Он взял карабин, удобнее прилег над обрывом, нашел надежный упор и, старательно прицелившись, выстрелил. Всплеска не было видно. Расстреляв всю обойму, он встал на колени.
— Разве попадешь! Тут больше мили… Вот если бы шлюпка была… — сказал он, не отрывая взгляда от ныряющего в волнах шара.
— Эх, будь здесь Лукьяненко, включился бы в линию и сообщил, куда следует… — воскликнул Колокольников и даже стукнул кулаком по скале, — и всегда со мной должно что-нибудь приключиться…
— Товарищ старший лейтенант, разрешите… — срывающимся голосом вдруг попросил он через минуту. — Разрешите, я поплыву, подорву ее!..
Бондарук несколько удивленно посмотрел на матроса. Колокольников в учебный кабинет прибыл недавно, всего около двух месяцев назад, а до этого служил на тральщике. И хотя он был хорошим специалистом, исполнительным матросом, но делал все с шуточками, прибауточками, и Бондарук, человек совершенно иного склада, не считал его способным на что-либо серьезное.
— Поплывете? — невольно переспросил старший техник-лейтенант. — Ведь надо плыть с патроном, затем там поджечь шнур. Пакля наверняка намокнет, придется поджигать от папиросы…
— Патрон можно к спасательному жилету привязать, а спички и папиросы завернуть и заклеить…
Бондарук задумался… «В порту много кораблей… Не так-то легко заметить мину среди волн… Уничтожить ее необходимо, но как? Надо плыть… Послать Колокольникова? Доплывет ли?»
— Нет, я поплыву сам!.. — сказал Бондарук.
— Товарищ старший лейтенант, я же волжанин, я в любой ветер Волгу переплывал, — упрашивал матрос, и глаза его, потемневшие от внутреннего волнения, блестели. — Ведь у вас рука… — напомнил он.
Бондарук внимательно посмотрел на матроса.
— Хорошо, плывите, — твердо проговорил он. — Идемте!
Они спустились с обрыва к воде. Там тщательно прикрепили к подрывному патрону бикфордов шнур, затем плотно завернули в парафинированную бумагу спички и папиросу, заклеив пакет изоляционной лентой.
— Плывите спокойнее, без рывков, — напутствовал Бондарук, надувая жилет и привязывая к нему подрывной патрон. — Как подожжете шнур — сразу обратно. Он около часа гореть будет. Смотрите, чтобы не оглушило. Ну, все готово?
— Все, — ответил Колокольников. Однако, глядя, как волны темными громадами мчатся к берегу, как они вырастают все выше и выше, закручиваются белыми гребнями и, подломившись у основания, обрушиваются на прибрежные скалы, он оробел.
«Ну, минер, смелее!» — подумал и повторил:
— Все!
— Плывите! Ни пуха ни пера!
Матрос вошел в воду, за ним змейкой потянулся шкерт.
— Товарищ старший лейтенант, — вдруг повернулся он, — это, — показал он на брезентовый сверточек, — передайте Ковалю. Ерунда там, да он любит такие штуки, отсылает в свою школу. Мало ли что может случиться…
Лицо Бондарука сразу стало серьезным.
— Матрос Колокольников, выйти на берег! — приказал он, но тот уже не слышал. Тело его скрылось в пене прибоя. Через мгновенье голова с потемневшими от воды волосами, показалась на гребне волны.
Шкерт натянулся. Бондарук бросил спасательный жилет с привязанным к нему патроном в воду.
…Позади осталось всего несколько десятков метров, но страха как не бывало.
«Плыть можно», — подумал моряк, удаляясь от берега.
Вокруг вздымались высокие валы, позади танцевал на волнах черный ящичек подрывного патрона, привязанный к спасательному жилету. Колокольников равномерно выбрасывал руки и, быстро двигая ногами, все плыл и плыл дальше.
Неожиданно встречная волна накрыла его с головой, забила дыхание, попала в легкие. Откашлявшись, матрос сердито сплюнул.
«Уж не сбился ли?» — внезапно подумал он и оглянулся. Позади навис угрюмый обрыв, у самой воды, едва заметный на фоне темных скал стоял Бондарук.
«Где же мина? — размышлял моряк. — Старший лейтенант машет фуражкой прямо, стало быть, впереди…»
И снова встречные крутые валы, кое-где вскипающие пеной гребни… Мускулы стали наливаться тяжестью усталости, глубина моря тянула вниз. Но моряк не останавливался: тяжело двигая словно чужими ногами, с трудом выбрасывая руки вперед, он плыл дальше. Если сначала он думал о макетах, Ковале, минах, то сейчас в голове не было никаких мыслей, только — вперед, вперед, вперед…
Усталость накапливалась все больше и больше.
«Неужели не доплыву! — мелькнула мысль, и сразу неровными глухими толчками забилось сердце. — Нужно немного отдохнуть», — решил он и, быстро подтянув к себе резиновый жилет, лег грудью на него, обняв руками подрывной патрон. Почувствовав опору, матрос начал успокаиваться и затем огляделся. Все так же складки валов бороздили море, далеко-далеко позади маячил мыс, внизу стоял старший техник-лейтенант. Когда гребень волны поднимал матроса вверх, скалистый мыс и Бондарук, словно приближаясь, становились виднее, когда же Колокольников проваливался вниз, они скрывались совсем.
