Откуда это известно? Об этом не раз говорил мне Герой России Александр Семенович Феклисов. Ему рассказала об этом в конце 1980-х в Дрездене жена Фукса Маргарет. В Дрезден Александр Семенович, не склонный к догмам и всегда принимавший самостоятельные решения, приехал, уже выйдя в отставку. Он разыскал семью Фукса. Долго беседовал с Маргарет, которая была откровенна. Ее муж так долго ждал, что объявятся его товарищи, друзья, для которых он столько сделал. Феклисов принес Маргарет извинения. Только от себя лично. Как говорил он мне, и я верю в это свято, сходил с Маргарет на кладбище, встал на колени перед могилой друга Клауса, положил к подножию скромного памятника букет цветов. Этим дело и ограничилось.
БОГ ПРОСТИЛ И ПОМОГИван Михеев
В годы Великой Отечественной войны на помощь народу и разведке пришла Православная церковь.
Слышал о загадочном разведчике — священнослужителе от своего старшего друга А.З., который знал многих. С некоторыми строгий А.З. даже не то что знакомил, а заочно, по телефону представлял меня, журналиста. А там уж — как сложится. Так встречались потом годами с полковником Павлом Георгиевичем Громушкиным, изготовившим документы и для Николая Кузнецова, и для Абеля — Фишера, и для сотен других. Встретился однажды в жизни с полковником без фамилии, приводившим после войны в чужих краях вместе с женой в исполнение смертные приговоры, вынесенные палачам и предателям.
С подачи А.З. с Иваном Ивановичем Михеевым договорились увидеться в Центральном доме работников искусств. Уже тогда несколько обшарпанный, с виду старомодный ЦДРИ по-прежнему оставался пристанищем для интеллигенции и интеллигентов, не разбогатевших в изменчивую эпоху сокрушительных реформ. Я и сейчас наведываюсь в этот не сдавшийся торговцам и рестораторам бастион культуры, никак не смущаясь скрипучими потемневшими полами и потертыми красными дорожками.
На сохранившемся бело-синем билете, приглашавшем в октябре 1997 года на выставку художников-разведчиков, имена все тех же Абеля, заслуженного работника культуры РФ Громушкина, псевдоним живописца — одного из будущих Героев России, и имя Ивана Михеева…
Замечу, что многие разведчики отлично рисуют. Отношу это к необходимой для профессии наблюдательности, твердой руке, умению разглядеть то, что другим недоступно. К тому же некоторые нелегалы успешно работали в «особых условиях» именно под прикрытием живописи — занятием вольных людей, представителей свободной профессии, освобожденных от постоянной обязанности ежедневного хождения на работу, зато вольных в передвижении по свету.
Почему-то сразу узнал Михеева. Был он и по виду типичным русским батюшкой с большой окладистой бородой. Ему бы крест вместо галстука и, пожалуйста, хоть сей момент на службу в храм Божий. Не благословлял, а спокойно отвечал рукопожатием на приветствия знакомых ему художников-разведчиков. Еще отличали его от священника шесть колодок наградных планок на пиджаке. В 1997-м фронтовиков было, царство им небесное, еще немало, и Михеев вполне вписывался в общую картину.
А его собственные картины были солидны, основательны, сделаны крепко, добротно и кистью уверенной. Поговорили. Художник, разведчик, в годы войны священнослужитель обещал узнать, можно ли рассказать о его военных подвигах. Упомянул, что в трудные годы был заброшен в Калинин, где провел «в оккупации определенное время не без пользы для Службы». Сейчас он полковник в отставке. Ответ даст скоро.
И вскоре действительно позвонил А.З. с извинениями от Ивана Ивановича. Почему-то я так и предполагал: «Раскрывать Михеева рано, надо еще немного подождать, не пришло время».
Были действительно некие обстоятельства, которые позже стерли бегущие годы и события. Коротко, но рассказали в своих книгах о Михееве — оперативный псевдоним «Михась» — столпы внешней разведки Зоя Воскресенская-Рыбкина и ее начальник Павел Судоплатов.
Да и Михеев, что случается с людьми его профессии нечасто, успел написать воспоминания, опубликованные в журнале «Наука и религия». В них, кстати, опровергнуты некоторые факты, приводившиеся историками, пытавшимися самостоятельно разузнать о подвигах разведывательно-диверсионной группы, в которую входил Иван Иванович. Кроме того, открылись кое-какие архивы. Сняты даже телевизионные фильмы, имеющие нечто общее с действительностью.
С миру по нитке — Михееву не литературный памятник, а небольшая глава этой книги, дань памяти ему и священнослужителям, спасавшим родину в годы войны, особенно в страшных 1941–1942 годах.
Не случайно, что задумала операцию именно Зоя Ивановна Рыбкина. Своеобразный мозг внешней разведки, она одной из первых поняла, что против оккупировавших значительную часть страны немцев надо действовать нестандартно. Уж очень силен был у гитлеровцев аппарат подавления. Репрессии наваливаются, настигая и виновных и безвинных безжалостно. В их загребущие сети попадают — порой случайно — даже опытные чекисты.
