ый паритет.
Между прочим, после того как СССР испытал в 1949 году свою первую атомную бомбу, Млад — Холл попросил своих советских друзей считать совместное сотрудничество законченным. И тогда на встречу с ним был послан один из лучших «уговорщиков» нашей разведки — некий Марк. Он же полковник Абель и одновременно Вильям Фишер. И Марк уговорил Млада поработать на нас еще немного. Бомбу-то мы изготовили, а вот о средствах доставки оружия массового поражения знали тогда, в 1949–1950 годах маловато. И Млад согласился. Или, вернее, Абель его уговорил? Так что вопросы остаются. Надо бы их раскрыть.
Нашей России сегодня как никогда нужны самоотверженные, интеллигентные герои, с которых только и брать пример. Это значит, что поиск продолжается.
СЛУЖИЛИ ДВА ТОВАРИЩАРудольф Абель
Сегодня — это азбука разведки, а ведь еще совсем недавно эпизод хранился под грифом «секретно». Лишь единицы посвященных знали, что при аресте в 1957 году наш резидент в Нью-Йорке полковник Фишер назвался именем своего друга и тоже разведчика Рудольфа Абеля. Правда, Рудольф Иванович Абель еще в 1946-м был отправлен в запас в звании подполковника. А Фишера в Штатах могли посадить на электрический стул, и он в своем письме в консульство СССР от имени тоже бывшего нелегала и радиста Абеля давал понять: арестован он, Фишер, ждет суда и молчит.
Сигнал приняли не сразу. Как мне объясняли, письмо «попало не к тому консулу», который резво, ни с кем не посоветовавшись, ответил американцам, что никакого Абеля среди советских граждан не числится. Я интересовался: не влетело ли этому торопыге, когда копия его ответа попала в Москву? Ведь свяжись он с людьми сведущими, рядом работающими, и вопроса: «Куда делся резидент нелегальной разведки Марк?» — не возникло бы. А так его искали, наводили справки, пока не увидели фотографий арестованного Марка, псевдоним Фишера, в американских газетах. Но мне объяснили, что хотя консул действовал формально, однако точно по инструкции. Общей картины его промах не изменил, разве что трагическая история ареста могла бы всплыть пораньше.
И все же не совсем понятна с первого взгляда тема: почему же арестованный в США Вильям Генрихович Фишер назвался именно Абелем? Еще и потому, что для американцев фамилия не воспринималась чем-то отпугивающе иностранным, тем более произносят ее в Штатах «Эй-бел» с ударением на первом слоге.
Волею всегда непредсказуемой судьбы несколько лет назад в руки мне попали архивы писателя — дальневосточника Николая Филипповича Сунгоркина. Пожалуй, именно его можно назвать одним из первооткрывателей долго скрывавшейся истины. Еще в начале 1980-х он, детальнейше исследуя жизнь настоящего Рудольфа Ивановича Абеля, служившего в 1920-х годах на Дальнем Востоке, понял, что к чему. В аккуратной пухлой папке с тесемочками — копии документов настоящего Абеля и его старшего брата Вольдемара, переписка писателя с его сыном (племянником Рудольфа Ивановича) Авангардом Вольдемаровичем Абелем. Есть и некоторые статьи Николая Филипповича, попадавшиеся мне уже в середине 1990-х годов, когда вынужденная мистификация во многом и благодаря Николаю Сунгоркину была близка к официальному раскрытию.
Ведь Служба внешней разведки во избежание неприятностей оставила полковнику Фишеру взятый им псевдоним. И уже при встрече берлинского поезда на Белорусском вокзале после обмена Фишер строго попенял начальнику, в шутку обратившемуся к нему: «Ну, как дела, Рудольф Иванович?» В несвойственной себе манере отрезал: «Хватит. Я Фишер, а не Абель». И написал рапорт высшему руководству с просьбой вернуть имя собственное. Но запретили, и безукоризненно послушный Вильям Фишер представлялся всем, кроме горстки сослуживцев, Рудольфом Ивановичем Абелем.
Родная дочь Вильяма Генриховича Фишера Эвелина и приемная Лидия Борисовна Боярская в разные годы с болью рассказывали мне одну и ту же историю. Отец до конца дней своих сокрушался: знал бы, что Рудольфа в 1957-м уже не было в живых, никогда бы не взял при аресте его фамилию. Он тяжело переживал, что чужое имя прилипло буквально намертво.
Но как отбывающий срок в американской тюрьме «полковник Абель» мог догадаться, что вскоре после его отъезды из отпуска в проклятые Штаты лучший друг Рудольф скончался под новый, 1956 год в возрасте 55 лет? Поднялся пешком по лестнице к другу, осужденному по 58-й контрреволюционной сталинской статье и вернувшемуся из заключения. Позвонил, вошел, почувствовал плохо — обширный инфаркт. На сердце никогда не жаловался. И как у многих, жизнь подобным образом терявших, смерть была одновременно тяжелой и легкой — мгновенной. В Америку дочь и жена Фишера об этом решили не писать.
А когда в начале 2000-х годов разведка бросилась разыскивать останки настоящего Рудольфа Ивановича Абеля, то на Немецкое кладбище в Москве ходоков привела Лидия Борисовна — Лидушка Боярская — приемная дочь полковника Фишера.
