Шорохов рассказал обо всем подробно. Мину остропили, немного приподняли, подтянув к понтону, катер отбуксировал ее на мелководье, а когда начали вытаскивать на берег — взорвалась.
— Может быть, она ударилась обо что-нибудь? — спросил Рыбаков.
— Нет. Грунт там — песок с мелкой галькой.
— Зачеканили вы хорошо?
— Да вы, Алексей Петрович, не доверяете мне, что ли? — развел руками мичман. — И чеку вставил, и стопорное кольцо ввернул.
— Возможно, там был вторичный гидростатический взрыватель? — высказал догадку Шорохов.
— Возможно, — согласился Рыбаков. — Иногда они применяли и их. Такую мину можно разряжать только под водой…
Пришел Бондарук.
— Звонил в штаб части, — сказал он.
— Ну, что?
— Если мы тут, на месте, толком не знаем, отчего она взорвалась, то что они могут сказать? Посоветовали быть осторожнее.
— А на стройке этот взрыв ничего не повредил?
— Кое-что есть… Упала стена цеха. Правда, ее только что начали строить. Трое рабочих получили ушибы. Наш бот волной о камень стукнуло, скулу проломило. Ну и еще, — Бондарук криво улыбнулся, — у Колокольникова кастрюля с борщом опрокинулась…
— Да-а… Ну что ж, это еще не так страшно, могло быть хуже… Хорошо, идите. Сегодня обследования больше не проводить! Отдыхайте, — распорядился Рыбаков.
То ли потому, что Шорохов наработался вместе со всеми, исправляя повреждения на водолазном боте, то ли по другой какой причине, но ужин ему показался необыкновенно вкусным. Он с сожалением посмотрел на пустую миску, затем на Колокольникова.
— Добавить, товарищ лейтенант? — предложил тот.
— Немножко можно…
— Смотри-ка, какой у вас талант в этом деле проявился, — похвалил матроса и мичман Довбыш, тоже протягивая миску за добавкой.
— Учусь помаленьку, — скромно ответил матрос и не без ехидства добавил: — Вот ваш опыт работы кухаренком освоил…
Мичман хмыкнул, сверкнул глазами на Колокольникова, а тот невозмутимо продолжал:
— Литературу почитываю…
— В основном автор один и тот же — Настя, — вставил Коваль, но Колокольников так взглянул на своего дружка, что тот сразу же замолчал.
Закончился ужин. Колокольников вымыл посуду, разложил ее на брезенте для просушки и тоже подсел к остальным морякам на плоский обломок скалы. Вечерело, на воду уже лег сумрак, она потемнела, а высокие скалы западного берега бухты — обычно мрачные — сейчас были освещены солнцем. Такие же скалы, только перевернутые, отразились в бухте.
Да никто на это не обращал внимания, каждый думал о том, что их еще ожидает здесь, какие еще загадки скрывает темная неподвижная вода.
— Тут хорошо работать — вода прозрачная, дно чистое, — негромко, точно про себя, заговорил Иван Матвеевич Довбыш. — Мне в Пенанге пришлось спускаться…
— В Пенанге? — удивленно переспросил Обуховский. — Когда же это было?
— Да еще в ту, первую, войну, в самом начале.
— А где это — Пенанга? — поинтересовался Колокольников.
— Пенанг, — поправил его Обуховский. — Остров в Малаккском проливе. Недалеко от Сингапура.
— Ого, куда занесло! — не скрывая восхищения, воскликнул Коваль.
— Расскажите обо всем поподробнее, — попросил Шорохов.
— Так о чем же рассказывать? Может, вам и неинтересно будет. Да и рассказчик-то из меня неважный…
— Да обо всем. Как вы туда попали, что делали?
— Я уже, кажется, говорил, что в самом начале войны меня мобилизовали и направили на Дальний Восток. Во Владивостоке тоже долго не пришлось сидеть — погрузили нас со всем снаряжением на крейсер «Орел» и пошли. А куда — не знаем. Только в море сказали — немцы наш крейсер потопили, вот нас и направили обследовать, что там произошло.
— Ничего не понимаю! — недоуменно воскликнул один из водолазов. — Около Сингапура — и вдруг наш крейсер потопили, да еще немцы.
— Да я и сам плохо знаю, ну, в общем, так было…
— Это точно! — подтвердил Обуховский. — Случай такой был, хотя о нем в литературе почти не упоминается.
— Как же все произошло?
— Один из наших дальневосточных кораблей крейсер «Жемчуг» был включен в состав английской эскадры, действовавшей в китайских водах, — начал рассказывать Обуховский. — Осенью 1914 года «Жемчуг» зашел в английскую военно-морскую базу на острове Пенанг. Командование крейсера стало вести себя, как на отдыхе, — командир съехал с корабля и стал жить в гостинице, многие офицеры по его примеру большую часть времени проводили в ресторанах. Вахтенная служба исполнялась плохо…
— Но немцы-то там откуда взялись?
— В тех водах тогда пиратствовал германский крейсер «Эмден». Однажды ночью он подошел к бухте, сначала обстрелял «Жемчуг», а затем утопил его двумя торпедами.
— Верно, так тогда и рассказывали, — подтвердил Довбыш.
— И жертвы были?
— Много. Почти сто человек погибло да больше ста ранено.
— Это точно, — снова удостоверил мичман, — говорили тогда хлопцы…
— Да за это дело!.. — воскликнул Колокольников.
