Анна, не спала всю ночь. Боль от неизвестности с братом сжимала ее внутренности и отдавалась в висках, словно кто-то сжимал её голову в железных тисках. Не дождавшись горничную, Анна наспех умылась и натянула вчерашнее платье, чувствуя, как несвежая ткань прилипает к её коже, Тихо спустившись по лестнице, она увидела маменьку, которая стремительно прошла в кабинет. В черном платье, с усталым лицом и потемневшими от бессонницы глазами, графиня выглядела так, будто сливалась с тьмой, который окутывал их дом. Сердце Анны сжалось от страшного предчувствия, когда она заметила черную ленточку, вплетенную в прическу Изольды Васильевны. В совокупности с черным платьем, ленточка подчеркивала траурный наряд Изольды Васильевны. “Неужели Сережа умер? И его тело уже нашли? Бедный, бедный мой брат,”- пронеслась горькая мысль в голове Анны.
Девушка закрыла рот рукой, чтобы не закричать, не выдать себя. Слезы полились из ее глаз. Хотелось броситься к маменьке, обнять ее, прижаться, чтобы она защитила ее от этой ужасной новости. Но Анна сдержалась — Изольда Васильевна была всегда холодна с детьми и никогда не разрешала им проявлять свои эмоции в своем присутствии. Вот и теперь Анна боялась, что маменька оттолкнет ее в тот момент, когда она так сильно нуждалась в поддержке.
Анна тихо спустилась по лестнице и никем не замеченная, последовала к кабинету. Услышав как Изольда Васильевна разговаривает по телефону, девушка прислонилась к стене и прислушалась. Так себя вести было не допустимо, но Анна сейчас не думала об этом. Ей нужно было понять, что произошло за эти сутки. Неизвестность пугала ее сильнее, чем гнев маменьки. Звук из кабинет еле доносился, но Анна уловила, что Изольда Васильевна говорила с тем сыщиком, который спас ее от Призрака, вытащил из стаи мертвых лепестков. Из всего разговора, Анна поняла, что Сергей жив и искать его больше не надо.
Едва не задохнувшись от радости, Анна бросилась обратно к лестнице, чуть не сбив по дороге слугу, который нес поднос с чайными приборами в столовую. Перепрыгивая через ступеньки, девушка, запыхавшись, добежала до комнаты брата и, не стучась, попыталась распахнуть дверь. Ее сердце выпрыгивало из груди и билось так часто, что казалось оно сейчас просто разорвется от счастья, отстукивая слова: “Сережа жив! Он нашелся!”“Ах ты, негодник. Неужели ты спишь в своей кровати. Почему не пришел ко мне, сказать, что ты уже дома и все с тобой хорошо.”- думала Анна, представляя себе, что через минуту увидит его живого и улыбающегося.
Дверь оказалась заперта. Анна постучалась, но безрезультатно. “Вероятно, он спит — сильно переутомился. Ещё бы столько приключений пережить за эти дни. Наверное, маменька его наказала за непослушание и заперла в комнате.
— Сережа, открой, пожалуйста, это Анна. Я никому не скажу. Просто дай мне тебя увидеть и обнять, — тихо произнесла девушка и поскреблась в дверь ногтями, как делала это обычно.
Ответа не было. Анна приложила ухо к двери и прислушалась, но ее хороший слух ничего не уловил: ни шелеста портьер, ни скрипа кровати, ни дыхание брата.
Анна в смятении побежала в столовую, в надежде найти маменьку и постараться все разузнать чтобы переубедить её и не наказывать Серёжу, ведь это такое счастье, что он снова с ними. В столовой было на удивление темно. Почему-то сегодня слуги не распахнули темные портьеры и солнечный свет не мог проникнуть в помещение сквозь них. На столе стояли свечи и их тусклый свет едва освещал столовые приборы, приготовленные к завтраку.
Изольда Васильевна сидела в центре стола, ее тарелка была наполнена разнообразной едой, которая с недавних пор в избытке присутствовала в их повседневном рационе. Но графиня не притронулась ни к чему, ее взгляд был устремлён на дверь, словно она ожидала кого-то важного. Вид замкнутой, словно обращенной внутрь себя, маменьки совершенно не соответствовал той счастливой вести, которую подслушала Анна. Девушку это очень встревожило.
Поздоровавшись с маменькой, Анна села и подвинула к себе тарелку. Есть не хотелось совсем. Анна незаметно смотрела на маменьку, пытаясь собраться с духом, чтобы начать разговор. Но Изольда Васильевна не обращала на девушку внимания, она вдруг закуталась в темную шаль, будто испытывала жуткий холод, который, казалось шел из глубины ее тела.
— Маменька… — решившись, сказала Анна, но тут же замолчала и сжалась от испуга — Изольда Васильевна медленно повернула голову в ее сторону. Темные тени под глазами увеличили и без того большие глаза маменьки. Но сейчас они казались безжизненными и смотрели не на Анну, а в пустоту. Вдруг ее лицо исказилось в жуткую гримасу, словно она увидела что-то мерзкое, ненужное, лишнее, а потом опять стало спокойным и безжизненным. Графиня плотнее завернулась в шаль и произнесла:
— Наша жизнь изменилась, навсегда. Сергей теперь будет жить у вашего дяди Михаила Васильевича. По совету врачей: ему там больше подходит климат. А ты, та, которая осталась, сегодня же отправляешься в пансион. Собирайся.
