— Чудеса! — вдруг воскликнул Колокольников и тут же запел:
Говорят соседу Феде:
Чудеса творят соседи…
Можно подумать, что здесь то ли чистая, то ли нечистая сила побывала!
— Что там у вас за чудеса? — спросил Бондарук.
— Да, понимаете, вот этот прибор капризничал. Я уже по чертежам проверил и в литературе покопался, хотел сегодня наладить, и вот на тебе — он совершенно исправен…
— Это я его отрегулировал, — отозвался Шорохов.
— Тогда порядок! А я-то думал…
Что он думал, Колокольников сказать не успел — в класс вбежал посыльный.
— Товарищ старший техник-лейтенант, вас и матроса Колокольникова к капитану третьего ранга Рыбакову! — выпалил он.
— Есть! Сейчас будем!.. — ответил Бондарук.
Шорохов опять остался один. Сначала он думал о старшем технике-лейтенанте и матросе, о том, что случилось с ними, и пытался угадать, для чего их вызвали к Рыбакову, но потом стал думать о трофейной донной магнитно-акустической мине, схему которой чертил. Виктор отошел от стола и поднял брезентовый чехол. Вот она, огромная темно-серая сигара. Когда-то эта мина была установлена врагами на дне бухты. Думали, что подорвется на ней военный или транспортный корабль. Но не получилось! Обнаружили ее, разоружили, и вот лежит она сейчас в учебном кабинете. Зарядное отделение пустое, аппаратура другого отделения хорошо видна через большой квадратный вырез.
«Такой же конструкции, как и у нас в училище», — подумал Шорохов.
Да, такой же, но есть и отличие. Виктор знал, что очень редко попадаются мины, похожие одна на другую. Как правило, расположение приборов изменялось, ставились дополнительные «сюрпризы», ловушки, да так, чтобы разоружение мины оказалось невозможным.
«Не помогли ваши ловушки», — про себя сказал Виктор и, набросив на мину чехол, стал заканчивать схему.
— Обрадовался Колокольников, — сказал, заходя, Бондарук. — Командир соединения поощрил его внеочередным отпуском.
— А вас?
— К сестре поедет. Надо бы какой-то подарок купить, — не отвечая, продолжал Бондарук. — Денег он не возьмет…
Старший техник-лейтенант машинально положил правую руку на стол.
— Где это вас? — спросил Шорохов, показывая на изуродованную, с искривленными пальцами, в рубцах шрамов руку.
— Да так, пустяк… — и Бондарук поспешно спрятал кисть в рукав. — Так какой же подарок купить сестре Колокольникова? Вы мне не поможете? А то я в этих делах ничего не смыслю…
— Да я тоже не знаю…
— Идемте вместе в магазин, посмотрим.
Шорохов согласился.
В городе открывался новый отдел Исторического музея. Туда и направлялся сегодня Шорохов вместе с группой матросов. Среди них и Колокольников, решивший перед отъездом в отпуск посетить музей, чтобы было о чем, как он сам говорит, рассказать землякам.
Те же улицы, вымощенные гранитной брусчаткой, так же ветер с моря овевает лицо, треплет в бухте дымы кораблей. Только акация отцвела, дождь смыл лепестки, и лишь кое-где на обочине тротуара виднелись небольшие кучки потемневших, поблекших цветов. Шорохов, машинально переступая через них, думал о своем — время идет, а он, лейтенант, минер, по-прежнему работает в учебном кабинете. Дошли до площади.
— Товарищ лейтенант, разрешите на минуточку? — спросил Колокольников и тут же побежал к памятнику знаменитому адмиралу.
Шорохов посмотрел ему вслед, а тот пересек улицу, хлопнул по плечу моряка — лейтенант узнал в нем старшего матроса Коваля.
— Кого, Павлик, ждешь?
Тот удивленно взглянул на Колокольникова.
— Никого. Просто так стою…
— Знаю я это — никого! Да здесь весь флот свидания назначает. Часа два стоишь?
— Полтора…
— И нету?
Молчит Коваль.
— Значит, и не будет. Идем-ка лучше с нами.
— Куда?
— В музей. Пойдем, пойдем. Да сними ты со своего лица вывеску похоронного бюро…
Они быстро догнали группу матросов. Колокольников помолчал немного, затем ухмыльнулся, качнул головой и, ни к кому не обращаясь, заговорил:
— И только подумать, к чему приводит человека эта самая любовь. Есть у меня дружок. Какой парень был! Камни по тонне ворочал. А влюбился — и пропал человек…
— Ладно уж тебе, — негромко говорит Коваль, почувствовав, что это камешек в его огород.
— А чего ладно? Будь здесь старшина команды, он тебя враз бы в бодрое состояние привел. Старшины, они, брат, заботливые. Возьмите нашего мичмана Яцыну. О каждом матросе отеческую заботу проявляет. Увидит непорядок в обмундировании — нахлобучка, ботинки не чищены — выговор, вовремя не доложил о прохудившейся обуви — наряд вне очереди. Вчера Павлик, — кивнул Колокольников в сторону Коваля, — решил благоустройством города заняться, пошел в увольнение с ведром и лопатой. Так мичман Яцына очень заботливо начал его расспрашивать: «Аль, говорит, все девушки в городе замуж повыходили? Аль, говорит, танцплощадки позакрывались?»
