Меня свел с ним в конце осени 1998 года добрый приятель. Я просил, настаивал, и старый друг мой, наверное, нарушая какие-то принципы, все же дрогнул. Лишь предупредил: «Не лезь только с именами и странами и, не дай бог, с оперативными эпизодами. Что захочет, расскажет сам. И давай без этих твоих диктофонов».
Тихое московское кафе в центре в те месяцы грянувшего кризиса-98 было пустынно. Я сразу узнал Его. Аккуратно одетый, совсем немолодой человек лет за 75, но с какой-то особой бьющей уверенностью в движениях, взглядом прямым, рукопожатием железным.
— Вьют…? — осведомился я.
— Як Коле, — усмехнулся Он.
Суть разговора. Он был ликвидатором. И я хотел узнать: как это? Учили его этому и можно ли научить? Давали задание? Как искали и выходили на предателей? И как карали — ведь бывшие свои?
Он отмел мои сантименты сразу: давайте без соплей. Да, был в специальной группе, уничтожавшей предателей, перебежчиков, агентов, которые предавали.
— После 1945 года таких развелось немало. Успел два года прослужить во фронтовой разведке. Языков брали, ходили по их тылам и вообще. Рука была твердой.
Закончилась война. Предложили войти в специальную группу. У меня сомнений — никаких. На что иду, понимал. Согласился. Потом обучили некоторым специфическим методам устранения.
Хорошо знал один европейский язык. Поселили в стране, где хоть социализм и не строили, но войска наши после войны еще стояли. Уехать из этого тихого места в центре Европы по настоящим документам труда не представляло. Давали задание на ликвидацию, и мы выполняли.
— Кто мы? — не понял я.
— Парами, парами работали, — удивился Он моей непонятливости.
— И кто с вами в паре?
Он вдруг тяжело вздохнул, неожиданно перекрестился:
— Жена моя, царствие Ей небесное.
— Погибла при исполнении задания?
Он опять усмехнулся то ли моей наивности, то ли еще чему:
— Нет, скончалась недавно. Обычно стреляла Она.
— Как?
— Как? — Он задумался. — Всегда сражала с первого выстрела. Пусть и по-женски, но точно. И неожиданно. Есть специфические женские приемы.
— Не понял.
— А не надо понимать. Разве ваш друг не предупредил, что не надо расспросов? Хотя, наверное, теперь уже можно. Оружие — в женской сумочке. Лезла за платком — и наповал.
— И много предателей вы вдвоем уничтожили?
— Руководство ставило задачу, и нам работы хватало. После войны столько нечисти развелось.
— Это называлось «чистильщик»?
— Чистильщики ботинки чистят, — обиделся Он. — Мы — ликвидаторы. Работало несколько пар. Молодыми были, жена еще моложе, чем я, но все с хваткой, с крепкими нервами. Обычно старались так, чтобы тело не отыскали. Или по крайней мере нашли не сразу. Встречи назначались около водоемов. Труп в мешок, груз к ногам, и точка.
— Вы из внешней разведки?
— Вы не поняли? У каждого свое. У них было свое, у нас — свое. Не было никакой политики, указаний Сталина — Берии и культа личности. Уничтожали сбежавших вражин, бывших своих. Я на просьбу рассказать согласился, потому что друг ваш — человек очень хороший. Но на этом и хватит. Тем более что лет через семь-восемь после войны группы наши расформировали. И мы с женой вообще все это забыли. Освоили мирные профессии. — Он опять усмехнулся.
— Чем-то награждены?
— Зачем об этом? В войну получил больше. Но скоро ухожу. Болею, — пояснил Он. — С пионерами не встречался, в советах ветеранов не состою, второй раз в жизни об этом рассказываю. И в последний. Точно, — вздохнул Он. И вдруг спросил так, как спрашивают друг друга только профессиональные переводчики: «У вас первый язык — какой?»
— Английский.
— У жены — тоже. А у меня — другой. — И тут Он не выдал подробностей.
Мы расстались. Позже мой старший друг рассказал, что болезнь Ликвидатора была неизлечима и скоротечна. Когда я решился все же спросить о званиях и наградах Ликвидатора, познакомивший нас пояснил, что был Он в те послевоенные годы, кажется, старшим лейтенантом или капитаном.
Первый предатель
Считается, будто первым предателем из разведки стал один из удачливых сотрудников Иностранного отдела ОГПУ Георгий Агабеков. Прихватив кассу нелегальной резидентуры в Стамбуле, он обратился в 1929 году к англичанам с просьбой о политическом убежище. Говорят, это только теперь предатели выдают себя за борцов с режимом и несогласных с властью. Ничего подобного. Оправдание старо, очень старо, как сам мир разведки. Агабеков выступал разоблачителем советской власти, писал книги, где раскрывал всех известных ему разведчиков и агентов. Охота за ним шла больше восьми-девяти лет. Его пыталась уничтожить группа знаменитого впоследствии разведчика Якова Серебрянского, имевшая право проводить операции по уничтожению на чужой территории. Гонялись за Агабековым по всей Европе, расставляли хитрые ловушки, заманивали, но больно был он опытен, хитер, да к тому же и везуч. И все же был убит в 1938 году советским нелегалом, работавшим во Франции. Использовали тягу приговоренного к расстрелу Агабекова к деньгам, заманили его на какую-то квартиру и тот пришел-таки туда. Бытует теория, что тело его сбросили в пропасть. И это неправда.
