— Командование поставило перед нами задачу, — начал Рыбаков, — проверить бухту. Это нужно не только для того, чтобы обезопасить стройку. Вы видели, что наделал вчерашний взрыв…
Да, он натворил немало бед. Погиб один человек из экипажа сейнера. Несмотря на защитные бумажные наклейки, вылетели почти все стекла в поселке; сорвавшимся от взрывной волны ковшом экскаватора повреждена автомашина, снесена неоконченная крыша на одном из зданий, и еще хорошо, что в это время там не было людей.
— В дальнейшем планируется расчистить вход в бухту и сделать ее доступной для крупных судов, — продолжал Рыбаков. — Вряд ли взорвавшаяся мина попала сюда случайно, а если так, значит, должны быть еще. Сейчас трудно сказать, почему немцы заминировали эту заброшенную, совершенно безлюдную бухту. Наше дело — в кратчайший срок выполнить приказ. У кого какие будут предложения?
Все молчали. Рыбаков сидел за столом и машинально вертел в руках карандаш. Шорохов смотрел на него и не узнавал: лицо посуровело, глаза потемнели и глубже спрятались под нахмуренными бровями, четко обозначились морщины на лбу.
— Разобьем бухту на квадраты и начнем тщательное подводное обследование, — сказал капитан-лейтенант Обуховский. — Здесь неглубоко, погода стоит хорошая, так что водолазы смогут работать полный световой день. Люди у нас подобрались умелые…
Да, Шорохов уже обратил на это внимание: водолазы один к одному — богатыри. Только вот сам Обуховский мало похож на водолаза — высокий, худощавый, на первый взгляд хрупкий. Однако, как рассказывают, он, спускаясь под воду со специальной смесью для дыхания, поставил флотский рекорд глубины погружения.
— И мы сможем помочь, — сказал Бондарук. — Все равно делать пока нечего…
«Верно, — мысленно поддержал своего товарища Виктор. — Будем обеспечивать спуск людей, а может, и сами под воду пойдем — ведь в училище изучали водолазное дело…»
— Сделаем, товарищ капитан третьего ранга, — заверил мичман Довбыш. — Не впервые…
— Ну, раз Иван Матвеевич сказал, значит, все будет в порядке, — улыбнулся Рыбаков. — Тогда, товарищи, не будем терять времени. По местам и за работу! — приказал капитан третьего ранга и первым поднялся.
Все встали. Проходя мимо Шорохова, Рыбаков сказал:
— Ваш пакет я передал Александру Александровичу. Он очень заинтересовался. Просил поблагодарить вас и сказал, что записную книжку обязательно прочтет…
…Начальник стройки предложил выделить для моряков в общежитии еще одну или две комнаты, но Рыбаков отказался: у строителей трудновато с жильем, к чему их стеснять? Моряки поставили на берегу две палатки и поселились в них. И в тот же день с бота один за другим стали уходить под воду водолазы.
Над морем уже искрилось солнце, а в глубоком ковше бухты еще было сумрачно. Но на боте трудовой день в разгаре. Два водолаза одновременно ушли на дно; офицеры посменно держали с ними связь. Коваль и еще один матрос крутили ручки компрессора, а на берегу, около палаток, Колокольников готовил завтрак; огонь костра с борта не был виден, но синяя струйка дыма неторопливо ввинчивалась в небо.
— На этом месте подорвался сейнер, — сказал Бондарук, и почти одновременно от водолаза поступил доклад:
— Вижу металлические обломки.
Это оказались изуродованные взрывом фермы. Чтобы они не мешали работе и не загромождали дно бухты, их решили поднять. К берегу подошел экскаватор, с него сняли ковш, трос закрепили за фермы, а вскоре они оказались на берегу. Так же были подняты и обломки сейнера, и моряки продолжали обследовать бухту, метр за метром внимательно осматривали дно.
Но остаток дня прошел безрезультатно: ничего не было обнаружено. Так же прошел и второй день.
— Ничего подозрительного нет!..
— Случайно как-то она сюда попала… — словно думая вслух, сказал Довбыш.
— Немцы такой народ, случайно ничего не делают, — ответил Рыбаков. — Нужно искать. Тем более, что нам дано задание проверить всю бухту. Пока не обследуем ее до последнего уголка, не уйдем.
«Ничего не понятно!..» — думал Шорохов.
Пустынная бухта, без единого строения — и сильные бои на берегу ее, а о том, что бои были сильными, говорит все — и остатки окопов, и обилие неразорвавшихся снарядов, мин, гранат. Ну, ладно, можно допустить, что немцы оказались в безвыходном положении и оборонялись. А мина? Тоже случайно попала? Трудно это предположить: мина — не граната, ее в кармане не принесешь, нужно специальное судно для доставки ее.
Но если эта мина поставлена специально, то должны быть и еще. А их нет.
«Ничего, уже немного осталось, почти полбухты проверено. Закончим работу, и пусть строители спокойно трудятся, пусть горняки добывают руду». — И Шорохов протянул руку к телефону:
— Дайте-ка я на связи побуду!