Коваль действительно вчера брал с собой ведро и лопату. Но не рассказывать же всем, что ходил к своему дереву, чтобы полить и окопать его?
— И заметьте, товарищ лейтенант, — повернулся Кузьмин к Шорохову, — старшины, наверное, с первого корабля, еще с Ноева ковчега такие. У нас мичман Довбыш служит… Знаете его?
— Нет.
— Жаль. Человек, если подсчитать, вокруг земного шара под водой обошел. Еще царской службы хлебнул. Сейчас — что, все больше на сознательности дело построено. А пока на твою сознательность воздействуют, можно и о девчатах помечтать, и вздремнуть малость…
Что хотел дальше рассказать Колокольников — осталось неизвестным, так как показался музей и Шорохов распорядился:
— Прекратить разговоры!..
У приземистого, почти квадратного здания музея многолюдно. Шорохов заметил и того моряка, с которым встречался в библиотеке, а потом на набережной. Сегодня он в полной форме, на погонах три звезды — капитан первого ранга. Виктор постарался пройти незамеченным.
В вестибюле прохладно и после яркого света улицы кажется сумрачно. Моряки поднялись на второй этаж, но пробиться в новый отдел было совершенно невозможно — уж очень много народа пришло сегодня.
— Товарищ лейтенант, давайте все осматривать по порядку, — предложил Колокольников. — Пока сюда дойдем, будет свободнее…
— Вы еще не были в музее? — спросил Шорохов.
— Нет…
Лейтенант уже бывал в музее, но ему хотелось осмотреть его еще раз, и он спросил:
— Так как, товарищи?
— Начнем по порядку, — дружно ответили моряки.
Они спустились вниз и прошли в небольшой, огороженный чугунной решеткой дворик. Весь он утопал в зелени: было много цветов, дикий виноград вился по стенам здания, по решетке, и в этом буйстве растительности по-домашнему мирными казались старинные пушки, тяжелые чугунные ядра, орудия и снаряды времени Великой Отечественной войны, образцы мин.
Около пушек моряки задержались недолго и сразу же перешли к минам.
— Неужели раньше они такими были? — воскликнул Колокольников, указывая на небольшую, несколько похожую на рыбу, мину.
— А ты думаешь, их сразу сделали такими, как у нас на складах лежат? — отозвался Коваль.
Историю развития мин Шорохов знал неплохо, стал рассказывать об этом морякам.
— Если бы в учебном кабинете такой уголок создать! — сказал один из моряков.
Затем они подошли к неконтактной донной мине.
— Такие у нас в кабинете есть! — похлопал по ней Коваль.
— Что ты все — у нас да у нас, — набросился на него Колокольников. — Думаешь, всем так уж интересно знать, где ты служишь!
— Да тут все свои…
— Свои, свои!.. Смотри, сколько людей вокруг. А вон та девушка еще и прислушивается.
Шорохов мельком взглянул на девушку, стоявшую у колонны, увитой виноградом. Молоденькая, почти подросток. Простенькое серенькое платьице. Только толстые русые косы, перекинутые на грудь, да серо-голубые глаза с зеленцой привлекали внимание.
«Цвета морской волны на изломе», — невольно подумал Шорохов.
Лицо девушки Виктору почему-то показалось знакомым. Впрочем, мало ли где он мог ее видеть? И лейтенант продолжал рассказывать:
— Эти мины в свое время были самыми совершенными в мире. На них подорвались…
— Честное слово, товарищ лейтенант, она прислушивается, — шепотом перебил его Колокольников.
— Ну так что? — улыбнулся Шорохов. — Обо всем этом можно в любой книге по минному делу прочитать.
— Вы уж простите, что я вас заставил ждать, — раздался позади знакомый Шорохову басовитый голос, от которого, кажется, листья на кустах затрепетали.
Виктор обернулся — около девушки стоял капитан первого ранга. И лейтенант сразу же вспомнил, почему ему знакомо лицо девушки: он видел ее вместе с матерью в Комнате боевых традиций части, потом на Приморском бульваре. Только тогда у нее прическа была другая. Впрочем, невольно отметил лейтенант, косы ей шли больше.
— Просто не знаю, что с вами и делать, — продолжал капитан первого ранга. — Сейчас совещаньице там собирается. Говорят, на полчаса, но кто знает, на сколько оно может растянуться — народ у нас любит посудачить… Может, вы пока сами походите, посмотрите, потом…
Капитан первого ранга оглянулся, увидел Шорохова.
— Впрочем… Товарищ лейтенант!
— Есть!
— Вы музей осматриваете?
— Так точно!
— Один или с группой?
— С группой.
— Не откажите в просьбе… Впрочем, давайте-ка мы с вами сначала познакомимся. Буранов, капитан первого ранга в отставке.
Шорохов назвал себя.
— Теперь познакомьтесь с Олей.
— Иванченко, — протянула девушка руку.
— Дело вот в чем, я обещал ей показать новый отдел. Она интересуется… Впрочем, она сама вам об этом скажет… Но я сейчас занят, просто не могу ей уделить внимание. Возьмите на себя сей труд. А товарищ лейтенант, — повернулся Буранов к девушке, — историю флота знает неплохо. Заверяю вас!..
— Может быть, я вам буду мешать? Тогда извините, я… — смущенно заговорила девушка, когда Буранов ушел.