Я вгрызался в судьбу Абеля-Фишера. И появились со временем на моем столе аккуратно отпечатанные странички из личного дела «Рудольф Иванович Абель» с пометкой:
«Все предоставленные в приложении документы являются выписками из дела № 308797 без изменения оригинальных текстов.
Личное дело хранится в Управлении……в… области.
Дело № 31460, том 1 и том 5 хранятся в… в… области.
Начальник подразделения кадров… Подпись…»
Не изменил «тексты» и я. В них всё, как есть.
Самая пора поведать о нем — одном из десятков тысяч, если верить номеру досье, бойцов не совсем видимого довоенного и военного фронтов. Итак, начнем.
Автобиография, датированная 18 февраля 1943 года, написана собственноручно:
«Родился я в 1900 г. 23/IX в гор. Риге. Отец — трубочист, мать — домашняя хозяйка. До 14 лет жил у родителей. Окончил 4 кл. элементарного училища. В 1914 году работал мальчиком-рассыльным в Риге. В 1915 году переехал в Петроград. Вечерами учился на общеобразовательных курсах и сдал экзамен за 4 кл. реального училища».
У Рудольфа были два брата, все трое — коренные рижане. Готфрид Абель никогда и ни в какую политику не лез, потому, наверно, мирно пережил в родной Риге и Гражданскую, и присоединение Латвии к СССР, и немецкую оккупацию. Окончил университет, работал на мебельной фабрике. Умер в своей постели от старости, радуясь счастью одной из своих дочерей Маруты, вышедшей замуж за знаменитого латвийского спортсмена, обладателя серебряной олимпийской медали по велоспорту Иманта Бодниекса.
Другой брат — Вольдемар с 14 лет плавал юнгой на судне «Петербург», затем слесарил на заводе в Риге. Потом перебрался в Петроград, где занимался революционной деятельностью.
И тут началось — революция, Рудольф Абель становится большевиком уже в 1918-м. Сказалось и влияние любимого брата Вольдемара: тот, красногвардеец, опередил его со вступлением в партию на несколько месяцев — он член РКП (естественно «б») с 4 декабря 1917 года. Вольдемар — железный большевик-ленинец, пользовавшийся огромным доверием у тех, кто пришел к власти. Латышский стрелок охранял Смольный, бился на Пулковских высотах с наступавшими на Питер частями генерала Корнилова. Схлынула первая смертельная опасность для революции, и Вольдемар Абель стал плавать мотористом на линкоре «Гангут».
Рудольф не отстает. Северный флот, доброволец на военно-морских кораблях красных. Идет год 1918-й.
«В должности рядового-кочегара отбыл на фронт на эскадренном миноносце “Ретивый”».
«Ретивый», относившийся поначалу к Балтийскому флоту, был затем переведен по Мариинской системе из Петрограда на Волгу, где действовал в составе Волжской флотилии «в боях за Казань, по очистке рек Волги и Камы от белых, ходил на операцию в тыл белых. В этой операции отбили у белых баржу смерти с заключенными».
И понеслось: бои под Царицыном, где флотилия обороняла город, бои в низовьях Волги, затем Каспийское море.
В январе 1920-го Рудольф Абель значился в числе курсантов класса морских радиотелеграфистов учебно-минного отряда Балтийского флота в Кронштадте. Девять месяцев учебы, и он, сдав экзамен, был назначен на плавучий маяк — гидрографическое судно Балтийского флота. Чу, вот и первая зацепка для будущей профессии.
Потом в 1921 году в составе команды балтийских моряков выехал на формирование морских сил Дальневосточной республики. В мае — радиотелеграфист службы связи народно-революционной флотилии. Затем следует перевод в Амурскую флотилию, где согласно приказу занимает должность заведующего станцией башенной лодки «Вьюга».
А с апреля — он старший радиотелеграфист башенной лодки «Ленин». 1 ноября 1922 года следует перевод на точно такую же должность на лодке «Троцкий». Здесь служба уж совсем скоротечна. Всего 12 деньков, и Абеля в числе сорока военных моряков откомандировывают в Сибирскую флотилию во Владивосток. И сразу последовало новое назначение военно-морского специалиста Рудольфа Абеля на крейсер «Главком Уборевич». В декабре 1922 года именно он доставил из Владика на Камчатку отряд красногвардейцев. Гражданская война позади, а на полуострове хозяйничают белогвардейцы. Расправились и с ними. И последовала хоть какая, но передышка. Хотя можно ли назвать ею работу на радиотелеграфной станции острова Беринг в 1923–1924 годах, где Абель выступал уже руководителем службы. Отдыхать и расслабляться советская власть своим верным оруженосцам не давала.
А брат Вольдемар — где-то относительно рядом, на ролях более заметных: он назначается комиссаром службы связи морских сил Дальневосточной республики.
В 1925-м красавец Рудольф Иванович женится на Александре Анатольевне Стокалич. В июле 1926 года, по другим сведениям в 1925-м, Рудольфа Абеля по линии Народного комиссариата иностранных дел назначают комендантом советского консульства в Шанхае. Здесь дороги настоящего Абеля и ОГПУ окончательно пересеклись:
«Был направлен в Пекин, где работал комендантом, затем радистом в советском посольстве до разрыва дипломатических отношений с Китаем в 1929 году. С 1927 года работаю в органах ОГПУ в Иностранном отделе».