какая у нас специальность… Обещай мне…
Виктор взглянул на серьезное и немного печальное лицо Бондарука. Сказал негромко:
— Обещаю! Но…
— А теперь смотри, — перебил его старший техник-лейтенант, склоняясь над чертежами.
…И долго, далеко за полночь сквозь освещенные окна красного уголка были видны две головы, склонившиеся над чертежами. На одной белокурые волосы растрепаны, другая — черноволосая. Прическа аккуратная, назад и чуть набок, и лишь на самой макушке торчит задорный хохолок.
С рассветом бот вышел на середину бухты, к буйкам, которыми отмечалась обследованная часть. На борту вместе со всеми был и заместитель начальника политотдела капитан второго ранга Крестич.
Водолазы спустились под воду, капитан-лейтенант Обуховский сел на связь, а Бондарук встал рядом с Крестичем.
— Не бухта, а настоящий кроссворд, — начал рассказывать он. — Для чего немцы заминировали ее? Ведь знали же, что сюда крупные суда зайти не могут, а катера и рыбацкие сейнеры на них не подорвутся, магнитное поле у них слабое.
— От гула моторов катера акустический прибор может сработать, — вмешался в разговор Обуховский.
— Все равно, — поставили бы одну, ну, две мины. Для такой бухточки за глаза хватит.
— Их пока только три…
— Еще будут! — убедительно сказал Бондарук.
— Руды здесь… Сейчас они имеют особую ценность. Возможно, хотели закрыть доступ к ним? — предположил Обуховский.
— Вряд ли, — с сомнением покачал головой Крестич. — К поселку целесообразнее подвести дорогу по суше, — этого они не могли не понимать.
— Вот я и говорю, какая-то загадка здесь есть, — уверенно сказал Бондарук.
— Разгадаем! — заверил Довбыш.
— А может быть, и разгадывать нечего, — предположил Обуховский. — Ведь они уничтожали все, что можно уничтожить, минировали все, что можно заминировать. Недаром же сложена пословица: «Убийство, воровство — фашистское ремесло». Да и мин, пожалуй, здесь нет — вон какой клочок остался…
Действительно, большая часть бухты, примерно две трети ее, была обследована. Оставался самый дальний, стиснутый громадами скал угол.
«Хорошо бы, если б здесь действительно ничего не было», — мелькнула мысль у Шорохова. Но вскоре один из водолазов доложил, что обнаружил мину.
— По виду точно такая же, как разряжал капитан третьего ранга.
И почти одновременно поступил доклад от второго водолаза:
— Вижу мину!..
— Вот вам и нет больше мин… — взглянул Бондарук на Обуховского.
— Так вот, оказывается, ты где! — густо забасил Александр Александрович Буранов, заходя в палату. — Лежи, лежи! Что же ты, чертушка, никому ничего не сообщаешь?
— Да чего же я людей волновать буду? Операция пустяковая, еще два-три дня, да и на ноги встану.
— Ну, ну, ты эти штучки брось! Это тебе не военное время. Вылеживайся как следует!..
— Как дома? — приподнялся на локте Рыбаков.
— Отлично. Иринка последний экзамен сдала — на пятерку!
— Молодец!
— Хотела тебе написать, так ты даже адреса не оставил. Мне и то пришлось в штабе узнавать.
— Как Лена?
— По-прежнему. Ходит дежурить в госпиталь, хлопочет по хозяйству, ну, и о тебе беспокоится.
— Еще не привыкла!..
— К такому, брат, не привыкнешь, — с укоризной ответил Александр Александрович. — Передаю тебе нижайший привет от обеих, а также от моей половины. И вот гостинчики.
— Что там такое?
— Печенье, конфеты, домашние пирожки. Купил я бутылочку коньяку, но оставил дома. Кончишь все, вернешься — тогда выпьем.
— Хорошо. Ну, а ты…
— …За каким чертом сюда прибыл, так, что ли?
— Нет, но…
— В общем, вот какое дело. Записную книжку, что мне лейтенант прислал, удалось прочитать…
— Как?
— Фотографировали ее в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах. Вот, — и Буранов вытащил из кармана пакет с фотографиями.
— Удивительно! — воскликнул Рыбаков. — Ведь были почти чистые страницы!.. И узнали что-нибудь об этом моряке?
— К сожалению, нет… — развел руками Буранов. — На первой странице только неразборчивая роспись и дата, — и он показал снимок. На темно-сером фоне проступали продольные и поперечные полоски («Бумага в клеточку», — догадался Рыбаков), ясно виднелась дата «08.09.43» и роспись.
— О себе — ничего. На второй странице запись: «Идем в десант!» — и Буранов вытащил другой снимок. — Я хотел было попробовать определить личность по спискам людей, которые участвовали в сентябрьском десанте 1943 года, но и это оказалось невозможным. Ты же помнишь, сколько частей там было! И не все архивы сохранились.
— Значит, ничего и не удастся о нем узнать?
— Ну, нет! У него в записной книжке много стихов. Есть известные, видать, просто записывал понравившиеся. Но, по-видимому, есть и свои. А если человек пишет стихи, то об этом должны знать его друзья?
— Конечно!..