«Да что такое со мной, столько ли приходилось проплывать», — подумал матрос и оттолкнулся от надувного жилета. Взлетая на гребень волны, он каждый раз высоко приподнимал голову и оглядывался. И вот впереди мелькнуло что-то черное.
«Неужели она?»
Закипел, закручиваясь, гребень волны. Среди пены показался покрытый ракушками бок мины.
— Она! — воскликнул Колокольников и быстро — откуда только сила взялась — поплыл к ней…
— Сейчас я с тобой, голубушка, разделаюсь!
Мина, таща за собой длинный хвост водорослей, болталась на волнах. Во все стороны торчали, похожие на обпиленные рога, свинцовые колпаки, густо обросшие ракушками.
Матрос подтянул к себе жилет и осторожно, чтобы не удариться о рогатый шар, привязал шкертом патрон; затем оттолкнулся, держа в руках конец шнура.
— Сейчас подожгу!
Повернувшись на спину и удерживая ногами равновесие, он развернул бумагу и, держа коробку в руке, взял в рот папиросу. Набежавшая волна отбросила мину — шнур выскочил из рук. Другая волна, захлестнув матроса с головой, окатила спички.
— Вот черт! Вечно мне не везет… — выругался Колокольников.
Он выплюнул намокшую папиросу, поймал шнур и зубами распушил конец. Показалась сухая нитка прессованного пороха.
«Зажгу прямо от спички», — решил он и, вытащив спичку, чиркнул. Намокшая головка отлетела, оторвав клочок бумаги от коробки. Вторая тоже. Он вытащил следующую спичку и осторожно, почти не дыша, чиркнул. Результат — тот же. В отчаянии он брал по несколько штук сразу — головки отскакивали. Сжав в кулаке пустую коробку, моряк далеко отбросил ее. Она поплыла рядом с белой стайкой спичек.
«Что же делать? — вертелся в голове навязчивый вопрос. — Останусь здесь. А если корабль, буду кричать, махать руками. Заметят, обязательно заметят. А если корабль не выйдет до вечера?!»
И моряк мысленно представил, как наступит ночь, а он, замерзший, обессиленный, будет висеть на мине. Да если ночью и пройдет корабль, кто услышит крики за шумом двигателей?
«Нет, надо плыть… Вставить новый шнур, взять несколько папирос и коробок спичек. А доплыву ли? Доплыву!.. Должен доплыть…»
Колокольников подтянул ближе спасательный жилет и начал отвязывать патрон. Намокший шкерт не развязывался, и матрос стал со злостью дергать за патрон, пытаясь освободить его. Мина, поддаваясь рывкам, двигалась.
«Да ведь так я ее могу с фарватера стащить!..» — мелькнула мысль.
Колокольников лег грудью на жилет и потянул за собой мину. И она, подталкиваемая катящимися к берегу волнами, медленно двигалась вперед. Первоначальное решение — оттянуть ее от фарватера — сменилось другим:
«Дотащу до берега, а там взорвем!.. Буду плыть, пока хватит сил!»
Ноги стали деревенеть, жилет выскакивал из-под груди, мина, раскачиваясь на волнах, дергала за шкерт, сбивала с курса. Казалось, несмотря на все, она стоит на месте.
«Все равно доплыву… Дотащу!» — с какой-то ему самому не понятной злостью думал матрос и, стиснув зубы, продолжал плыть.
Берег приближался. Скалы мыса все выше и выше поднимались над морем, сквозь туманную поволоку, застлавшую глаза, Колокольников видел пенистую полосу прибоя, старшего техника-лейтенанта.
Уже скоро!
— …а-а, — услышал он с берега.
Бондарук что-то кричал, махал фуражкой. Шум прибоя заглушал слова.
— Бро-с-са-ай! — донеслось до него наконец.
Машинально выпустив конец веревки, матрос сильнее заработал руками и ногами. Волна высоко подняла обессиленное тело, с шумом бросила вниз. Больно ударившись коленом о гальку, матрос остался лежать на песке.
Подбежал Бондарук, схватил его подмышки, оттащил от воды.
— Я же давно кричу — бросай! Она же о берег удариться может! — волнуясь и незаметно переходя на «ты», говорил старший техник-лейтенант.
Увлекая за собой матроса, он упал за огромный обломок скалы. И тут же черный шар метнулся в пене прибоя. Земля, точно вздохнув, поднялась. Потом сразу опустилась. Сжало грудь. Тяжелым грохотом сдавило уши, и высоко в небо взметнулся столб дыма, песка, камней, водяной пыли. По горам звучно прокатилось эхо.
Спустя несколько минут Колокольников встал. Пошатываясь, подошел к берегу, постоял над свежей воронкой, наполненной вспененной мутной водой. Увидел закопченный кусок брезента, рядом с ним поломанный панцирь краба, растерзанную иглу-рыбу, а морского конька он даже и не нашел.
Отпихнул это все ногой, прошептал тихонько:
— Не везет!..
И следом за Бондаруком стал с трудом подниматься на обрыв.
А позади шумел прибой, и волны, набегая на берег, пенистыми языками слизывали с камней хлопья осевшей сажи.
На следующее утро все шло обычным порядком, словно ничего и не случилось. Бондарук, как всегда, негромко насвистывал грустную песенку, копался в своем приборе; Колокольников протирал макеты.
Шорохов поглядывал то на одного, то на другого.
«Ведь они вчера настоящий подвиг совершили, — невольно думал он. — Ну, а если бы мне пришлось, смог бы я так же, как Колокольников, поплыть?..»