стям Красной армии. И еще научились бороться против финских «кукушек». Не невинных птичек, отсчитывающих годы жизни, а стрелков-снайперов, часами почти неподвижно высиживавших на деревьях и меткими выстрелами лишавших жизни красноармейцев, высматривая среди них командиров.
В одном из таких отрядов НКВД сражался Борис Иванов. Сержант государственной безопасности рисковал ежедневно. Кем-кем, а кабинетным работником и удачливым выдвиженцем он не был. В леса под Вологдой сбрасывались парашютисты — немцы, финны, завербованные и прошедшие выучку в специальных диверсионных школах перебежчики с советской стороны и немолодые уже белоэмигранты из непримиримых.
В Центре тревожились: сколько бродит тут всякой нечисти, а до Москвы совсем недалеко.
Если верить некоторым свидетельствам, то именно в это время произошло знакомство будущего начальника контрразведки Евгения Питовранова с Борисом Ивановым. Питовранов прибыл из Горького для помощи вологодцам. В густых заснеженных чащобах они вместе участвовали в операциях по захвату Мурзы, Слепого и еще нескольких диверсантов. Допросы иногда заканчивались перевербовкой. Тот же Слепой выдал два десятка своих сообщников. Но до ареста убил нескольких красноармейцев. А когда его привели на первый допрос, попросил ослабить съемный болт протеза. И ухитрился выстрелить в Иванова. Тот успел увернуться.
Дома Бориса с тревогой ждала жена Антонина. Она тоже служила в органах, и познакомились они в Вологде. Всю жизнь Борис Семенович и Антонина Геннадьевна прожили вместе. Оказались и однолюбами, и соратниками, и любящими родителями.
Антонина дождалась мужа с финской. Но впереди маячила, грозила неизбежностью новая война, которую было не остановить никакими мирными пактами с немцами.
Вологодчине пришлось нелегко с первых дней Великой Отечественной. Не смогла наша армия сдержать натиск тех же финнов. Сейчас как-то забылось, да и вспомнится ли, что финны оккупировали к осени пусть крошечную, но часть территории области. Лишь в октябре стало поспокойнее: части Красной армии остановили готовившийся и уже видевшийся вполне реальным прорыв фронта. И только теперь мы узнали, что немцы лишь отложили наступление, поставив задачу ворваться в Вологду к маю 1942 года. А фельдмаршал Маннергейм считал, что взятие Вологды и еще нескольких городов российского Севера имело решающее значение для всей военной кампании, в которой бывший генерал русской армии принимал самое активное и губительное для нас участие. И установленная в Петербурге, пусть на короткое время, доска в его память, это плевок в лицо с фельдмаршалом бившихся и от рук его вымуштрованных солдат павших. Немало смертей на совести Маннергейма. Но планы оккупировать наш Север сорвались.
Военное положение объявили в Вологодской области сразу после нападения Гитлера. Крупные воинские склады, аэродромы, Северная железная дорога, проходившая через всю территорию Вологодчины, превращали ее в стратегически важный для Красной армии пункт.
Железнодорожный узел приобрел еще большее значение в 1942-м. Ленинград стоически переносил блокаду. А через Северную железную дорогу шло все то, что было нужно Ленинградскому и Карельскому фронтам. Пускать под откос поезда, взрывать железнодорожные станции, передавать постоянную информацию о перемещениях советских войск должны были прошедшие специальные диверсионные школы агенты абвера.
Тут и началась операция «Хозяин», задуманная и как по нотам разыгранная вологодским НКВД. Один из выпускников Краснознаменной академии имени Юрия Андропова рассказывал мне, что ее, канонизированную и превратившуюся в нечто вроде классического учебного пособия, до сих пор изучают будущие разведчики. Она вошла в историю спецслужб так же, как и знаменитая операция «Трест», проведенная в 1920-х. Была долгие годы засекречена, скрыта от посторонних глаз. Лишь однажды где-то в 1960-х о ее ходе было подробно и относительно достоверно рассказано. Правда, не в строгой документалистике, а в художественном повествовании, где имя главного персонажа было слегка, не до неузнаваемости, но изменено. Упомянут в книге и Борис Иванов. Но подробности операции «Хозяин» стали известны недавно.
Существуют две версии названия. Первая — все началось с того, что некий захваченный в Вологде диверсант с презрением отозвался о разгильдяе — хозяине квартиры. Тот запросто выбалтывал агенту, что у него в доме живут прибывшие сюда летчики, сливал сведения об эшелонах с техникой, проследовавших по железной дороге. Шпионом «Хозяин» не был, но если бы его не остановили, вред мог нанести немалый.
Вторая версия гораздо более возвышенная. Вологодские чекисты захотели показать — и показали — абверу и его выкормышам, кто настоящий хозяин на Русской земле.
Немцы старались проникнуть в русский тыл. Абверкоманда-104 готовила диверсантов из военнопленных, добровольно перешедших на их сторону и содержавшихся в лагерях в Каунасе, Риге, Кёнигсберге. Завербованные перебежчики затем проходили курс обучения в разведшколе абвера. Проявивших способности отбирал начальник школы подполковник Фридрих Гемприх. Курсанты знали его под им же придуманным и довольно несуразным именем — майор Петергоф. Лично ему приглянувшихся он готовил для выполнения особых заданий сам. Самолеты, поднимавшиеся с аэродромов оккупированных Пскова и Смоленска, забрасывали диверсантов на Вологодчину. В основном интересовали абвер крупные города — Вологда и Череповец.
