Легендарные разведчики - 2 — страница 44 из 87

Наверняка тогда, а может, еще и раньше Елена, освоившая французский, английский, немецкий языки, попала в поле зрения разведки, выполняла отдельные поручения. А вот польским она владела, как ни странно, не очень. После ВОКСа Елена Дмитриевна сделала быструю карьеру в Наркомате внешней торговли. Тоже точка, всегда интересовавшая НКВД. В уважаемом Наркомате Елена Модржинская быстренько не прошла, а пролетела путь от экономиста, референта, консультанта до руководителя группы.

В 1937 году занялась главным делом своей жизни. Как и многих будущих знаменитых разведчиков, в НКВД ее направили по рекомендации Центрального комитета комсомола.

Служба оперуполномоченной в центральном аппарате Главного управления госбезопасности НКВД СССР, затем заместителем начальника отделения Главного транспортного управления. Доверие начальства завоевано. Нескончаемая череда оперативных успехов окрыляла.

В личной жизни ничего такого не было. После десяти годков замужества в 1939 году последовал развод, на который в органах всегда (даже теперь) смотрят косо. Но не на развод лейтенанта госбезопасности Елены Модржинской.

Иван дождался Марью

В 1939 году Польша после яростного, однако не долгого сопротивления была захвачена Гитлером. Сейчас пущен миф, будто польские войска сумели надолго задержать победоносное продвижение фюрера по Европе. Это — неправда. Вторая мировая началась 1 сентября 1939 года, а уже 6 сентября передовые дивизии вермахта приблизились к польской столице. Да, поляки оборонялись отчаянно, но уже 14 сентября Варшава пала. Польша превратилась в губернаторство с центром в провинциальном Кракове.

Опровергну еще один миф: вместе с Гитлером Польшу оккупировала Красная армия. Вранье! В первой половине сентября 1939-го Кремль получил шесть официальных депеш из Берлина с предложением вступить в войну против недружественной Польши. Москва хранила молчание. И лишь после взятия Варшавы, когда правительство Польши сбежало в Лондон и ее, как независимой страны, больше не существовало, Красная армия начала 17 сентября 1939 года свой освободительный поход. Войска вышли на старую западную границу. Ее, называвшуюся «линией Керзона», определили еще в 1919 году по условиям Версальского мирного договора. Так была пусть на время, но отодвинута от наших границ фашистская угроза. И даже совсем не благоволивший к нам будущий премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль подтвердил, что СССР имел на это полное право.

Обидно иное. К сожалению, советская разведка не сумела точно определить сроки нападения фюрера на наших западных соседей. В Центр сообщались разные даты из источников, которые трудно было считать достоверными. В этой разноголосице можно было и запутаться.

Но ведь несколькими годами раньше нарком Ежов умело разгромил собственные, порой отлично работавшие резидентуры в странах самых разных, не забыв и приграничную Польшу. Нескольких чудом уцелевших разведчиков зачистили уже при новом наркоме товарище Берии. После этого даже тончайший ручеек разведсообщений из оккупированного соседнего государства практически иссяк. Советских разведчиков в Польше, по существу, не осталось.

Так происходило не только с Польшей. В 1938 году из зарубежных резидентур за 128 дней не поступило ни одной информации. Мир кипел и бурлил. А разведка молчала и не по своей вине.

Агентурную сеть в Европе, да и не только, надо было срочно восстанавливать. За это решительно взялся новый начальник внешней разведки, тогда 5-го разведывательного отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, 33-летний Павел Фитин. Свой пост он занял в мае 1939-го, и вскоре 40 резидентур в Европе, Америке, Азии возобновили прерванную деятельность. К началу Великой Отечественной войны на советскую разведку работало уже около шести сотен агентов. В московском Центре и в зарубежье насчитывалось более 400 сотрудников внешней разведки.

И, конечно, очень беспокоила Польша. Что творится на наших с нею границах, какая обстановка в Варшаве, чего ждать теперь от немцев да и от тех же поляков в Москве, не знал никто. Было понятно, что в случае подготовки нападения на СССР основные силы вермахта должны стягиваться в Польшу.

Потому Москву так встревожило сообщение от Кима Филби из Лондона. Тот, ссылаясь на надежные источники, сообщал, что Германия сосредоточила 127 дивизий вдоль советской границы. 58 дивизий находятся на территории Польши. Всего же в вермахте 223 полностью укомплектованные дивизии, готовые по первому приказу вступить в бой. Эти сведения от Филби срочно нуждались в подтверждении.

И тогда в Центре решили отправить в Варшаву советского разведчика, 38-летнего Петра Гудимовича. Сын портного из Черниговской губернии окончил шесть классов средней школы, а после революции рабфак и Институт инженеров коммунистического строительства.

В 1933-м предложили смышленому украинскому парню пойти в госбезопасность. Недолго проучившегося в Центральной московской школе ОГПУ Гудимовича отправили под Саратов. А после снова учеба — на этот раз в Школе особого назначения НКВД.

