Анатоль ждал их сразу на выезде из отеля. У художника оказался двухместный спортивный автомобиль, приземистый, черный и хищный, как скорпион. Анатоль, присевший на капот в ожидании спутников, помахал рукой, когда их увидел, и сел за руль. Взвыл мощный мотор, машина рванулась вперед, лихо затормозив на ближайшем перекрестке. Казалось, водитель сдерживает автомобиль, чтобы тот не слишком резво несся, и тяжелый «Ниссан» мог за ним поспеть.
– «Ягуар»? – проявил эрудицию Вася.
– Он самый. – Женя пристроился за машиной Анатоля. Ехать вторым в связке Ильясов терпеть не мог, а Делорм явно не собирался плестись за «Ниссаном». – Хотел бы я знать, откуда у вольного художника такие доходы, чтобы позволить себе подобную машину. Конечно, она не новая, однако…
Поразмыслив, он все-таки задал этот вопрос Софи.
– Зависит еще от того, кто его родители и готовы ли они делать такие подарки, – беспечно ответила она. – Однако в Европе заработать на такой автомобиль с помощью искусства возможно. Если ты выставляешься в модных галереях и продаешь картины за большие деньги, то одного-двух полотен может хватить на красивую жизнь. Какое-то время.
– Сыто живут, – констатировал Вася, выслушав перевод. – Конечно, мы с Люськом до сих пор в основном среди наших тусовались. Ну, знаешь, Женюр, приедешь в Мармарис – а там все свои. Однажды одноклассника встретил и потом на работу взял, прикинь! – Вася шумно вздохнул от воспоминаний. – И там местные… не такие. Им бы продать побольше да обслужить получше, чтоб еще раз к ним приехали. Мы, в общем, с ними торговались только.
– Я понял.
– А эти… ну, Европа. – Вася, не зная, что еще сказать, поскреб в затылке. – Богатенькие.
– Португалия не особо богатая страна.
– Так эти ведь не португальцы, подружка твоя и ее знакомый. Она тоже так живет, как этот?
– Она учительница, я же говорил.
– А этот кисточкой мазюкает. У нас сосед тоже вечно что-то там рисует. Вытащит свою треногу на балкон, стоит там в подштанниках и рисует… как он говорит, Люсь?
– Поэтику московских крыш, – подсказала сестра.
– Во. Пятиэтажки рисует, что рядом с нашей высоткой. А давеча у меня сто рублей одолжил, нажрется небось опять. – И Вася решительно закончил: – И рисунки у него дрянь! Кривые они получаются, пятиэтажки-то.
– В окошко лучше смотри, – посоветовала ему Люся. – Нечего за других переживать.
Пейзаж был действительно великолепный, но Женя смотрел не на него, а на дорогу. Черный автомобиль Делорма то уносился вперед, то притормаживал, поджидая «Ниссан», и через некоторое время Ильясов перестал обращать внимание на маневры Анатоля. Хочет он выделаться перед Софи, пусть выделывается, все равно она поехала не с ним, и раунд остался за Ильясовым, вот так-то! Шоссе было гладкое, разметка яркая, как будто ненастоящая, и это нравилось Женьке. Нравились холмы, убегающие назад, сизые силуэты гор на горизонте и Софи – сегодня в легком платье в мелкий цветочек и кокетливой соломенной шляпке.
– Не холодно? – спросил Женька. Софи приоткрыла окно так, что весь салон заполонил ветер. Она покачала головой; глаз ее было не видно за темными очками.
– Нет. Мне нравится. Люблю ветер. И так лучше. Видишь горы там? Это Серра-да-Эштрела, самый высокий горный хребет Португалии.
– Не больно-то они высокие на вид.
– И двух тысяч метров нет. Там даже снег выпадает не каждый год. Если любишь лыжи – проще сразу ехать в Альпы.
По мере того, как продвигались на север, местность менялась. Защищенные от морских ветров холмы центральной Португалии радовали глаз пышной растительностью, и хотя миндалевые рощи уже отцвели, это не портило вид. Крохотные деревеньки, лежавшие вдоль дорог, радовали глаз яркостью стен и цветов на окнах; пышные сады разливались розовым цветом, алые кругляшки яблок подмигивали с ветвей. В одной из эвкалиптовых рощ Женька снизил скорость, и в машине запахло свежим, резким ароматом. Они проехали дальше и попали в виноградное царство. Виноградники карабкались по склонам холмов, между рядами сновали маленькие трактора. Близилось время сбора урожая.
– Лучший портвейн производят на севере, – сказала Софи. – Это хорошо, правда?
– Конечно, – ответил Женя. – Можем и туда съездить посмотреть, если хочешь. Ты, оказывается… легкая на подъем. – Он не сразу вспомнил, как это сказать по-французски, и был горд, что вспомнил.
Она засмеялась, поправила ему произношение, а затем ответила по сути:
– Да. Если меня что-то поманило, я пойду. Но забираться в виноградники мы, пожалуй, не станем. Хотя иногда мне хочется сесть в машину и ехать неведомо куда, без определенной цели… Но редко. Я люблю планировать.
– А потом нарушать планы.
– Ты не расстроился из-за того, что мы не остались в Коимбре сегодня?
