Патриарх нашей научно-технической внешней разведки, атомный разведчик Герой России Владимир Борисович Барковский не раз говорил мне, что Маклейн с Кернкроссом первыми сообщили в СССР о планах создании сокрушительного нового оружия.
По словам Владимира Борисовича, в начале осени 1941 года руководство внешней разведки срочно потребовало от всех своих зарубежных резидентур ставить в известность Центр о планах врага и союзников по изготовлению не совсем понятного для Москвы атомного оружия. И первыми на этот приказ откликнулись, правильно, Дональд Маклейн и Джон Кернкросс. Маклейн уже в сентябре 1941-го сообщил: центр по реализации атомного проекта перемещается в США. Англия остается в числе главных разработчиков, но основные события будут развиваться в Соединенных Штатах, куда отправятся ученые-физики со всего мира. Это позволило Москве оценить обстановку и сосредоточить усилия по добыче атомных секретов из американского города Лос-Аламоса.
Кернкросс тоже не подвел. Не мудрствуя лукаво передал без всяких комментариев секретный доклад своего шефа лорда Хэнки о возможности создания в ближайшие несколько лет атомной бомбы.
Но не только это в сообщениях Маклейна привлекло внимание товарища Сталина. Его заинтересовал похищенный и переснятый англичанином отчет Форин Оффиса об отношении лично к нему главы польского правительства в изгнании Владислава Сикорского и министров его кабинета. Москва поначалу поддерживала отношения с осевшим в Лондоне генералом. А тот нелестно, грубо отзывался о дядюшке Джо, позволил себе усомниться в высказанном Советами заверении об убийстве польских офицеров в Катыни немцами. И Сталин тут же порвал с Сикорским. Возможно, именно секретный документ от Маклейна навел Иосифа Виссарионовича на мысли о двуличии главы польского правительства, заставил задуматься, с кем будет Польша в послевоенном мировом устройстве.
Есть все основания полагать, что именно после разведсообщения Маклейна всякое доверие к генералу Сикорскому и его подкармливаемому англичанами окружению у Сталина пропало.
Руководитель советской внешней разведки Павел Фитин постоянно переправлял важнейшие документы, передававшиеся «Кембриджской пятеркой», трем адресатам: Сталину, Молотову, Берии.
Эти донесения ценили, несмотря на то, что порой московские аналитики разведки высказывали недоверие «пятерке». Уж слишком ценной, суперсекретной, по их мнению, была поставляемая информация. Не двойные ли агенты гонят ее в Центр?
И все же еще во время Великой Отечественной войны советское правительство в знак благодарности «положило» пятерым британцам пожизненную и по тем временам достойную пенсию. Все пятеро, узнавшие об этом от своих лондонских кураторов, высокую честь отвергли. Все вместе и каждый по отдельности подтвердили в личных письмах, что работают не за деньги. А Гай Берджесс вовсе оскорбился, сочтя унижением саму возможность предположить, будто он рискует головой из-за каких-то фунтов.
Далее, в марте 1944 года последовала работа в Вашингтоне: Маклейн — первый секретарь британского посольства. В целях безопасности его псевдоним «Генри» сменили на «Гомера». Чтобы поддерживать связь с ценным агентом, осенью этого же года за ним в США отправился его лондонский куратор. Бдительный Маклейн старался резко ограничить круг своего с ним общения. Он вообще терпеть не мог смены связников, предпочитая работать только с людьми, пользующимися его полным личным доверием и не вызывающими раздражения командирскими замашками. Увы, иногда попадались и такие. Их по просьбе ценнейшего источника меняли.
И Маклейн, на которого возлагалось столько надежд, как всегда не подвел. Не ирония судьбы, а успех разведчика «Гомера»: в посольстве он курировал вопросы атомной энергии. Ему было поручено координировать усилия ученых Британии и США по созданию атомной бомбы. Вел работу столь тактично и умело, что руководители американского «Манхэттен прожект» относились к нему с не меньшим уважением и доверием, чем соотечественники из «Тьюб эллойз прожект». А что уж говорить о московских друзьях, души в «Гомере» не чаявших. В Москве знали всё или почти всё о политическом, военном и чисто техническом содружестве англосаксов. У Маклейна появился доступ к переписке и протоколам бесед «Капитана» (псевдоним Рузвельта) и «Кабана» (естественно, Черчилль). Это Маклейн первым передал в Центр сведения о плане американцев и англичан разделить послевоенную Германию на разные оккупационные зоны.
Не особенно сведущий в физике Маклейн сумел передать и чисто техническую информацию об уране, используемом в производстве атомной бомбы. В этой области американские ученые явно опережали британских коллег, славившихся знанием теории. Благодаря Маклейну паритет был достигнут и с англичанами, и, что более важно, с русскими.
Дональд быстро продвигался по карьерной лестнице. В 1948 году в 35 лет, небывало раннем возрасте для консервативного Форин Оффиса, Маклейна отправляют советником британского посольства в Каир.
