Опять я задумался.
— Что же мы будем делать с золотом, если найдем?
— Как что? Сообщим в райком или куда там.
Это мне подходит.
— Хорошо, — говорю. — Согласен. Вот поправлюсь, и махнем.
Но тут я вспомнил о рюкзаках.
— Сколько же нам туда продуктов придется брать? — ужаснулся я.
— Продуктов немного. Умелых людей тайга сама кормит. Спирт да чай, сухари да соль, вот и все продукты. Только опоздали мы — скоро дожди пойдут, потом снег. Лета надо ждать…
Вот так, дорогие родичи, ваш Николай из скромного преподавателя языка и литературы превратился в кладоискателя, а теперь и в золотоискатели решил пойти. И откуда у меня авантюрная жилка в крови взялась — ума не приложу.
Ну что еще? Читаю. Врач разрешает только «легкие» книги, так что проглатываю их пудами.
Будьте здоровы и не волнуйтесь. Все идет хорошо, очень хорошо.
Ваш Николай».
«Бедная мама — всю жизнь ей от нас только заботы. И зачем ей было ехать почти пять тысяч километров, зачем вы ее отпустили? Ведь я уже поправляюсь.
Вот сидит рядом, выговаривает, что раньше не сообщил, сокрушается, что у меня одна кожа да кости остались.
Мама, наверное, хочет, чтобы я за один день поправился — пичкает меня с утра до вечера. Ты знаешь, в еде я не привередлив, поглощаю все, что под руку попадет, но приятно, когда вкусно. А мама умеет это делать. К сожалению, живот не резиновый.
Смотрю на маму — старенькой она уже у нас становится. И седина, и морщины. Только глаза и остались прежними…
Пусть она у меня побудет подольше. Поправлюсь, поедет в улус, познакомится с Анной Африкановной, Чеколтаном, Алешей. Впрочем, Алеша к тому времени, наверное, уже на учебу уедет.
Да, Зойка, тут мама про тебя прямо-таки чудеса рассказывает. Как ты по вызову к больному переправлялась через разлившуюся речку. И на коне. Ведь ты же лошадь только на картинках видала. Не замечал я прежде за тобой такой прыти.
Ну, до скорой встречи. А встретиться — встретимся. Как говорит Чеколтан, близко стоят вершины двух гор, да не сойдутся, далеко живут два человека, а свидятся.
Николай Булатников».
«Чудеса, да и только! Не успел отослать вам письмо, как ко мне зашел наш фельдшер. Тот, что меня пирамидоном закармливал. Доволен — посылают на курсы повышения квалификации.
Вышел он, смотрю: в палату вваливаются — кто бы вы думали? Анна Африкановна, Алеша и… Чеколтан. С ног до головы закутанный в шабур — широкий плащ с капюшоном, он, оказывается, впервые за сто лет покинул свой улус. Теперь ему на неделю хватит петь обо всем виденном.
Алеша привез национальные блюда: айран — кумыс из коровьего молока, от которого, как он сказал, мертвые оживают, и потхи — сметану, смешанную с мукой и еще с чем-то. Айран — хорош, а потхи… Ел, но больше из вежливости.
Уж не знаю, с чего и начинать. С письма ли (они мне привезли письмо из Института материальной культуры Академии наук СССР), с рассказа Алеши, Анны Африкановны или с песен Чеколтана?
Начну с письма, тем более что Чеколтан, церемонно поздоровавшись с моей матерью и наговорив ей кучу по-восточному цветистых комплиментов, сел на корточки на коврик у двери — уговорить его сесть на стул не удалось, — и начал чуть слышно позванивать струнами. Пока мы разговаривали, он пел про себя: покачивал головой и шевелил губами.
В институте моим сообщением заинтересовались. Обещают с наступлением «полевого» сезона выслать группу людей. Просят подробно описать местонахождение пещеры, расстояние до железной дороги, возможность разбить лагерь вблизи объекта и прочее, и прочее.
На отдельном листке записка:
«Уважаемый Н. Булатников (извините, что не знаю Вашего имени и отчества)!
Я всегда говорила, что народы Южной Сибири до нашествия Чингисхана обладали высокой культурой. Теперь мы это докажем. Только смотрите, чтобы не расхитили сокровища Вашей пещеры.
Научный сотрудник ин-та Евг. Полянская».
Что ж, буду рад, товарищ Евг. Полянская, если ваша теория подтвердится. А в пещеру никто не пойдет — гистоплазмозис надежно ее охраняет.
Алеша старается сидеть с постной миной — как же, пришел к больному, — а глаза сияют: принят в институт. Он подробно рассказывает, о чем его спрашивали, как он отвечал. И знаешь, все-таки приятно. Как-никак, а ведь в этом есть частица и моего труда.
Анна Африкановна привезла школьные новости. Мой тезка Николай Борисович улепетнул с земли Алтайской. Как написал в районо, устроился в Европейской части СССР, то бишь в Москве. Вредна, пишет, ему романтика в больших дозах. Тоже, как и Лена, на романтику ополчился. А как же без нее. Не мечтать о том, чтобы невозможное превратилось в явь? Чем же будет тогда наша жизнь, если лишить ее мечты?
В школу приехал новый биолог — теперь уже твоя тезка: тоже Зоя и тоже Васильевна, а по фамилии Джулай. Но не из Москвы, а из Харькова. Она уже успела сделать гербарий, начала сбор образцов минералов. Организовали драматический кружок и теперь только ждут моего выздоровления, чтобы я как литератор руководил им. Что ж, может быть, и получится.
Анна Африкановна хочет меня забрать домой. Пошли с мамой к главному врачу больницы за разрешением. А Чеколтан подсел поближе и запел, да такое, что у меня даже голова закружилась. Впрочем, еще задолго до меня кто-то заметил, что все барды склонны к преувеличению.
Возвращаются наши — довольные, сияющие: врач разрешил ехать. Дают в сопровождение медсестру, хотя Алеша возражает:
— Зачем сестра? Довезу — не почувствует, что дорога под ним. Словно в лодке плыть будет.
Сборы недолги. Поехали. И — хорманг, не уставай, как говорят туркмены!
До свидания, дорогие родичи. Будет что новое о Поющей пещере или на работе — опишу. А остальное, как любит говорить мой друг Алеша, неинтересно.
Н. Булатников».