– Все, что мне нужно, я сфотографировал. Но меня удивило предложение Анатоля. Он… не пытается набиться тебе в друзья?
– Он очень мил, – решительно ответила Софи. – Художники – странный народ, и Анатоль – не самый плохой вариант для знакомства. Большинство из этой молодежи, – Женю позабавило, что она причислила Делорма к молодежи, хотя он наверняка старше ее, – любят вести не отягощенную мыслями жизнь. Они гуляют, пьют, употребляют наркотики и энергетические напитки… И считают, что такой должна быть богемная жизнь.
– А он – нет?
– Мне не показалось. И в любом случае это хорошая идея – съездить в Порту, правда? Там зародилось это государство. Интересно посмотреть.
– Ну, давай посмотрим, – усмехнулся Ильясов, – откуда вылупилась Португалия.
11
Карал дон Педру буйно, беспощадно
Лгунов всех, душегубов и злодеев,
Преступников казнил он кровожадных,
Бесчестью подвергал прелюбодеев.
Порту, старый громадный город, лежащий на берегу океана, как припавший к воде дракон, вел свою историю еще с античных времен. Когда-то римляне построили здесь форт в устье реки – с тех пор и началось. Бойкие они были ребята, эти римляне.
Лиссабон часто становился жертвой войн и землетрясений, а потому с течением времени потерял часть своих исторических ценностей; Порту, часто называемый северной столицей, сохранил центр в неприкосновенности. Город уверенно обосновался на берегах реки Доуру, перекинув через нее мосты, и не собирался отсюда никуда исчезать в ближайший миллион лет. Земля может покрыться слоем льда, звезды могут упасть с небес, а потом прилетят маленькие зеленые человечки – Порту все равно. Порту здесь, и он здесь останется.
В отличие от Лиссабона, принимавшего туристов с осторожной радостью и тихо гордившегося, что им заинтересовались, Порту не обращал на них почти никакого внимания – ровно столько, сколько нужно. «Я самый старый, – как будто говорил он, – я красив. Ходите, смотрите, располагайтесь, я покажу вам все, что у меня есть, только не мешайте мне заниматься своими делами».
Много веков здесь занимались торговлей и сейчас не изменяли принципам. Лейшоиш – гавань Порту – являлась чуть ли не самым оживленным местом в городе. Там деловито сновали корабли, крупные суда стояли на рейде, их силуэты вырисовывались на фоне неба и моря, словно написанные акварелью.
После того, как отыскали парковку, Анатоль сказал, что нужно начинать осмотр от собора Се, а для этого – подняться на холм. Все покорно потащились за бойким художником; Женя, как обычно, отставал, снимая живописные виды, и Софи шла рядом с Анатолем, о чем-то с ним болтая и помахивая золотистой сумочкой.
Свинцово-серый кафедральный собор нависал над улицами, как священник над нерадивой паствой; отсюда открывался прекрасный вид на реку Доуру и кварталы за ней. Когда Женя остановился, повернулся и, прищурившись, посмотрел вокруг – оказалось, что город повсюду, насколько хватает глаз. Дома спускались лесенками по склонам холмов, торчали башни и шпили, виднелся вдалеке мост по проекту Эйфеля, и чувствовалось, что это самобытный город, гордый, своенравный, который никому не позволит оспорить ту славу, что у него уже есть, – а при случае заберет еще больше.
В этот момент Ильясов даже благодарен был Анатолю за то, что тот уговорил их сюда приехать.
Дальше он благодарен уже не был.
Делорм обращал внимание в основном на Софи и делал это высококлассно. Он говорил об искусстве и соборных витражах – она любила искусство. Он рассказал, как перед алтарем в капелле, на который пошло около восьмисот килограммов серебра, соорудили во время вторжения наполеоновских войск стену из штукатурки – Софи вспомнила аналогичный случай во Франции. Анатоль заговорил о Назони, крупнейшем португальском зодчем восемнадцатого века, и выяснилось, что Софи о нем что-то когда-то читала, а Женя слышит впервые и – он оставался с собой честен – назавтра же забудет.
«Вот поженятся они и будут каждое утро, прямо за завтраком, говорить об искусстве, – мрачно думал Ильясов. – Между приготовлением омлета и намазыванием масла на багет – о барочной архитектуре, до кофе – о серебряных алтарях и стенах из штукатурки, а после, перед тем, как разбежаться на работу, – о редкой керамике». Женя не понимал и половины из того, о чем трещал Анатоль, и переводил с пятого на десятое; впрочем, Вася и Люся оказались в этом плане нетребовательны и предпочитали листать свой путеводитель. Ильясов же продолжал слушать Делорма, не узнавая половины французских слов. Н-да, не в совершенстве он еще знает язык, не в совершенстве…
Выйдя из собора, прогулялись к Епископскому дворцу, и Анатоль стоял к Софи еще ближе; когда спускались по Байрру-да-Се, беднейшему, но самому живописному кварталу города, художник аккуратно поддерживал девушку под локоток. Идти иногда приходилось гуськом, над улицами полоскалось белье, проулки напоминали проходные дворы, где любят гнездиться криминальные элементы, и все это выглядело восхитительно, и Женя сделал массу отличных кадров. Кое-где высились башенные краны: Европейский союз, как объяснил Делорм, наконец облагораживает исторический центр, сохраняя культурное наследие.