— Ну что ж, начнем! — сказал сам себе Шорохов и улыбнулся — ведь эти слова сейчас запишут в журнал.
«В какой горловине установлен взрыватель? В правой, левой или в центре?» — думал Шорохов. Об этом мог сказать только конструктор да тот, кто собирал эту мину.
«А если придется, как Бондаруку, открывать все три?»
Каждое лишнее движение увеличивает опасность взрыва. Может сорваться ключ, да и вообще, кто знает, от чего готова взорваться мина?
— Начинаю со средней горловины! — сказал Шорохов. Установил ключ, затем нажал на него. Или туго зажата резьба, или заржавела от времени, но горловина не поддается. Шорохов выбрал опору для ноги и навалился на бронзовую ручку ключа всем телом. И вот сдвинулась крышка горловины с места, сначала на миллиметр, затем больше, больше.
Перед ним открылась внутренность отделения, где расположена боевая аппаратура мины. Приборы, витки индукционных катушек, черные нити проводов… Поди разберись во всем этом! А ведь каждый из механизмов в боевом положении, одно неверное, даже не ощутимое для глаза, движение, включится запальная батарея и — взрыв.
Нервы напряжены до предела, и кажется — глаза сейчас видят зорче, руки, словно получившие дополнительную способность ощущать, действуют с точностью хорошо выверенного механизма.
К этому прибору приступил Бондарук и только успел крикнуть: «Здесь!..» — как взорвалась мина.
Жарко, душно, немного дрожат руки, в голове почему-то крутятся слова глуповатой песни: «Курил в Стамбуле злые табаки». Мешает пот! Шорохов проводит рукой по лицу, но рука тоже влажная.
«Надо было тельняшку надеть», — вспоминает он совет Крестича. Затем снимает берет, вытирает им лицо и, отбросив его в сторону, снова склоняется над горловиной.
«Что здесь такое?» — мучительно думает Шорохов, глядя на прибор, принесший смерть Бондаруку.
«Главное — не торопитесь, — вспомнил он утренний разговор с Рыбаковым. — Хотя говорят, что известное выражение: «На ошибках учимся» к нам не применимо, однако и нам приходится учиться на чужих ошибках. И мои, да и ваши знания во многом оплачены ошибками других. Бондарук тоже где-то ошибся… Теперь поставьте себя на его место, подумайте, что бы сделали вы на его месте, и постарайтесь, если это, конечно, возможно, сделать по-другому. Обратите внимание на резьбу…»
Виктор начинает восстанавливать в памяти все, что говорил Бондарук при разоружении мины. Вот он наложил ключ на головку прибора, начал его откручивать…
Виктор еще — уже в который раз! — осмотрел прибор, но ничего подозрительного в нем не было. Ощупал его. Тоже все нормально, только вот почему-то завернут не до конца: между головкой прибора и панельной доской примерно полумиллиметровый зазор.
«Для чего?» — подумал Шорохов.
«Обратите внимание на резьбу», — снова вспомнились слова Рыбакова.
«А что, если здесь левая резьба? — вдруг мелькнула мысль. — Тогда Бондарук вместо того, чтобы вывернуть прибор, зажал его до отказа, контакты замкнулись и… Так вот что он хотел сказать: «Здесь левая резьба!», а успел сказать только первое слово».
— Предполагаю, что на приборе левая резьба, начинаю откручивать, — четко сказал лейтенант.
Так и есть, левая резьба. Виток… еще один… Вот прибор у него в руках, поставлен на предохранитель и положен на гальку.
«Вот тебе и «злые табаки», — радостно думает Шорохов, затем еще раз осматривает отделение боевой аппаратуры и облегченно вздыхает. Вскрыть зарядное отделение и вывернуть запальный стакан с патроном — несложно.
— Дальше проезд закрыт, — сказал шофер, останавливая машину.
«Наверное, дорогу ремонтируют», — подумала Оля, увидев на шоссе много работающих людей.
— Тут недалеко, — ободрил шофер. — Пешком дойдете!..
Нет, Ольга не могла ждать еще три-четыре дня, не могла и не хотела. К чему, зачем? Там Виктор, там могила Федора… И, еле дождавшись утра, она побежала на автобусную станцию. А как медленно тянулась дорога! Ей казалось, что шофер нарочно не спешит, хотя стрелка на спидометре все время стояла правее цифры «50».
Начались горы. Дорога петляла по ущелью, то взбираясь к вершинам, то опускаясь вниз. Казалось, конца этому не будет.
— Далеко еще? — не выдержала наконец Оля.
— Сейчас приедем!.. — ответил шофер.
Но возникла непредвиденная задержка — ремонтировалась дорога. Оля миновала работающих людей, постояла немного и пошла вперед. За поворотом показались строения поселка, и Оля ускорила шаги.
«Сейчас кого-нибудь спрошу, где здесь моряки», — думала она. Но, странное дело, поселок казался вымершим — ни на улицах, ни около строящихся зданий не было ни одного человека.
«Неужели все на ремонте дороги?» — подумала Оля.
Вот и последний дом остался позади, и она невольно остановилась: прямо у ее ног в темном кольце скал лежала небольшая бухта, а дальше, за каменными вершинами, голубело море. В бухте стояли два катера, а на берегу — палатки.
«Наверное, они там», — подумала девушка и стала быстро спускаться по склону.
— Стойте! Куда вы? — послышался окрик.