Сколько же диверсионных групп бродило по густым заснеженным лесам, пытаясь проникнуть в города, что поближе к железной дороге! Но на эту, из трех человек, выброшенную поздним февральским вечером 1942 года «хейнкелем» над густым лесом недалеко от городка Бабаево, что в 300 километрах от Вологды, Гемприх надеялся особенно. В ее составе двое диверсантов, которым нечего терять: своими руками уложили на глазах у многих столько соотечественников, что дороги обратно для них уже не было. И радиста подобрали для них не какого-нибудь наскоро обученного, а мастера своего дела, окончившего курсы еще в Красной армии.
Выброска прошла удачно. Никем не замеченные, они закопали парашюты и отправились в неблизкий путь.
Тут и произошел сбой. Документы лейтенанта Орлова не вызвали подозрения у патруля на железнодорожной станции в Бабаеве. Но лейтенант потребовал отвести его в отдел НКВД, где сделал нежданное признание. Его и еще двоих сбросили на парашютах немцы, где остальные двое — не знает. А он просит поскорее доставить его к начальству рангом повыше.
В Вологде многое прояснилось. Никакой он не лейтенант Орлов, а курсант трехмесячной школы абвера Николай Васильевич Алексеенко. Его, морского старшину-радиста, взяли в плен, переводили из лагеря в лагерь, морили голодом. И поняв, что больше не выдержать, он согласился служить немцам. Но с единственной целью: вернуться и доказать, что он не предатель.
История и правдоподобная, и не очень. Ей можно было и верить, и не верить. Но начальник вологодского управления НКВД Лев Федорович Галкин добровольно сдавшемуся перебежчику поверил. Тем более что тот дал точные приметы тех двух диверсантов, что пока еще не пойманы. Они исключительно опасны. Группе приказано не только добывать разведывательные сведения, сеять ложные слухи среди населения, но и проводить диверсии на железной дороге. Алексеенко сам просил поторопиться: он должен поскорее сообщить майору Петергофу по рации, что выброска прошла успешно и они добрались до Вологды.
По крайней мере относительно двух, как их называли — крещеных, то есть совершивших кровавые преступления против своих, Алексеенко не врал. Их быстро вычислили, поймали. Допросы продолжались долго. И пара предателей в отличие от радиста замкнулась накрепко, никаких сведений не давала. Какое сотрудничество и перевербовка! Поступили с ними по законам военного времени. Да, расстреляли.
А с Алексеенко решили работать. Москва дала согласие, и он быстро отстучал радиограмму о благополучном прибытии. Тут чекистов мог ожидать еще один подвох. В Абверкоманде-104 знали «почерк» радиста, ведь у каждого, работающего на ключе с азбукой Морзе, он индивидуален. Понятно, любой другой, даже классный радист, был бы немцами расшифрован.
К тому же Алексеенко мог незаметно передать заранее обусловленный сигнал, уловить который при передаче практически невозможно: работаю под контролем. Однако морской старшина был честен. Он рассекретил шифры, сообщил позывные свои и радистов абвера, указал длину волн, назвал точное время передач.
Так в апреле 1942 года началась радиоигра «Хозяин». В документах Управления вологодского НКВД она значилась под номером 2311. Велась восемь месяцев и закончилась 31 декабря 1942 года.
Сначала, ссылаясь на трудности вживания, немцев баловали дезинформацией нечасто. Позже сведения передавали постоянно, а в ноябре они пошли потоком. Так требовала сложившаяся обстановка. Приходилось выходить в эфир каждый день. Алексеенко работал на ключе прямо из здания, расположенного напротив УНКВД. Здесь и жил, иногда выходя в город. Ему доверяли. Он старался, говорил, что искупает вину. Чтобы избежать возможных вопросов от Петергофа, был в сообщениях краток. Сдержанность Алексеенко нравилась немцам.
С просьбами он обращался редко. Но пришло время, и попросил прислать питание для рации, портативные детали, деньги. Немцы послушно сбросили все «заказанное» в двух баулах. Их держали на поводке, заставляли нервничать, радируя, что самолет видели, а груз даже втроем отыскать не могут. Потом успокоили: груз найден.
Любая радиоигра — занятие сложное. Надо не только передавать дезинформацию, но и тщательно ее создавать, продумывать. Сделать так, чтобы противник верил. Ведь, возможно, есть у него в этом регионе и другие, пока не выявленные источники информации. В то же время дезинформация никак не должна повредить своим. Однажды для большей достоверности пришлось даже взорвать железнодорожное полотно и распустить слух о якобы пущенном под откос эшелоне с военной техникой. Значит, были у немцев прямо в Вологде нераскрытые источники информации. Может, и не диверсанты, а осведомители, подтвердившие крушение. И Петергоф в радиограмме поблагодарил Орлова, приказав проводить еще больше диверсий.