Михаил Евгеньевич, как и Блейк, успешно штудировал русский, основы которого изучил еще в Штатах. И, как и Блейку с Филби, улыбнулось Орлову в СССР семейное счастье. Полюбил преподавательницу русского языка Елену, и она в 1987 году ответила взаимностью. В разведке не редкость, когда слушатели — и русские, и иностранные, женятся на своих учительницах. Родилась дочка Александра. Семья поселилась в четырехкомнатной квартире, майору выделили дачу, он купил заветные — для советского человека — «Жигули».
Все было бы хорошо, если бы не одно огромное «но». Вовсю развертывалась «перестройка», а ее романтичный идеалист Орлов принять не смог. Советы стремились к тому, от чего он и сбежал из США. Зачем и кому это нужно? Товарищи по Службе успокаивали Михаила Евгеньевича, пытались объяснить то, что и сами не особенно хорошо понимали.
Наступало время огромных перемен, с которым романтику Орлову было не по пути. Конечно, в СССР его раздражали и длиннющие очереди, и дефицит элементарных товаров, и некоторая даже его коснувшаяся бюрократичность. Но для идеалиста все трудности меркли по сравнению с целями, к которым столько лет шла страна, которую он искренне считал своей Родиной. Иногда казалось, будто сделал для нее не всё, что мог и на что способен.
Пытался найти забвение в семейной жизни. Сколько счастья приносила маленькая Саша. Приходила радость, когда переводил Маяковского на английский.
Откуда свалилось страшное решение уйти? Соломатин, и это всего лишь его личная точка зрения, полагал, будто в семье не все складывалось. И романтик сдался. Неплохо знавший Орлова полковник разведки И. придерживался иной точки зрения: майор устал. Сложно было переварить непредвиденные перемены. Товарищи помогали, как могли, но нервы Орлова — после всего сделанного и пережитого — были натянуты до предела.
И 22 июня 1989 года лопнули. Будь проклят тот дачный гараж. Офицер задраил «Жигули», завел мотор…
В предсмертных письмах он умолял коллег по Службе простить его как человека, который не смог выполнить задание, благодарил их за терпение и доверие. Просил не оставлять жену и дочь Сашу без помощи. Написал в США хорошо понимавшей его матери. Попрощался в послании с Джорджем Блейком. И еще одна просьба: похоронить его под сознательно взятой фамилией Орлов в форме майора КГБ.
И что поразительно: и в последние мгновения жизни он думал, как бы не подвести товарищей. Если последнее может как-то навредить их делу, которое он по-прежнему считает общим, то хоронить в закрытом гробу. Хоронили в открытом. Все, о чем просил Михаил Евгеньевич, было выполнено.
Его могила на Новокунцевском кладбище — рядом с последним пристанищем великого Филби. На памятнике — изображение так и оставшегося молодым майора: 1957–1989, фамилия выбита на русском. И гравировка размером поменьше: Glenn Michael Souther.
По-моему, он во многом повторил судьбу своего любимого Маяковского. Вера, работа, усталость, переутомление. Слом. Возможно, как и у поэта, на какое-то время разладилось с любимой женщиной.
Идеализм иногда обходится дорого. Иногда очень дорого. Американец Гленн Соутер добровольно и сознательно заплатил за него собственной жизнью.
ОТ СЕРЖАНТА ДО ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА:Борис Семенович Иванов
Просто так орден Ленина не дают. У генерал-лейтенанта с нашей русской фамилией Иванов и по имени Борис Семенович их было два, что среди разведчиков встречается редко.
Борис Иванов мало известен широкому кругу читателей. Точнее, совсем не известен. А между тем даже один лишь пройденный им путь от старшего сержанта-оперативника на Вологодчине до первого заместителя Первого главного управления КГБ СССР заслуживает уважения.
А вот биография для руководителя тех, не блатных, лет у него типичная. Родился 24 июля 1916 года в Петрограде в семье рабочего Путиловского завода Семена Макаровича и Анны Григорьевны.
В начале 1917 года переехали в город Череповец Вологодской области. В семье Борис был первенцем. Брат Александр в Великую Отечественную — военный инженер, в послевоенные годы старший инженер Череповецкого сталелитейного завода. За ними родились двойняшки — сестра Евгения и брат Николай — военный летчик, ушедший в отставку после тяжелых ранений, полученных в годы войны.
Жили нелегко, приходилось и работать, и учиться. Но образцовую среднюю школу № 1 имени Максима Горького Борис окончил с отличием.
Тогда молодые мечтали в основном о трех профессиях — полярника, летчика или инженера. Вот и Иванов из Череповца приехал в Ленинград. И значит, были таланты, способности, если сразу поступил в Электротехнический институт. Вспоминаю, что и другой его земляк, будущий Герой России, разведчик-нелегал Алексей Михайлович Козлов тоже с Вологодчины. И все экзамены в послевоенный МГИМО сдал на «отлично».
Однако долго «учиться на инженера» Борису не пришлось. Вряд ли слышал он о приказе наркома внутренних дел за номером 00306 об организации и комплектовании первого набора десяти межкраевых школ для подготовки оперативного состава для пополнения органов госбезопасности. Но когда в 1937-м пригласили в райком комсомола, пришлось студенту Иванову Б. С. выполнить приказ на практике.
