ее «защитник». Ведь принцесса не знает всех прежних «подвигов» лекаря. Как он служил охотникам, как ненавидел кейрэков.
Однако в измене няню обвинила принцесса…
Она не хотела, нет. По-женски сгустила краски — ведь задето ее самолюбие. Надо ей объяснить: Кетайке не плохая. Просто порой она слишком тревожится за Ураульфа. Иногда без всяких причин.
Но на этот раз причины, кажется, были. Какие-то несовпадения. И умер сверхлекарь Мирче…
Что, вне всяких сомнений, не нуждается в доказательствах — так это сама Аллибинда и ее красота. А свехмастер изящных ремесел призван служить красоте.
Правда, «доверенное лицо» непременно сообщит принцессе, что Вальюс не дал Совету наказать Кетайке. И Аллибинда… расстроится.
На сердце у Вальюса сделалось тяжело. Надо что-то придумать.
Он сейчас же пойдет во Дворец и доделает барельеф. Он понял, что надо исправить, и до смены светил успеет.
Сверхмастер вздохнул с облегченнием: стоит взяться за глину, и ненужные мысли рассеются. Улетучатся, как туман.
Что неправильно в барельефе? Там недостаточно красного. Из-за этого образ принцессы получается тусклым — будто она неживая.