Толчок, и длинное блестящее тело торпеды исчезает в воде.
Снова звучит команда:
— Левый аппарат — товсь!
— Пли!
Исчезает и вторая торпеда. Проходит несколько секунд, и вот на фалах мишени взлетают флаги — попадание!
Катер разворачивается и снова стреляет, теперь залпом. И снова попадание.
— Отлично работают приборы! — восклицает Рыбаков.
Доволен и Шорохов, хотя сейчас он просто пассажир, пассивный зритель. Правда, перед выходом в море Виктор отрегулировал прибор, так что какая-то доля и его труда есть в том, что торпеды идут точно в цель. И ничего, что в выкрашенных в красный цвет зарядных отделениях торпед сейчас не взрывчатка, а обыкновенная морская вода. Во время войны катерники показали, на что они способны, и, если потребуется, покажут еще.
Ноль тридцать шестой заглушил мотор. В торпедную атаку один за другим стали выходить другие катера. И почти каждый раз на фалах мишени взлетали флаги, отмечающие попадание. За мишенью, почти на самом горизонте катер-торпедолов охотится за выстреленными торпедами. Пройдя цель, в торпеде срабатывает определенный прибор, зарядное отделение продувается сжатым воздухом, и вот она уже красным буйком покачивается на поверхности воды.
Торпеда — дорогой, сложный механизм. Ее можно еще, и не раз, использовать для учебных целей, а если заменить зарядное отделение — и для боевых.
Да вот с торпедолова поступило сообщение:
— Торпеда не всплыла!
Командир подразделения с досадой ударил кулаком по поручню:
— Из-за нее все результаты стрельб пойдут насмарку!..
И распорядился:
— Найти! Вы перейдете на водолазный бот, выясните, в чем там дело, — приказал он Шорохову.
— Есть!
Вызванный из базы водолазный бот шел, неторопливо покачиваясь на волнах. Шорохов перешел к нему на борт, и катера скоро скрылись из глаз, а бот, отплевываясь черным дымком, взял курс к месту стрельб, к виднеющимся вдали мишеням.
Шорохов представился старшему водолазному специалисту капитан-лейтенанту Обуховскому.
— Располагайтесь! — предложил он.
Здесь свои традиции, свои порядки. Кругом водолазное снаряжение, свернутые в бухты шланги. Отрубленными головами неведомых великанов глядят медные шлемы.
В каюте, за покрытым линолеумом столом, мускулистые, крепко сбитые водолазы играют в домино. В углу пожилой, сильно располневший моряк в тельняшке и белых парусиновых брюках читает газету, держа ее в вытянутых на всю длину руках. Обуховский познакомил Шорохова с водолазами, с пожилым моряком.
— Мичман Довбыш, старшина группы! — ответил тот и снова взялся за газету, стал дочитывать, как успел заметить Виктор, статью о легкой атлетике.
Шорохов еще раз взглянул на мичмана, вспомнил, что это его он видел в Комнате боевых традиций вместе с Олей и ее матерью.
Обуховский и Шорохов вышли на нос бота.
— Сколько торпеда идет?
Виктор сказал.
— Тогда нам еще с полчаса чапать, — заметил Обуховский.
Помолчали.
— Смотрю, мичман у вас…
— О, Довбыш — флотская знаменитость, — улыбнулся Обуховский. — Еще в царском флоте служил, и все время водолазом.
— Так чего ж он на пенсию не уходит?
— Что он будет делать на пенсии? Семья его во время войны оставалась в оккупированном Севастополе. Жена умерла, сын был в подпольной организации, погиб незадолго до освобождения города. Дочь замужем. Тоже за мичманом и тоже за водолазом. Живет во Владивостоке. Остался Иван Матвеевич один. Он да море. Куда ему от моря идти? Да и командование не хочет его отпускать — опыт, знания у него огромные. За свою службу он побывал и в Белом, и в Баренцевом морях, и на Балтике, и на Дальнем Востоке. А Черное море наизусть знает.
— Вот порасспросить бы его!
— Да, рассказать кое-что он мог бы, только расшевелить его трудно. «Да было дело», «Приходилось», — вот и все его ответы.
Показался торпедолов. Бот подошел ближе, стал бок о бок.
— Где-то здесь она должна быть, — сказал командир торпедолова.
— Приготовиться к спуску! — распорядился мичман Довбыш.
Он тоже стал помогать водолазам разматывать шланги, одеваться, ворча себе под нос, мешая русские и украинские слова:
— Забудут, что надо зробить… А мы ходи, шукай… Руки тому пообломать…
— Возможно, прибор не сработал. Поднимем — выясним, — сказал Шорохов.
— Да я — что, я — ничего. Раз нужно, то нужно…
Быстро натянули резиновую рубаху на одного из водолазов, привинтили шлем. Громыхнули по палубе свинцовые подошвы ботинок, катер качнулся, и водолаз ушел под воду. Мичман, оседлав обритую наголо голову наушниками, держит связь с водолазом.
— Смотрите, там камень должен быть!.. — сказал он в микрофон.
У Шорохова даже глаза на лоб полезли от удивления: берег еле-еле виден вдали, примет — никаких, а он — камень там должен быть!.. Словно видит сквозь толщу воды.
— Нашел? Ну вот, зараз ходи кругами!..