А первым на путь предательства встал в 1924 году бывший царский офицер Андрей Смирнов, довольно долго проживший на нелегальном положении в Финляндии. После расстрела в СССР своего брата объявил себя политическим беженцем. И на него, к смерти приговоренного, шла охота. Смирнов понял, что в Европе он обречен, и рванул в Бразилию. Относительно его судьбы существует две версии. Первая: умер собственной смертью. Вторая: был все-таки найден и уничтожен.
Первая ликвидация
Если попытаться выстраивать некую хронологию предательств, то первым выслеженным и уничтоженным перебежчиком был разведчик Владимир Нестерович, получивший в Гражданскую войну высшую тогда награду — орден Красного Знамени. На человека верующего, бывшего царского офицера, ставшего сотрудником советской разведки, тяжелое впечатление произвели гонения на церковь, уничтожение храмов.
И Нестерович, работавший в Европе, попросил в 1925 году убежища во Франции, пообещав при этом выдать важную информацию. На это мгновенно прореагировал один из начальников ИНО Трилиссер: ликвидировать! Летом этого же года приказ выполнили. Если верить некоторым источникам, Нестерович отравился пивом. Если внести уточнение, то немцы-коммунисты — агенты Трилиссера подсыпали в пенный напиток яд.
Приговор приведен в исполнение
Трудно писать о моральной стороне физической ликвидации. Да, безвестные люди приводили в исполнение приговоры, вынесенные предателям в Москве. Методы — самые разные. Но все же убивали предателей по приговору, вынесенному дома. Месть за выданных своих являлась возмездием, чаще всего неизбежным. Иногда ликвидация проводилась нарочито открыто, чуть ли не напоказ. Бывало, что за перешедшими на чужую сторону устраивали тайную охоту. Так где-то поблизости от Лозанны был уничтожен в 1937 году опытнейший разведчик-нелегал Игнатий Порецкий — Рейсс. Несогласный с политикой Сталина, он публично объявил о разрыве с разведкой.
Чуть позже такой же шаг — полный разрыв с Советами — предпринял не менее ценный нелегал Вальтер Кривицкий. И даже боевики Серебрянского долго не могли к нему подобраться: Кривицкого тщательно охраняли. От смерти подальше он перебрался в США, о чем я уже упоминал в главе об Абеле — Фишере. В 1941-м, еще до нападения Гитлера на СССР, был найден убитым в номере гостиницы. Кривицкому выстрелили прямо в голову. Так что за самоубийство, как пытались, эту смерть выдать трудно.
Как сейчас с возмездием?
Ликвидаторов больше нет. Хотел бы я сказать то же самое и о предателях. Их хватает. Последний случай — полковник Потеев, выдавший американцам в 2010 году десятерых российских нелегалов, среди которых были и Герой Советского Союза, генерал Михаил Васенков, и красавица, ныне телеведущая Анна Чапман.
Пусть и заочно, но Потеев был в 2011 году приговорен российским судом к 25 годам лишения свободы за госизмену и дезертирство, лишен военного звания и государственных наград. Чуял, что вот-вот его накроет колпак российской контрразведки, а работа на ЦРУ близится к своему логическому финалу — разоблачению. И сбежал в Штаты незадолго до ареста там выданных им десяти разведчиков, предварительно ухитрившись отправить за океан своих детей, запустивших в США собственный бизнес. Затем к Потееву присоединилась и жена.
Не вдаваясь в подробности, напишу: он предавал своих без тени угрызений совести. Вот лишь один эпизод. Когда один из наших арестованных нелегалов отказался давать показания, в камеру к нему был запущен Потеев. Опознал, назвал по имени, пригрозил, что, если пленник будет по-прежнему молчать, к нему применят методы физического воздействия. Говорил с издевкой. Как такому существу, как Потеев, ходить после этого по земле?
Наши спецслужбы быстро обменяли «десятку» на россиян, осужденных на различные сроки за предательство и работу на иностранные разведки.
Надеяться, будто мерзавца, сбежавшего в США, когда-нибудь экстрадируют в Россию, засадят за решетку, наивно. И что же с ним будет? Разведка — не тот вид человеческой деятельности, где ценится торопливость.
И вскоре пришла весть о смерти разжалованного экс-полковника Потеева. Об этом как бы невзначай проговорились сами американцы. Дезинформация? Вброс, чтобы успокоить, спасти мерзавца? Иногда разведки применяют подобный прием: объявляют о смерти сбежавшего предателя, сменившего фамилию, а порой и лицо.
Ему было около 65 лет. «Умер своей смертью. И кому он сейчас нужен», — подтвердил один из знающих профессионалов.
Несмотря на всю аморальность предателя, вряд ли ему жилось в США вольготно. Витал страх. Да и чувство, что российские спецслужбы узнали, как думается, о его новом постоянном месте жительства, уверенности не прибавляло. Жил же в то время в США другой предатель Третьяков. Неожиданно автор книги о собственных предательских деяниях скончался в 53 года: подавился куском мяса.