От палаток навстречу ей бежал капитан-лейтенант Обуховский.
— Как вы сюда попали?! — крикнул Обуховский, подбежав ближе.
— Разве нельзя? — удивленно спросила Оля.
— Нельзя! Ведь об этом все знают…
— Я только что приехала…
— Идемте отсюда, — и Обуховский быстро пошел к домикам поселка. Оля последовала за ним.
— Слушайте, вы знаете лейтенанта Шорохова?
Обуховский остановился.
— Знаю… А что?
— Как его можно увидеть?
— Он… Сейчас занят. Зачем он вам?
— Так… Ну, мне нужно его видеть!..
— Скажите, скажите, а вас не Ольгой зовут?
— Да…
— Тогда ясно! Все ясно… Что ж, будем знакомы, — и Обуховский представился.
— Так где же сейчас Виктор?
— Он выполняет задание.
— Ушел в море?
— Нет, здесь. То есть… Ну, в общем, сейчас он занят, — и капитан-лейтенант попытался перевести разговор на другое: — Смотрите, какая прелестная бухта! Словно клочок неба. Но это только в ясный день, а вечерами или в ненастную погоду, прямо скажу, жутковато. Скалы темнеют, словно вырастают, и кажется, вот-вот сомкнутся…
— Скажите, а это очень опасно?
— Что? — не понял Обуховский. — Когда скалы сомкнутся? Но ведь это только так кажется!..
— Да нет! Задание, которое выполняет Виктор.
— Откуда вы взяли? Ничего там опасного нет, — и Обуховский невольно взглянул на скалу, около которой находился «полигон» и где на высоком шесте трепетал по ветру красный флаг.
Оля проследила за его взглядом, но увидела совсем другое — белые обелиски на вершине.
— Он погиб! — побледнев, воскликнула она.
— Ну, нет, что вы! Жив-живехонек, — ответил Обуховский и продолжал рассказывать: — Планируется углубить вход в эту бухту, и тогда сюда смогут заходить большие корабли. Пройдет год-два, и здесь вырастет целый городок…
— Не мучьте меня, — прервала его Оля. — Скажите, что с Виктором, где он? Ведь я знаю, он минер…
Обуховский опять посмотрел в сторону «полигона»; красный флаг на шесте пополз вниз.
— Идемте, сейчас вы его увидите, — капитан-лейтенант первым стал спускаться по склону. Оля едва поспевала за ним.
Вот и палатки. Им встретился пожилой полный моряк в тельняшке и в офицерской фуражке. Он по привычке в молчаливом приветствии приложил к козырьку руку. Оля оглядывалась, ища Виктора, и вдруг увидела его. Он шел, поддерживаемый под руку офицером. Она хотела броситься ему навстречу и не могла: что-то странное, пугающее было во всем его облике: спутанные волосы падают на лоб, китель накинут прямо на голые плечи, босой. Да и шел он, слегка пошатываясь.
— Что с тобой? — хотела крикнуть Оля, но в испуге прикрыла рот рукой.
Виктор подходил ближе. Вот он уже совсем рядом, глядит на Олю каким-то безжизненным взглядом, глядит и не видит, а затем скрывается в палатке.
— Что с ним?! — повернулась она к Обуховскому. — Что с ним?! — спросила вышедшего из палатки офицера. — Он заболел?..
— Не беспокойтесь, с ним все нормально, — успокаивал Олю Крестич, по-отечески ласково беря ее под руку. — Давайте пока погуляем. Правда, красивая бухта?
— Товарищ капитан второго ранга, — повернулась Оля к Крестичу, и расширившиеся глаза ее в упор смотрели на него, — скажите, что с Виктором?..
Крестич немного помолчал, глядя в землю.
— Вы знаете, чем мы здесь занимаемся? — спросил он.
— Нет, не знаю… — пожала Оля плечами.
— Разминируем вот эту бухту. Здесь уже найдено несколько мин. Первую разрядил наш флагманский минер, капитан третьего ранга Алексей Петрович Рыбаков… После этого он заболел… Вторую мину разрядить не удалось, — и Крестич снял фуражку.
— Она взорвалась?
Капитан второго ранга молча наклонил голову.
— Люди погибли?
— Да, старший техник-лейтенант Василий Николаевич Бондарук.
— Виктор…
— Он сегодня работал с третьей миной. Вы можете представить его состояние — ведь это первая мина, которую пришлось ему разоружать. Перед этим случай с Бондаруком… Старший техник-лейтенант был опытным минером, однако что-то и он не смог предусмотреть. Вполне понятно, что у Виктора нервное напряжение оказалось так велико, что отказал саморегулятор, или, как говорят медики, наступило торможение. Он даже вас не заметил. Но это не страшно — поспит час, ну, может быть, полтора и будет снова таким же, как всегда…
Слабая улыбка появилась на губах Оли, но вдруг глаза ее блеснули и с криком: «Вот он!» девушка бросилась бежать, а навстречу ей большими прыжками поднимался по склону Шорохов.
Встретились. Оля прижала к его колючим щекам ладони, взглянула в глаза и как-то неожиданно для Виктора, да, кажется, и для себя самой, поцеловала его в губы. А он взял ее руки в свои, стал поочередно целовать теплые, слегка влажные от волнения ладони…
— Ну, мы, кажется, здесь лишние, — сказал Крестич и, взяв под руку Обуховского, повел его к стройке. — Пойдем расскажем обо всем Рыбакову.