Анна была настолько шокирована ее словами, что не успела ничего сообразить, но когда девушка пришла в себя, Изольда Васильевна уже ушла, оставив после себя сладковатый аромат роз.
Анна потеряла счёт времени уже давно. Пансион, в который её отправила графиня Изольда Васильевна был закрытый и больше напоминал армейскую казарму, чем школу для благородных барышень. В помещениях, пропитанных тоской, было весьма холодно даже летом. Тонкие, будто прозрачные одеяла, не согревали хрупкие тела воспитанниц, а строгие дамы не разрешали закутываться в них, считая это неприличным, поэтому девушки часто болели, чем вызывали особый гнев этих дам. “Благородная девушка должна стойко переносить все невзгоды и быть опорой для своей будущей семьи, несмотря ни на что.”
Ранний подъём в пансионате начинался с водных процедур холодной, как подтаявший лед, водой. Девочки быстро одевались в одинаковые скромные платья, туго затягивали корсет, из-за которого почти не возможно было дышать, и поверх повязывали строгий фартук. Волосы собирали в аккуратную строгую прическу, которая стягивала кожу головы и делала воспитанниц одинаково безликими. Скромный завтрак, не оставлял сытости и постоянно хотелось есть, что так же не способствовало улучшению здоровья. А после проводились занятия по домоводству и благородным манерам, которые не учили ничему новому, интересному и Анне, с ее пытливым умом, было откровенно скучно. Покидать территорию пансионата строго запрещалось, как и любые посещения.
Это был своеобразный закрытый мир, где девушки проживали и обучались под строгим надзором классных дам, получая образование и воспитание, направленное на подготовку их к роли будущих хозяек. Но главным в этой школе была дружба между воспитанницами. Попав сюда с шести лет, почти все они считали пансионат своим домом, а одноклассниц — семьёй. Они помогали друг другу привыкнуть к этому миру и выжить в нем.
Анне было очень трудно адаптироваться к строгости этого учреждения. Привыкшая к свободной жизни, Анна с трудом переносила дисциплину, по сравнению с которой распорядок, установленный ее маменькой, казался милой забавой. Но самое главное, она не смогла найти себе подруг среди девочек, ведь Анна попала сюда уже в довольно “зрелом” возрасте и с тяжёлой душевной травмой. Ее брат пропал, а маменька по каким-то причинам не желала ее видеть и, вероятнее всего, скрывала правду о Сергее от нее. Девушка замкнулась в себе, проводя дни в одиночестве и однообразии, словно птица, которая бьётся в клетке в поисках выхода. Ей так нужно было понимание, забота и правда, но мать, в одночасье исчезла из её жизни, прячась за холодной маской равнодушия и безмолвия.
За все эти долгие года, Анна не разу не получала писем, ее словно все забыли и вычеркнули из жизни. Если с отсутствием вестей от маменьки ещё можно было смириться, то молчание брата вызывала горькое недоумение. Все чаще к ней подкрадывалась мысль, что маменька сказала неправду — Сергей не жил у дяди, иначе ее умный брат нашел бы способ сообщить о себе. Он пропал тогда и маменька, по каким-то непонятным причинам, отказалась от его поисков и именно поэтому отправила ее в этот закрытый пансион, чтобы не вызвать подозрений у соседей. Дети выросли и разъехались — нормальная ситуация, чтобы все забыли о нашумевшем происшествии. От этой мысли все внутри переворачивалась от страха за брата. Где он? Что с ним?
Днём Анна корила себя, что не смогла защитить Сережу в тот злополучный день. Вспоминая поведение маменьки в их последнюю встречу, Анне казалось, что трагедия с Серёжей случилось именно из-за нее. Иначе как объяснить нежелание маменьки поддерживать с ней отношения и даже забыть ее имя. "Та, кто осталась" — вот кто она теперь для графини Изольды Васильевны. Чувство вины, которое ежедневно подпитывалось тяжёлыми думами, превратилось в огнедышащего внутреннего дракона, поедающего и опаляющего ее душу.
Анна постоянно слышала тихий, едва различимый плач брата. Этот плач казался исходящим из самых глубин из темных уголков ее сознания. Он был как зов, как напоминание о том, что брат жив и страдает, что где-то там, в тени, его душа всё ещё борется с тьмой, все сильнее окутывающей его.
Больше всего девушка боялась, когда строгая дама-надзирательница, указывала на время и все начинали готовиться ко сну. Ночи стали для Анны настоящим испытанием. Страшные сны преследовали её каждую ночь, едва она смыкала глаза, словно зловещий ритуал, от которого невозможно было избавится. В этих снах она видела Сергея, не того юношу, которого она запомнила на празднике: красиво одетого, улыбающегося, тревожно предвкушающего начало представления бродячих актеров, а бледного, измученного молодого мужчину, с глазами, полными безысходности и покорности судьбе, которая выбрала его для принесения в жертву.
Брат находился в темном помещении, источающим затхлый запах, не проветриваемого помещения. Редкий звук капель воды, стекающих со стен, последующий тихий всплеск, треск факела и едва различимые силуэты большого стола и кровати — было местом его обитания во сне Анны. Часто сон показывал брата, играющим в шахматы, большие каменные фигуры, которые были искусно обработаны. И тогда чья-то тень нависала над ним, словно тёмное проклятие, сопровождающего его повсюду.