— Как же он это определил? — не скрывая удивления, спросил Шорохов у Обуховского.
— На этом месте случай с ним один произошел. Вскоре после войны. Вот место и запомнилось.
— Интересный?
— Да не только интересный, пожалуй, даже несколько необычный… В общем, дозорные корабли заметили в этом квадрате чью-то подводную лодку. Будь военное время — отправили бы на тот свет, а так — мир. Воды нейтральные — тогда этот район еще не был объявлен запретным. Что ей здесь нужно? Высадить десант? Место неудобное: прибрежная полоса — мелководье, база близко. Да и незачем для этого несколько раз в одном и том же месте появляться. Решили, разыскивает что-то лодка. Потом вспомнили: весной сорок четвертого потопили наши катера судно. И небольшое, что-то вроде яхты, а охрана около него была — еле прорвались. Может, лодка это судно разыскивает? Так оно и оказалось. Вышли наши водолазы под охраной катеров, мичман спустился на дно и у самого борта яхты встретился с водолазом с подводной лодки…
— Ну и что?
— Мичман перехитрил чужого водолаза, подняли его к себе на борт. Оказалось, охотится он за сейфом с какими-то особенно секретными документами. Сейф мы подняли, а потом и коробку вытащили, отправили на металлолом. Вот с тех пор и знает мичман этот район… Впрочем, знает он не только этот…
— Ну и ну! — только и смог сказать Шорохов.
Катер передвинулся на новое место, затем еще раз, и только тогда нашли затонувшую торпеду.
— Сами вытащите или помочь? — спросил Обуховский командира торпедолова.
— Справимся, да еще и вас догоним.
— Ну, это нетрудно, скорость-то у нас…
Бот ушел. Торпеду подняли, и Шорохов начал изучать, почему же не сработал прибор. А катер взял курс в базу.
Колокольников уехал в отпуск, а без него старший матрос Коваль стал еще молчаливее. Сидит целыми днями над приборами и ни слова. Старший техник-лейтенант Бондарук тоже, не поднимая головы, что-то мастерит за своим столиком, обложившись конденсаторами, сопротивлениями, книгами по радиотехнике, радиоэлектронике, телевидению, и надо всем этим возвышается огромная матовая электронно-лучевая трубка.
Сегодня Шорохов собрался поподробнее расспросить его о приборе, но зашел в класс и увидел около Бондарука мичмана Довбыша. Китель туго обтягивал его крутые плечи, внушительный живот. Фуражка надвинута на самые брови, лицо, продубленное солнцем и ветрами, покрыто сеткой морщин, а глаза из-под кустистых бровей смотрят молодо, с хитринкой.
— Так я кажу, заспорили хлопцы. Я хоть и старший по званию, а не смог правильное разъяснение дать. Позабыл уже. Нет ли у вас якой-нибудь книжки?
— Есть, я как раз подбирал литературу. Вот, — и Бондарук вытащил из ящика стола с десяток книг.
Мичман посмотрел на стопку книжек, вздохнул.
— Та це все основная… А чего-нибудь подсобного, вроде газетной статьи немае?
— Нет, нету.
— Ну, добре. Спасибо и на этом. Пиду я.
Мичман взял книги под мышку, направился к выходу. По пути молча козырнул Шорохову, боком протиснулся в дверь.
— О чем он вас просил? — поинтересовался Шорохов.
— Литературу по истории мин, торпед и подводных лодок.
— Знаете, нам нужно здесь все-таки оборудовать что-то вроде уголка истории минного оружия. Еще когда мы в музей ходили, матросы предлагали это сделать, да все руки не доходят. И материалов мало…
— Посоветуйтесь с Рыбаковым.
Шорохов так и сделал.
— В кабинете у меня по этому вопросу ничего нет, а дома кое-что найдется. Заходите вечерком, потолкуем, — ответил капитан третьего ранга.
Такого оборота, признаться, Шорохов не ожидал. Он думал, что Рыбаков одобрит предложение, порекомендует, как лучше сделать, какие пособия, литературу использовать, а тут — на тебе! — приходите вечерком домой.
Со смешанным чувством шел Виктор к Рыбакову. Ему и приятно было получить такое приглашение, и в то же время он немного робел. Если первое время он чувствовал дружеское, даже какое-то отеческое отношение Рыбакова к себе, то после того, как Шорохов попросил направить его на «настоящее дело», Рыбаков стал относиться официальнее, строже. И прежде, и теперь капитан третьего ранга часто заходил в кабинет, присутствовал на занятиях. Но если раньше замечания давались в виде советов, то сейчас — строгим тоном приказа. Правда, после похода на учебные стрельбы Рыбаков объявил благодарность Шорохову, но больше Виктор его не видел — Рыбаков находился в плавании.
«Впрочем, чего я об этом беспокоюсь? Ведь я же не в детском саду, а на военной службе», — подумал Виктор и позвонил.
Дверь открыла моложавая, немного располневшая женщина. Виктор представился.
— Алексей, к тебе пришли!
— Товарищ лейтенант! Проходите…
Виктор зашел в комнату. Небольшая люстра отбрасывала лучи к потолку, и в комнате был разлит ровный приятный матовый полусвет. Первое, что бросилось в глаза Виктору, — много книг. Три больших шкафа были прямо-таки набиты ими, стопки книг лежали и на письменном столе.