К тому же, давайте признаем, не ждали на Лубянке и в Кремле, что служить врагам пойдет столько своих — вернее прикидывавшихся своими. Считалось, будто благодаря чисткам потенциально возможная пятая колонна в СССР уничтожена, нейтрализована. Немалое количество людей, точнее, нелюдей, не только тайно стучавших немцам на соотечественников, но и с оружием в руках жестоко подавлявших партизан, подпольщиков, каравших мирных жителей за любое неповиновение, явилось для высшего и не высшего советского руководства открытием печальным.
Требовалось придумать и испробовать нечто новое, фашистскими спецслужбами нежданное. И когда по обычным для разведки каналам до Рыбкиной довели информацию, что епископ Василий, по паспорту Василий Михайлович Ратмиров, 1881 года рождения, обратился в военкомат с просьбой отправить его на фронт, у Зои Васильевны созрел план, сначала несколько расплывчатый, а затем воплотившийся в довольно стройную, одновременно рискованную, однако исключительно правдоподобную легенду.
Не собираюсь в книге о легендарных разведчиках подробно разбирать отношения государства и церкви, сложившиеся в довоенную эпоху. Воспитывалось, насаждалось безбожие, священнослужителей преследовали, церкви закрывались, разрушались, превращались в склады, казармы, иногда и конюшни. Казалось бы, понятно, как должны относиться служители культа к властям. А тут патриотический порыв священнослужителя в почетном сане Ратмирова, которому далеко за пятьдесят, желавшего послужить Отечеству на фронте и защитить от фашистских супостатов православие. А не сможет ли церковь послужить прикрытием для разведчиков?
И епископ был тотчас приглашен на встречу. Но не на Лубянку, там обстановка для бесед на церковные темы совсем не располагала, а на квартиру Зои Ивановны. В своей книге «Под псевдонимом Ирина» Воскресенская-Рыбкина пишет, что беседа с глазу на глаз продолжалась несколько часов. И когда опытный чекист поняла, что патриотизм у Ратмирова искренний, «спросила его, согласится ли он взять под свою опеку двух разведчиков, которые не помешают ему выполнять долг архипастыря, а он “прикроет” их своим саном».
Епископ задумался. Подобной просьбы или предложения он не ждал. Расспрашивал о задачах разведчиков. Высказал требование: Божий храм ни в коем случае не должен быть осквернен кровопролитием. И Рыбкина не моргнув глазом заверила, что у разведывательной группы другие задачи. Выяснение намерений фашистов, наблюдение за передвижением их частей, выявление немецких шпионов.
Зоя Рыбкина лукавила. Или, скажем по-другому, сознательно скрывала, что истинные цели разведывательной группы будут иными. Город Калинин, ныне Тверь, во время встречи Зои Ивановны и Ратмирова еще обороняла Красная армия. Но удастся ли его удержать? В этом в Центре были не уверены. Осторожно предполагали, что немцы готовились его во что бы то ни стало взять, устроив в Калинине важный и последний перед взятием Москвы форпост, куда бы прибывали из Рейха фашистские бонзы для участия в намечавшемся военном параде у кремлевских стен. Некоторые данные разведки подтверждали это предположение Рыбкиной и ее прямого начальника Павла Анатольевича Судоплатова. И разведгруппе отводилась в этом критическом случае роль совсем иная, далекая от чисто наблюдательной.
Террор — вот что должно было ожидать Гитлера, Геринга, Гиммлера и прочую нечисть, которая могла бы прибыть в Калинин накануне взятия Москвы. Чтобы не привлекать излишнего внимания, не светиться, мелких немецких офицеров и будущих бургомистров разведгруппе приказали не трогать.
К чему долго объяснять: задание по террору могло стать смертельным. Вырваться из города после совершения громких актов возмездия ни спутникам Ратмирова, ни ему самому не удалось бы.
К счастью, для страны и для разведгруппы события развернулись по другому, тоже предусмотренному Рыбкиной и Судоплатовым сценарию. Остановит Красная армия наступление вермахта, и тогда разведчикам предстояло вести наблюдение за немецкими войсками. Проникать во враждебное окружение, завязывать связи, выявлять агентов и шпионов, добывать любую информацию, полезную для Москвы. Для этого в город отдельно от троих мужчин в церковном обличье проникнет женщина-радистка.
Согласие епископа на сотрудничество было получено. «Прикрыть», по выражению Рыбкиной, разведчиков Ратмиров предложил как двух своих помощников. Но предупредил Рыбкину: «Для этого им надо основательно подготовиться». Только время поджимало, а успеть — надо было во что бы то ни стало.
Из Михеева — в «Михаси»
22-летний Иван Иванович Михеев, включенный в эту операцию под псевдонимом «Михась», вовсе не был «выпускником авиационного училища, служившим с начала войны сержантом госбезопасности истребительного батальона войск НКВД», как пишет Рыбкина.
Действительно, за несколько лет до войны поступил в Ейское военно-морское авиационное училище, но сталинским соколом стать ему было не суждено.
В 1939 году его, как и сотни комсомольцев, ждала профессия другая. Старые чекистские кадры были выбиты чистками, Наркомату внутренних дел требовались молодые способные ребята, к числу которых и отнесли Ваню Михеева.