— Минуточку… Что, что? — вдруг воскликнул мичман. — Неизвестный предмет? Товарищ командир, водолаз видит неизвестный предмет, — доложил он Рыбакову. — Какой он? Похож на торпеду, только короче и вроде чуть потолще? Слыхали? — обвел он всех взглядом. — Она, ей-богу, она! — мичман говорил таким тоном, словно нашел что-то давно желанное и чрезвычайно приятное.
Рыбаков взял трубку телефона у мичмана.
— На каком расстоянии этот предмет от вас? — спросил он. — Ближе не подходите! Мичман, немедленно поставить буй!
Через несколько минут шлюпка отвалила от бота, и вскоре там, где появлялись пузырьки воздуха, стравливаемые водолазом, закачалась красная точка буя.
— Поднять водолазов на борт! — распорядился Рыбаков.
— Что ж, Иван Матвеевич, придется мне под воду идти, разобраться, что там такое, — сказал Рыбаков.
— Почему вам? А я разве не справлюсь? — возразил Довбыш.
— Возраст-то у вас…
— А что — возраст? Возраст на большой глубине сказывается, а тут… глубина…
— Пять тысяч… — вставил один из водолазов.
— Что — пять тысяч?
— Миллиметров.
Мичман с минуту недоуменно смотрел на водолаза, потом поднял руки:
— А ну, одевайте…
Матросы с трудом натянули на мичмана водолазную рубаху, причем Довбыш все время ворчал:
— Хлипкий народ пошел, даже рубахи порядочной нету… Разве ж это рубаха?
Дело, конечно, тут было совсем не в рубахе, а в том, что за последние годы мичман сильно раздался.
Наконец рубаха надета, привинчен шлем.
— Может быть, дополнительный груз надеть, а то как бы вы не всплыли, — заметил один из водолазов.
У Довбыша даже глаза округлились от негодования, но ответить он ничего не успел, — матрос начал быстро завинчивать иллюминатор.
Затем мичмана осторожно спустили на грунт, и стравливаемые им пузырьки воздуха стали удаляться.
— Она, товарищ командир! — донесся по телефону его хриповатый басок. — Точно такая же, как мы тогда обратали… Магнитно-акустическая с гидростатическими, или как оно там, предохранителями… Сейчас я горловину от ракушек очищу…
— Смотрите, нет ли там фотоэлементов, заходите только с подсолнечной стороны, — предупредил Рыбаков.
— Ясно!.. — отозвался Довбыш.
Несколько минут из телефона доносилось тяжелое дыхание мичмана да его бормотание: «Сейчас мы до тебя, голубушка, доберемся… Приведем в божеский вид…»
Шорохов прислушивался к словам мичмана, и опять опасность, притаившаяся на дне бухты, казалась ему нереальной: так было тихо, спокойно вокруг, так ласково светило солнце. Но опасность существовала. Об этом говорили и черные провалы окон в домах поселка — следы прошлого взрыва, — и искореженные металлические фермы на берегу, поднятые с погибшего сейнера, и непривычная тишина на стройке. Да, опасность была; достаточно сделать мичману неосторожное движение — и снова взрыв вспенит воду бухты, грохот прокатится по окрестным скалам. Взрывная волна, наверное, нанесет новые разрушения в поселке, а водолазный бот…
Шорохов тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие на него мысли, и весь внутренне сжался, как будто приготовившись к прыжку…
Капитан третьего ранга Рыбаков, словно обладал способностью видеть сквозь толщу воды, мысленно представил, как сейчас мичман осторожно счищает с мины ракушки, водоросли, освобождая горловины.
И Рыбаков попытался представить устройство мины. Вот зарядное отделение, заполненное желтоватой массой взрывчатки. Сколько ее там? Восемьсот килограммов, тонна? Впрочем, это особого значения не имеет: мины снаряжаются взрывчатым веществом значительно сильнее тротила. Во взрывчатке — массивный латунный стакан, в нем — первичный и вторичный детонаторы, а от них, словно щупальцы каких-то неведомых, смертельно ядовитых животных, тянутся провода в отделение с боевой аппаратурой. Какой прибор включит запальную батарею: магнитный, акустический? Или они дополняют друг друга? Возможно, там установлены магнитно-индукционные или комбинированные взрыватели? А может быть, достаточно уменьшить, давление воды, и тогда замкнутся контакты гидростатического прибора?.. Перерезать бы эти провода, а затем вывинтить запальный стакан из смертоносной массы! Но нельзя. К стакану могут идти и две, и три пары проводов. Перерезать один из них — значит нарушить электрическое равновесие в цепи, и Рыбакову вспомнился знакомый еще со школьной скамьи прибор: мостик Уинстона. Нет, запальный стакан вывинчивается в последнюю очередь, сначала нужно обезвредить другие приборы…
Да, работу минера, пожалуй, можно сравнить с работой хирурга-кардиолога. И там, и там нельзя допустить ни малейшего неосторожного движения…
…Поднявшись на борт и с трудом освободившись от скафандра, Довбыш подробно рассказал, что из себя представляет мина, где у нее находятся горловины, какой формы гидростатические штоки.
— Нужно ее зачеканить, как мы тогда делали. Помните?
Еще бы не помнить! Несколько лет назад Рыбаков вместе с Довбышем в одном из восстанавливаемых портов обезвредили несколько магнитно-акустических мин. Здесь, судя по описаниям мичмана, находилась мина примерно такой же системы. А впрочем, вн