И там впервые сотрудничество с советской разведкой у него не заладилось. Радужное мое повествование должно обрести темноватые оттенки. Не сложились у «Гомера» отношения с каирской резидентурой. Да, ранг советника был высоким, но бурный поток материалов от Маклейна превратился в тоненький ручеек. Нет, «Гомер» не выдохся, не расхотел работать на Советы, но просто требовал к себе более внимательного отношения. А российские кураторы в Каире стремились им командовать — неумело и безуспешно.
Сказалось и напряжение. Позволю себе короткую ремарку. Срывы Маклейна если не оправданны, то понятны. 15 лет он вкалывал на советскую разведку без страха и упрека. Накопилась психологическая усталость, проявлялась раздражительность. Иногда Маклейн впадал в депрессию, выйти из которой пытался с помощью алкоголя.
Однажды затеял драку с коллегой по посольству прямо во время речной прогулки по Нилу. Вскоре он с приятелем вломился вусмерть пьяным в квартиру секретарши американского посольства. После этого визита от мебели остались лишь обломки. Угомонить «гостей» удалось только вызванной полиции. Маклейн засвечивался, привлекал к себе ненужное внимание.
Дональд, уже не способный держать себя в руках, написал короткое письмо в Центр. Просил отправить всю семью — его, согласную с этим решением мужа жену Мелинду и двух сыновей — Фергюса и Дона-младшего — в Москву.
В Министерстве госбезопасности просьбу «Гомера» оставили без внимания. После окончания Второй мировой войны источников у внешней разведки резко поубавилось. Понятно, было жалко лишаться классного агента. В Центре знали, что сотрудникам Форин Оффиса с высоким дипломатическим рангом долго засиживаться на одном месте не давали. Наверняка Маклейна ждало новое назначение. Из этого исходили в Москве, и не ошиблись. Вскоре его, досконально изучившего заморские реалии, вернули в Лондон.
Роковая ошибка московского Центра заключалась в ином. Разведчик чуял, что тучи над ним сгущаются. Вряд ли он предполагал, а может, все-таки слышал, что нелегал-невозвращенец Вальтер Кривицкий еще до войны предупредил англичан: против вас действует хорошо отлаженная советская агентурная сеть. Фамилий Кривицкий, для важности выдававший себя за генерала, не знал. Однако по его описаниям в одном из активных агентов угадывался при желании Ким Филби, в образе другого явно проступали черты Маклейна. Но грянула Вторая мировая война, да и предателя Кривицкого накануне ее убили в американском отеле. Кто — неизвестно, хотя легко догадаться. Американские спецслужбы, чтобы обелить себя, были не против версии самоубийства. Она и возобладала. Опасность для «Кембриджской пятерки», казалось, миновала.
И в 1950 году как специалист по англо-американским отношениям Маклейн назначается руководителем американского отдела в Форин Оффисе. Несложно понять, какую ценность представляла для Москвы информация, переданная, можно сказать, непосредственным вершителем англо-американских отношений. Какие шаги готовятся предпринять американцы в войне с Кореей, будет ли применено, как в 1945 году в Японии, атомное оружие, какова позиция по этим вопросам британского правительства? На все эти вопросы Москва получала точные ответы.
Это лишь основные пункты того, что сделал тогда для нас Маклейн.
Предатели и олухи
Считается, что Маклейн попал под подозрение в мае 1951 года, о чем был вовремя предупрежден Кимом Филби. Это не так. Еще в 1948 году в США заинтересовались перехваченной телеграммой из посольства СССР в Лондоне. Элементарная техническая ошибка советского шифровальщика помогла гениальному лингвисту и криптоаналитику американцу Мередиту Гарднеру, годами бившемуся над разгадкой советских кодов, частично найти к ним ключ осенью 1949 года.
Другой гений разведки — Ким Филби внимательно наблюдал в США за попытками Гарднера проникнуть в тайны переписки между советскими посольствами и Москвой. Официальный представитель Сикрет интеллидженс сервис при ЦРУ Филби познакомился, а затем и подружился с мастером дешифровки. Обменивался новостями, заходил, что категорически запрещается в разведках всех стран, в специально оборудованный кабинет Мередита. Как, почему не было замечено это вопиющее нарушение? А по результатам этих визитов Ким передал нашему резиденту ошеломившее советскую разведку сообщение. Гарднер близок к разгадке наших кодов. Он даже сумел прочитать одно из донесений, в котором упоминался агент «Гомер». И американцы включили в список подозреваемых шесть тысяч сотрудников Форин Оффиса, среди которых предстояло этого самого «Гомера» обнаружить. Да, по-нашему, иголка в стоге сена, но искать ее начали со всей американской нахрапистой мощью. Хотя даже Филби не догадывался, что под оперативным псевдонимом «Гомер» скрывается его друг Дональд Маклейн.
Через несколько месяцев Центр получил еще одно донесение Филби. Гарднер проговорился: он почти вычислил агента. Всё, по его мнению, подтверждало, что «Гомер» работает в Форин Оффисе в Лондоне. И только тогда Филби пришел к выводу: видимо, это Маклейн. Американцам и англичанам догадаться об этом было гораздо сложнее.