Судьба пошла как под копирку с другими чекистами того комсомольского призыва. Надо было кем-то заменять выбитые чистками лучшие кадры. И молодых ребят, предпочтительнее из рабочих, хотя и не только, брали в органы. Нужны были грамотные, образованные, не запуганные репрессиями молодые люди, верные идее. И уже в январе 1937 года Иванов меняет место учебы.
Его никак не могли коснуться репрессии, обрушившиеся на старую гвардию ЧК, выученную еще на честных принципах Дзержинского и Менжинского. Строгие кадры пропустили мальчишку из провинции, которому и провиниться-то было не в чем, без вопросов.
Времени на учебу в Ленинградской МКШ НКВД, что в переводе означает межкраевую школу, отпустили совсем ничего — один год. А что делать при по-настоящему катастрофической нехватке кадров? Десять школ, созданных во многих больших городах Советского Союза, обучали пополнение по ускоренной программе.
Признаться, сложно понять, как можно за 12 месяцев усвоить азы чекистской работы, худо-бедно, зато наскоком попытаться заговорить на иностранном языке и получить хотя и среднее, но юридическое образование. А еще их учили применять полученные навыки пусть в учебных, но боевых условиях.
Маленькое отступление. Как получалось, что уроженцы глубинки, сыны рабочих семей быстро усваивали знания, овладевали совершенно новой для себя профессией, становясь полезными и порой незаменимыми? Иными словами, почему провинция била Москву с Ленинградом, заслуженно пробиваясь все выше и выше? Искренне веря в правоту своего дела, они делали не карьеру, а биографию. Им были не знакомы субтильные сомнения: справимся — не справимся. Взращенная в борьбе за выживаемость сила влекла, тащила и продвигала вперед. Им было не на кого надеяться, кроме как на самих себя. Они быстро отыгрывали у столичных ровесников данную тем уже при рождении фору.
Предвоенный комсомольско-рабочий набор в спецслужбы принес советской разведке славу уже через несколько лет — в годы войны. А плеяда чекистов набиралась опыта и даже лоска, вскоре уже представляя страну далеко за ее пределами. Из того же призыва вышли Герои России атомные разведчики, Герои России Борис Барковский, Леонид Квасников, Александр Феклисов, работавшие в США и Великобритании.
Борис Иванов относится к этой славной когорте. Только пошел он еще дальше остальных, превратившись из удачливого разведчика в дальновидного стратега. В 1970-х и особенно в 1980-х он в числе горстки избранных и выдвинутых из чекистской среды определял не просто политический, а стратегический курс великой страны. И ошибаться ему, он же не партийный руководитель, было никак нельзя.
Об этом позже, а пока старая, добрая и хорошо изученная Вологодская земля, куда он прибыл для прохождения службы в УНКВД. И пожалуйста, забудьте, будто Вологда — какая-то глушь. В предвоенные годы город превратился в стратегически важный пункт. Нити железных дорог через Вологду связывали Москву, Ленинград, Урал, Архангельск, Петрозаводск. Этот узел пропускал нескончаемый поток перевозок, интересовавший уже тогда и финнов, и немцев.
Началось с финнов в ноябре 1939 года. Война была суровой и кровопролитной. Думали закидать шапками, а понесли огромные потери. Не ожидали от соседей суровой беспощадности. Не предполагали, что армия Маннергейма будет вести боевые действия, пытаясь вклиниваться в бреши между нашими частями и хитро откатываться на заранее подготовленные рубежи обороны. В таких, не ею созданных, условиях нельзя было обойтись Красной армии без хорошо поставленной разведки — смелой, маневренной. Отряды Наркомата внутренних дел обязаны были обеспечить условия для главного удара, наносимого тогда нашими крупными силами и, как правило, без особых хитростей, прямо в лоб. Невосполнимые потери, как полагают сегодня некоторые военные историки, были один к пяти — не в нашу пользу.
Впрочем, ощущение такое, что уже не установить нам точного числа погибших. Мой отец рассказывал, что видел в финских лагерях для советских военнопленных жуткие картины. Немцы во Вторую мировую замучили генерала Карбышева. В мороз обливали его холодной водой, превратив в ледяную глыбу. А в войне с Финляндией в лагерях военнопленных в такие огромные глыбы превращали десятки и десятки красноармейцев. Отец написал правдивую книгу «Финские изверги», проклиная фельдмаршала Маннергейма и его армию. Но вскоре книга исчезла из магазинов и библиотек. Об этом года с 1945-го как-то перестали говорить, надолго преобразив финнов в добродушно выпивающих и полезных соседей.
Потерь и пленных в проклятую финскую могло быть и больше, если бы отряды НКВД не выдвигались вперед, отрываясь на три-четыре десятка километров от наших частей и соединений. Вклинивались во вражеские позиции. Вели разведку, наводили на противника панику неожиданными налетами, пытались захватить в плен финских разведчиков-диверсантов, сумевших пробраться поближе к передовым ча