Внешняя разведка нуждалась — и еще как — в кадрах. И заместителя начальника отделения одного из отделов Гудимовича решили срочно использовать в Варшаве. Да, знаний — маловато. Но работник толковый, опыта наберется на ходу, да и отправлять за границу молодых и необстрелянных стало в предвоенные годы делом и вынужденным, и привычным. Надо заметить, что получившая профессиональное образование уже при советской власти чекистская смена, как правило, не подводила.

Дипломатический парадокс: хотя посольство СССР в Варшаве и было закрыто, должность управляющего советским имуществом в нем сохранилась. Гудимовичу придумали нехитрый оперативный псевдоним «Иван». Как и было принято в те годы, паспорт оформили на другую фамилию — Петра Васильева. Оформление происходило быстро. В конце октября 1940-го Фитин подписал шифровку на имя берлинского резидента «Захара» — Амаяка Кобулова, младшего брата любимца Берии и его заместителя Богдана. «Захару» предписывалось обсудить с оперативным работником «Иваном», следующим «к месту назначения в Варшаву на должность управляющего имуществом в бывшую Польшу, все вопросы, касающиеся его работы по линии прикрытия, а также условия поддержания связи». «Захар» должен был также помочь новичку получить в немецком МИДе официальные документы для постоянных поездок из Варшавы в Берлин и обратно. А еще резиденту в Берлине приказывалось: «Из Ваших средств выделите “Ивану” автомашину, пишущую машинку и тому подобное. Договоритесь, каким путем будете поддерживать связь между собой: с помощью личных поездок, через курьеров, вызова к себе в Берлин, письменно. Подумайте, каким образом переслать продукты в Варшаву для “Ивана”. Выдайте ему из имеющихся у вас средств 880 польских злотых и 1200 немецких марок на оперативные расходы».

Амаяк — «Захар», по мнению многих своих коллег, мало что смысливший в разведке и допустивший в Берлине множество ошибок, тем не менее этот приказ выполнил. И в начале ноября 1939 года Гудимович в ранге советского консула прибыл в Варшаву. Как пишет эксперт разведки, писатель Владимир Антонов, «Иван» осматривал здание советской миссии с бывшим киномехаником посольства Трепманом. В отсутствие наших дипломатов тот присматривал за домом, а заодно, это выяснилось уже позже, служил осведомителем гестапо. Трепмана «вычислили». Да, с таким помощником много не разведаешь.

Кое-что удавалось выуживать у австрийца Данека — тот представлял в бывшей польской столице МИД Третьего Рейха и отвечал, точнее надзирал за дипломатами и гражданами стран, не порвавших отношений с Германией, оставшимися в Варшаве. Но экс-профессор и специалист в области славистики был явным наци. С ним надо было держать ухо востро. И где было взять преданных и надежных?

Тут сработал биографический минус, на который в Центре до поры до времени смотрели из-за сложности политической, фактически полувоенной обстановки сквозь пальцы. Черноволосый красавец Петр Ильич Гудимович так и не успел обзавестись супругой. В Варшаве ему не хватало не только заботливых рук, но и второй пары внимательных глаз. А новую должность помощника советского управляющего немцы вводить наотрез отказались.

Генерал Павел Судоплатов, руководивший операцией, еще в Москве предупредил Гудимовича: готовься, подыщем тебе жену с Лубянки, которая будет знать и язык, и методы вербовки. Тот воспринял известие без энтузиазма, но спорить со всемогущим Павлом Анатольевичем Судоплатовым, уже в ту пору непреклонным авторитетом внешней разведки, было абсолютно не принято. Признаться, кандидаток в жены было немного. Польский, да и то далеко не в совершенстве, если верить кадровикам, знала лишь лейтенант Модржинская. Зато хорошо говорила еще на четырех языках. Судоплатов заинтересовался: наверное, эта подойдет. Польские корни, дворянское происхождение. Где найдешь лучшую жену для Гудимовича? И весной 1940 года Судоплатов утвердил в супруги управляющему делами в Варшаве лейтенанта Елену Модржинскую, успевшую проявить себя на оперативной работе. Конечно, Судоплатов знал — Елена разведена. Может, это и к лучшему? Не придется просить потенциального мужа вникать в щекотливую ситуацию, убеждать, что так нужно в интересах родины. А так, не исключено, стерпится — слюбится. Подобные «служебные» браки, особенно в нелегальной разведке, случались, этот — не первый и далеко не последний. Иногда соединенные таким образом пары расставались после окончания командировки. Если состояли в законном браке, то чаще возвращались в свои не до конца разрушенные семьи. Но чаще всего общее дело да и невольно общая постель сплачивали. А если еще и рождались дети…

Кстати, иметь детей нелегалам внешней разведки не запрещалось. Хотя в то же время и не поощрялось. Тут уж как решат супруги. Дети служили отличным прикрытием, особенно когда рождались на территории страны нелегального пребывания. Малыши получали официальные и уж точно подлинные документы от местных властей, помогавшие порой сменить свои сапоги (так назывались паспорта и прочие удостоверения личности), искусно изготовленные в Москве,