— Вот я и думаю опубликовать в газете несколько стихотворений с соответствующими примечаниями. Так что узнаем, кто такой этот моряк!
— Лейтенант Шорохов высказал догадку — уж не брат ли это его знакомой Оли…
— Это тот, что пропал без вести?! Что ж, предположить все можно, но как доказать?
— Нужно побеседовать с ней.
— Собственно говоря, она ведь тогда ребенком была. Что она знала о брате? А может быть…
— Попробуй почерки сличить. У нее есть несколько писем брата…
— Как только приеду домой, сразу же навещу ее, — пообещал Буранов. — Лейтенант сейчас здесь? Адрес у него спросить надо.
— Здесь.
Буранов встал с табуретки, подошел к окну, опять сел. Взял с постели Рыбакова развернутую книгу, прочитал несколько строчек, хотя чувствовалось, что мысли его далеко и вряд ли понимает он смысл прочитанного.
— Тут меня другое волнует. Получил я на днях письмо… — заговорил Александр Александрович.
— О чем? — заинтересованно спросил Рыбаков.
— О… Да лучше я тебе его прочитаю.
— «Уважаемый товарищ капитан первого ранга, — начал Александр Александрович. — Пишет вам старший лейтенант Барабаш — может быть, помните? Мы с вами встречались в Новороссийске.
Недавно к нам в совхоз приехал после демобилизации мичман Гладин и сказал, что вы работаете над книгой о моряках и просите фронтовиков поделиться своими воспоминаниями. Хорошее это дело, написать о моряках книгу. С удовольствием сообщаю вам обо всем, что помню, и буду очень рад, если чем-нибудь вам поможет…»
— Сначала Барабаш рассказывает о нескольких десантных операциях, я потом дам тебе прочитать письмо. Да, кстати, он, по-видимому, служил в одном отряде с неизвестным моряком, так как и у того, — Буранов похлопал по пакету с фотографиями, — упоминается о тех же десантных операциях. А вот об этой бухте:
«…Мы расположились на отдых, но неожиданно отряд получил задание срочно прорваться к бухте Караташ. Пробирались по горам, по ущельям несколько часов, а когда вышли на перевал, с которого показалось море, послышался сильный грохот, и впереди взметнулся фонтан взрыва… Вскоре за скалами открылась небольшая бухта. По-видимому, здесь и произошел взрыв, так как вся она была затянута дымом. Я в бинокль попытался разглядеть что-нибудь, но ничего, кроме небольшой баржи, не увидел.
Мы думали, что бухта уже оставлена немцами, и стали спускаться вниз. Но неожиданно захлопал миномет, затарахтели пулеметы. Моряки залегли. То же повторилось и на следующий день. Единственный более или менее удобный спуск был тщательно укреплен, простреливался минометным и пулеметным огнем. А кругом высились почти отвесные скалы, опутанные колючей проволокой. Группа моряков попыталась спуститься по этим скалам, но попала под прицельный огонь. В общем, немало мы тут людей потеряли, а пробиться не смогли.
Вечером к нам пришло подкрепление: еще один отряд морской пехоты, пара минометов, орудие.
Ночью в разведку пошли два моряка. Фамилии их я забыл, только вспоминаю, что одного за огромный рост все в отряде звали Большим Иваном. Мы помогли разведчикам по веревкам спуститься со скал. Долго о них ничего не было слышно, но далеко за полночь вдруг застрочил пулемет, затем послышался взрыв гранаты, и все стихло.
Вскоре начало светать, и отряд пошел в атаку. За какие-нибудь час-полтора немцы были выбиты из окопов. Оставшиеся в живых успели сесть на откуда-то взявшийся катерок, но уйти им далеко не удалось: наши артиллеристы с первого же снаряда накрыли посудину.
Утром на нас неожиданно налетели немецкие самолеты, однако почти все бомбы упали в бухту. Да, труп одного из разведчиков мы нашли почти у самой воды. Был он полузасыпан землей от близкого взрыва бомбы, а в руках у него виднелись какие-то провода. Они тянулись дальше, по берегу бухты, и оказались в нескольких местах перерезанными. А второй разведчик, Большой Иван, как в воду канул. Похоронив людей на берегу моря, — разведчика мы похоронили на месте его гибели, так как тело его нашли позднее, — отряд двинулся дальше. В бухте осталось всего несколько человек минеров для проверки.
Вот и все, что я помню. Вскоре меня ранило. Лежал в госпитале, затем служил в тыловых частях. После войны демобилизовался. Сейчас работаю механиком в совхозе. Извините, что не особенно складно написал. С уважением — Юрий Павлович Барабаш».
— Интересное письмо! — воскликнул Рыбаков, беря в руки исписанные листы.
— Да, оно на многое проливает свет. Прежде всего становится несомненным, что найденные останки принадлежат второму разведчику — Большому Ивану. Кстати, о том, что он уходил в разведку, в книжке записано!
— Прочитай-ка! — попросил Рыбаков.
— Где это? Ага, вот, — вытащил Буранов один из снимков. — Тут сначала стихи.
— Ничего, читай и их.
Море, делить с тобой счастье и горе,
В битвах врагов побеждать
Нам хорошо. Но, любимое море,
Трудно в тебе умирать.
Силы ослабнут в часы огневые;