Одних только книг в библиотеке маркизы де Помпадур насчитывалось более 3500 томов, в том числе более 800 томов французской поэзии, 700 романов, 215 книг по философии, 52 сказки и т. д. Все книги были переплетены в телячью кожу или сафьян красного цвета с позолотой.
Вообще складывается впечатление, что маркиза своих вещей никогда не продавала. Книги, картины, мебель, драгоценности, белье и тому подобное тоннами заполняли принадлежавшие ей замки и дворцы. Ее сундуки ломились от великолепных нарядов, а подвалы — от дорогих вин. Полная опись ее личного имущества в конечном итоге составила порядка 30 000 пунктов, и двум чиновникам на ее составление потребовалось более года.
В своих «Исторических достопримечательностях» Жозеф Ле Руа, бывший служащий версальской библиотеки, произвел скрупулезнейшие подсчеты и сделал заключение, что всего «царствование» маркизы де Помпадур стоило Франции почти 37 000 000 ливров. Точнее — 36 924 140 ливров. Если исходить из того, что один луидор (монета, содержавшая 7,65 г золота) равнялся двадцати четырем ливрам, то эта сумма эквивалентна примерно одиннадцати с половиной тоннам золота.
Тридцать семь миллионов ливров… Чтобы понять, насколько это много, достаточно сказать, что в те времена в крупных городах Франции ремесленник, получавший один ливр в день, считался вполне обеспеченным человеком. На крупной мануфактуре в Сен-Гобене оплата квалифицированного рабочего колебалась от 310 до 620 ливров в год, а жалованье генерального директора доходило до 2400 ливров. Твердая цена фунта хлеба (примерно 450 г) составляла 3 су (0,15 ливра), примерно столько же стоила пинта вина (0,93 л), цена цыпленка не превышала 15 су (0,75 ливра), дюжины деревянных башмаков сабо — 25 су (1,25 ливра). При снабжении армии ружье стоило 18 ливров, пистолет — 10 ливров, сабля с рукоятью — 8 ливров, кожаное седло с поводьями — 33 ливра, а хороший нормандский конь — 250 ливров.
Вопреки свидетельствам иных историков — ведь они мало заботятся о достоверном описании событий — смерть мадам де Помпадур глубоко потрясла Людовика XV. Перед тем как уединиться у себя в апартаментах, он поведал своему доктору:
— Лишь я один могу понять, что только что потерял…
Маркиза де Помпадур была погребена 17 апреля 1764 года в часовне монастыря Капуцинок рядом с могилой матери и дочери. Место это находится в самом центре Парижа, там, где сегодняшняя Авеню де ля Пэ выходит на Вандомскую площадь.
Ни от часовни, ни от могил нынче не осталось и следа.
Несмотря на то что маркиза де Помпадур вошла в историю как некоронованная королева, игравшая видную роль не только во Франции, но и во всей Европе, направляя внешнюю и внутреннюю политику, вникая во все мелочи государственной жизни, покровительствуя наукам и искусству, вся ее жизнь уместилась в короткой эпитафии:
«Здесь покоится та, которая двадцать лет была девственницей, десять лет — шлюхой, а тринадцать лет — сводницей».
Глава шестаяМадам дю Барри
Если просто посмотреть на перечень невиданных богатств, собранных фавориткой за пять лет, можно заключить, что Жанна меньше думала об управлении страной, чем о своих собственных интересах.
Любовница от графа дю Барри
Когда маркизу де Помпадур похоронили, король снова отдался мимолетным связям и никогда больше не произносил ее имени. Это никого не шокировало, кроме доброй Марии Лещинской, написавшей президенту Парижского парламента Шарлю Эно:
«О ней здесь больше не вспоминают, как будто бы она и вовсе не существовала. Таков наш мир — тяжело любить его».
За одной дамой приходила другая, но все они, несмотря на их богатый опыт и красоту, не могли «удержать пыл короля». Пресытившись, Людовик XV перестал смотреть на придворных дам. Очаровать его можно было лишь чем-то необычным. Недели напролет гонцы рыскали по всем провинциям в поисках юной особы, еще не повзрослевшей и в то же время уже достаточно испорченной, чтобы разбудить чувства заскучавшего короля.
Заканчивался 1764 год, а место фаворитки так и оставалось свободным. И вот именно в это время графу Жану дю Барри пришла в голову мысль подарить королю свою любовницу. Ее звали мадемуазель Ланж: двадцать пять лет, очаровательное личико, великолепное тело, удивительное знание жизни — и весьма легкий нрав. Взять хотя бы то, что граф дю Барри часто уступал ее своим друзьям, когда оказывался несостоятельным должником, и никто из них пока не выражал по этому поводу ни малейшего недовольства.
Жанна Бекю, она же Манон Лансон
Ее настоящее имя было Жанна Бекю. Она родилась 19 августа 1743 года в Вокулёре, практически на родине знаменитой Жанны д’Арк.