— Был суд. Командира и старшего помощника разжаловали в рядовые. Но людей столько погибло, и корабль потеряли.
— Так что же вы там делали, товарищ мичман? — спросил Шорохов.
— Обследовали корабль. Потом орудия поднимали, оборудование, имущество. Так вот я говорю, там илу было! Спустишься на дно — сразу увязнешь по пояс. Все на ощупь приходилось делать… А здесь что, здесь не работа, а отдых…
Иван Матвеевич замолчал, глядя прищуренными глазами на все более темневшую воду бухты. Сорвал какую-то былинку, начал ее задумчиво жевать.
— Товарищ мичман, а где вы еще бывали? — спросил Колокольников, смотря на Довбыша каким-то восторженным взглядом. Вот уж никогда не думал матрос, что этот полный, малоразговорчивый, ворчливый мичман столько видел.
— Да разве ж обо всем расскажешь! После того мы опять во Владивосток вернулись, а вскоре меня на Черное море перевели, в спасательную службу. Поднимали мы турецкий крейсер… как его… язык сломаешь, пока выговоришь…
— «Меджидие»? — подсказал Обуховский.
— Вот-вот, «Меджидие» этот самый. На наших минах он под Одессой подорвался…
— Читали мы недавно об этом, — сказал один из водолазов.
— Я тоже читал, — вставил и Коваль.
— У тебя есть эта книжка, дашь мне? — попросил Колокольников.
— Да хоть сейчас сходи и возьми в здешней библиотеке.
— Да, всякое бывало, — продолжал мичман. — Я ведь и при германцах и при белогвардейцах в Севастополе оставался. Пришлось такое увидать, что… А как беляки наши лодки топили! Была у меня думка — поднять их. Особенно одну. «Краб» ее называли…
— «Краб»?! — в один голос воскликнули Обуховский и Шорохов. — Расскажите, что вы о нем знаете!..
— Да вы меня совсем уморите! — и мичман даже пот со лба вытер. — Ну, да ладно. С «Крабом» я познакомился еще…
Но дальше Довбыш ничего не успел сказать: пришел посыльный и пригласил офицеров и мичмана к Рыбакову.
В палате, где лежал Рыбаков, они увидели только что приехавшего заместителя начальника политотдела части капитана второго ранга Крестича и начальника строительства.
— Да у вас тут как в прифронтовой полосе, — сказал Крестич, здороваясь.
Действительно, поселок строителей выглядел по фронтовому: во многих окнах стекла выбиты, а те, что остались, заклеены крест-накрест бумажными полосами.
— Так ведь мы и в самом деле как на передовой, даже живем в палатках, — отозвался мичман Довбыш.
— Точно, Иван Матвеевич. Командир части назвал вас фронтовиками. Ну, и приказано вам: в самый кратчайший срок закончить обследование бухты. Старшим группы назначен старший техник-лейтенант Бондарук.
Рыбаков удивленно взглянул на Крестича.
— А вам, — повернулся к нему капитан второго ранга, — предложено выехать в город, в госпиталь.
— Нет уж, разрешите мне здесь остаться. Если сам ничего делать не смогу, так хоть посоветую. А уход за мной здесь отличный.
— Хорошо, я доложу командованию. Теперь о строителях. Пока все обходилось благополучно, но может быть всякое. Я предлагаю, как только будет обнаружена мина, людей уводить в укрытие.
— Мы их будем вывозить на ремонт шоссе, — заверил начальник строительства. — Все равно когда-то это делать надо.
Составив план работы на следующий день, люди стали расходиться. Крестича начальник строительства пригласил переночевать к себе, мичман и Обуховский направились к палаткам, около которых весело полыхало пламя костра, за ними направился было и Шорохов, да Бондарук остановил его:
— Ты чем решил заняться?
— Думал уговорить мичмана рассказать, что он знает о минзаге «Краб». Интереснейший корабль, и судьба у него необычная.
— Ну, сегодня это вряд ли удастся, — взглянул Бондарук на светящийся циферблат часов. — Время к отбою, а мичман такой — его хоть в ад, хоть в рай помести, он и там заставит всех по расписанию спать ложиться… Пойдем-ка со мной в красный уголок.
— Так он же закрыт, — взглянул Шорохов на темные окна.
— Я выпросил ключ. Работаю там в свободное время.
На длинном, покрытом красной скатертью столе Бондарук раскатал чертежи, придавив углы листов, чтобы они не сворачивались, книжками, шахматной доской, поломанным пресс-папье — всем, что попалось под руку.
— Вот это мой прибор… Ты разбираешься в электронике?
— Не особенно силен. В пределах училищного курса.
— Дело вот в чем. Прибор нужен сегодня, сейчас, ты сам это понимаешь. А один я еще на год, а то и больше растяну. Помоги мне!..
— В общем-то заманчиво. Но будет ли от меня толк?
— Желание есть?
— Желание есть!
— Значит, и толк будет.
— Знаний-то у меня…
— Придется подтянуться. Берись, учебники есть. Начни вот хотя бы с этого… Ну и еще… — Бондарук смущенно улыбнулся, попытался пригладить свои взъерошенные волосы. — В случае чего… Не бросай это, — он положил искалеченную кисть руки на чертеж, — доведи до конца…
— Да ну, что ты, Василий Николаевич!
— Ты же знаешь,