Мать ее, Анна Бекю, была дочерью простого торговца мясом, стала портнихой и буквально коллекционировала любовников. Поэтому точно ответить на вопрос, кто был отцом Жанны, невозможно. Говорят, что это был некий Жан-Жак или Жан-Батист Гомар де Вобернье, королевский сборщик податей. А может быть, это был и кто-то другой. Во всяком случае, в наследство Жанне он не оставил ничего, кроме удивительной красоты, которая стала проявляться, едва девочка появилась на свет.
В 1747 году мать Жанны покинула Лотарингию и отправилась на поиски лучшей жизни в Париж. Там она вышла замуж, а свою дочь пристроила в монастырь Святой Анны, что на улице Сент-Женевьев, заплатив за годовой пансион. В монастыре, где Жанна провела несколько лет, ее обучили молитвам, чтению, письму, рисованию, игре на клавесине, а также основам астрономии и географии.
В пятнадцать лет, выйдя, наконец, из этой монастырской «тюрьмы», Жанна стала ученицей парикмахера, но была выгнана на улицу, так как начала флиртовать с сыном хозяина. Потом она работала служанкой в одном богатом доме, но также была изгнана оттуда точно по той же причине. Правда, на этот раз сыновей было двое.
Ги Бретон, главный специалист в области интимных отношений сильных мира сего, пишет:
«В пятнадцать лет, когда начинает разгораться известный огонек, неизвестно почему она взяла имя Манон Лансон и обратила свой взор к любовным утехам».
В 1760 году она поступила швеей в ателье месье Лябилля, известного торговца модными новинками. А надо сказать, что в это ателье, помимо заказчиков швейной продукции, нередко заглядывала и знаменитая мадам Гурдан, содержательница самого известного в Париже дома пансионерок (а фактически — публичного дома). Она приходила туда, чтобы подбирать себе новых девушек. Эта сводница сразу же заметила прелестную Жанну и пригласила ее в свое заведение. В своих «Мемуарах» она рассказывает:
«Я привела ее в свои апартаменты, показала ей свои роскошные будуары, созданные для любви и удовольствий. Когда я обратила ее внимание на эстампы (обнаженные дамы в откровенных позах, всевозможные приспособления для возбуждения желаний), то увидела, как моя юная гризетка преобразилась, взор ее воспламенился… Я едва вытащила ее из зала, выбор мой был правилен! Далее я проводила девушку в огромную гардеробную, где открыла перед ней несколько шкафов и представила ее изумленным взорам голландские материи, кружева, шелка, тафту, веера, шелковые чулки, бриллианты.
— Ну что? — воскликнула я. — Дитя мое, хотите вы связать со мной свою судьбу? У вас все это будет! У вас будет та жизнь, какой вы пожелаете! Каждый день — спектакли или праздники. Ужины с самыми знатными и обходительными господами, с самыми богатыми в городе и при дворе. А ночью… ночью вас ожидает море радостей! О, каких радостей, душа моя! Их нельзя назвать иначе как райскими! Вы встретитесь здесь с князьями, генералами, министрами, священниками, — все они работают для того, чтобы прийти отдохнуть ко мне и насладиться такими цветками, как вы…
Я сунула ей в карман шестифранковую монету. Мы договорились: когда понадобится, я пошлю за ней женщину. «Вы поймете ее без слов, дитя мое, — только знаки…» Радостная, полная всех этих новых впечатлений, она обняла меня и ушла».
Несколькими днями позже один клиент (как ни покажется странным, это был прелат) пришел к мадам Гурдан с просьбой прислать ему новенькую — он сам хотел преподать ей первые уроки наслаждения. Сводница сразу почуяла, что мадемуазель Лансон устроила бы его. Она вызвала девушку и позаботилась о том, чтобы придать ей видимость девственницы при помощи каких-то лосьонов собственного приготовления.
«Я передала ее, — признается она, — получив за сей цветок сто луидоров. Он был сильно ею очарован и хотел даже взять ее на содержание, но ему пришлось спешно вернуться в свою епархию. Да такой поворот и не входил в мои планы, этой пташке предстояло не раз еще выступить в роли девственницы, прежде чем я навсегда рассталась бы с ней».
В доме графа дю Барри
Манон Лансон проработала так у мадам Гурдан около года. Там она и встретилась с графом Жаном дю Барри. Это был известный парижский сводник, про которого Александр Дюма писал:
«У графа дю Барри нередко собиралось общество ветреных молодых мужчин и женщин, и велась карточная игра».
Еще более категоричен относительно месье дю Барри историк Ги Шоссинан-Ногаре, который называет графа «сутенером, заядлым гулякой и беспутным малым, который содержал бордельчик и снабжал знакомых сеньоров соблазненными им девочками».
Восхищенный красотой девушки, граф поселил ее у себя и дал совершенно неподходящее имя — мадемуазель Ланж (по-французски l’ange — это ангел). Видимо, такое у него было чувство юмора. Недаром же говорят, что последняя степень развращенности — это подражание языку добродетели, а какое слово может быть самым добродетельным, если не слово «ангел»…
В течение нескольких лет этот подозрительный субъект жил за счет прелестей своей протеже. Вот что писал об этом один из парижских полицейских: