— Михаил Анатольевич, а что с ногой?
— Ничего. Это так — глупость. Врачи мне здесь сделали операцию. Пока хожу с этим костылем. Но скоро выброшу и забуду. А в 2010-м в США с ногой было не совсем так, как писали. Ногу и ребер мне при аресте и в тюрьме не ломали. Не так перевели, не так поняли.
— А что было в 2010-м?
— Было предательство. Если бы не это, меня бы не взяли. Никто меня не знал. Как и Козлов (Алексей Михайлович Козлов, Герой России, был арестован по доносу предателя Гордиевского и просидел в 1980-е два года в камере смертников в ЮАР, с которой у СССР не было дипломатических отношений. — Н. Д.) я ни с кем не общался. Был все время один.
Меня отправлял еще Крючков. (В те годы Владимир Александрович Крючков был начальником Первого главного управления КГБ СССР — внешней разведки. — Н. Д.) Знаете, как тогда было? Отправляли очень надолго, иногда навсегда, на всю жизнь. И Крючков мне сказал: «Знай, возможно, ты никогда домой не вернешься». И я это знал. И к этому шло. Да, я не должен был возвращаться.
Из тех людей, арестованных в Штатах, с которыми я сидел на скамье в суде, никого никогда не видел и ни о ком не слышал. И они меня не знали — не видели. Я был — десятый и для них — неизвестный. Но американцы знали, кто я.
— Откуда?
— В 1991 году во все области нашей жизни, во все — проникло немало чужих людей. Их толкали, навязывали, они занимали места. На некоторых они сидят до сих пор. И эти чужие выдавали.
— Как Калугин?
— Нет, я не совсем о таких, как он. Эти кроты, предатели сидели здесь. И думаю, в разведке тоже. Если бы не Примаков (первый директор Службы внешней разведки РФ. — Н. ДД разведку бы уничтожили, многие хотели в ней командовать. А Примаков спас. Но все равно какие-то люди остались. Один из таких меня и выдал. Я понял это в камере. Когда тебе показывают твое старое фото из Москвы, все становится понятно. Я с тем человеком не говорил. Противно. Признал: да, я. И на этом закончили. Больше им ни слова.
— А как вы в первые годы там осваивались?
— Это долгие годы и долгий разговор. У меня все было в порядке с документами. Испанский язык был и тогда хороший. Жил в Латинской Америке. Я постоянно учился. И в молодости, и когда стал профессором — уже сравнительно недавно. Я даже сам преподавал в престижной школе.
— Но вы же были фотографом?
— Да, и фотографом. Близко к президенту страны, в которой находился. Ездил по миру. И без всяких подозрений.
— А как передавали в Центр? И как вербовали?
— Это — уже другое. И с годами необходимость в вербовках уменьшалась. Многое знал сам, без источников. Такая была высота. Это не было пиком. Я продвигался вперед, становился выше. Меня хорошо знали не только в Латинской Америке.
— Ваша жена вам помогала?
— Я тебе твердо говорю: моя жена не знала. Ее обвиняли в шпионаже. Но она ничего не делала. Она хорошая журналистка и пишет и сегодня статьи, которые разоблачают все их сделки там. Ее хотели посадить: обвинения и суды. Время рассказать обо мне не пришло. А может, и не придет никогда.
— Но многие знают, что вы — Герой.
— Да, присвоили.
— Слышал, что один из ваших сыновей музыкант?
— Великолепный, закончил джулиардскую школу. Он не от меня. Но я плевать на это хотел и усыновил его, когда женился. Ему было совсем мало лет, и он мой, родной. А младший в Москве — архитектор. И мне его жалко. Из него, из всего этого талантливого молодого поколения выжимают всё, что они сейчас могут дать. Понимаешь? Так не должно быть. Человек приходит в девять утра и уходит в шесть вечера. А им говорят: останьтесь, работайте. Но человек такого не выдерживает. Этот труд подавляет инициативу, прижимает. Это худший капитализм. Чтобы творить, надо быть свободным.
Рядом во время нашего разговора был молодой сотрудник — прикрепленный. Терпеливо ждет, пока мы поговорим. Я потом извинился, что долго. Он сказал: «Ничего». Понял, что мне разрешили.
Кто Иуда
Полковник Потеев. Его отец-фронтовик был Героем Советского Союза. А он сам воевал в Афганистане в составе групп спецназа КГБ. Награжден орденом Красной Звезды.
Видимо, был завербован в США, где работал под крышей постоянного представительства РФ при ООН. Вернулся оттуда в 2001 году. Затем занимал высокие посты в Центре. Имел доступ к секретным документам. Был исключительно осторожен. Даже отказывался от повышения по службе: ведь для этого требовалось пройти проверку на полиграфе.
Готовился к побегу долго. Заблаговременно отправил в Штаты двух взрослых детей, устроив сына и дочь на хорошую работу. Взял отпуск. И бежал из России в 2010 году по поддельному паспорту на странную фамилию «Дудочкин». Предполагаемый маршрут: Москва — Беларусь — Украина — Германия — Соединенные Штаты. Наверняка уходил по заранее подготовленному американскими спецслужбами коридору.
Прихватил секретные досье. Почти сразу же, не переводя дыхания, выдал нескольких российских нелегалов. Среди которых и ветеран разведки, Герой Советского Союза и этой нашей главы Михаил Анатольевич Васенков.
Московский окружной военный суд приговорил Потеева к 25 годам лишения свободы в колонии строгого режима.
В июле 2016 года пришло сообщение о смерти Потеева. Спросил у ветеранов разведки, можно ли этому верить. Не попытались ли американцы обезопасить своего агента? Или, может, приложил к этому руку кто-то другой?
Но ответ прозвучал твердо. Очень похоже на правду. Предателю — 64 года. Он и до этого немало пил. А в чужой стране, где не покидало и не могло покинуть чувство страха (совсем не раскаяния, не угрызений совести, таким потеевым неведомые), тяга к спиртному могла перерасти в алкогольную зависимость. Дошла до Москвы информация, что предатель запил. И ушел Иуда.
ПОЭТ НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ:Герой России Юрий Анатольевич Шевченко
Настоящее имя Героя России, разведчика-нелегала Юрия Анатольевича Шевченко раскрыто только в начале 2020 года.
Нас познакомили довольно давно. Признаться, я получал искреннее наслаждение от встреч с ним. В чем разница между Шевченко и многими из нас? Какой же это острый, пронзительный, быстрый ум! Там, где обычный человек останавливается и ставит точку, он идет дальше, смотрит глубже, заглядывает туда, куда не приходит в голову всмотреться нам. Он разведчик и художник. Аналитик и поэт. Внимательнейший наблюдатель и путешественник. Полиглот и рассказчик.
И как же умеет Юрий Анатольевич быть неприметным. В тесноте и шуме большого зала он словно теряется. Сидя в центре четвертого ряда, уходит в глубокую тень, словно натягивая шапку-невидимку. В переполненном фойе сливается с толпой, и единение так естественно, что он свой везде, неотделим от пейзажа, незаметен и одновременно живет общей жизнью. И чувствуется по всему: жизнь для него прекрасна. А он — ее искренний и Богом выделенный любимец.
Горжусь, что видел Юрия Анатольевича Шевченко в первый торжественный вечер сразу после того, как где-то в закрытой тишине огромного здания президент России Владимир Владимирович Путин наградил его Звездой Героя.
Публиковались небольшие наши беседы без упоминания его славного имени. Напечатана коротенькая глава его воспоминаний в книге «Вартанян» о наставнике и друге Геворке Андреевиче.
И вот наконец пришла пора, когда выпадает честь рассказать о нелегале Юрии Шевченко более подробно. Не уверен, что полностью удастся передать его высочайшую интеллигентность, тонкое понимание собеседника, сдержанность и в то же время открытость. Но я попытаюсь. Хочется, чтобы мы знали, каких замечательных людей дарит нам Отечество, безопасность которого наши разведчики-нелегалы самозабвенно защищают.
Юрия Анатольевича с легкостью можно принять за русского или американца, немца или француза. Худощавый человек среднего роста, с аккуратно подстриженными усиками, десятилетия работавший во множестве стран, мог встретиться вам и мне в любом городе мира и не привлечь никакого внимания. Выделяет его разве что определенный фирменный знак — берет, явно не нашенского покроя, который носится с неким необъяснимым для меня шиком. Долгие годы жизни прожиты советским, а затем и российским нелегалом вдали под чужими именами. Сравнительно недавно (по меркам разведки) он благополучно вернулся в Москву.
Мы в его уютной и со вкусом обставленной квартире. На стенах — отличная живопись. Картины приехали сюда вслед за хозяином со всего земного шара — от далекой Африки до близкой Европы. А вот в подборе мебели чувствуется определенное разностилье, чему хозяин даст неожиданное объяснение. Здесь до него жил другой человек его профессии. Они не были даже знакомы: тот уже вернулся, а Юрий Анатольевич был еще там. Бывшего хозяина не стало, но Шевченко не расстается с тем, что осталось от предшественника, тоже Героя. И мебель хранится в комнате, словно в память об ушедшем.
Юрий Анатольевич великолепный рассказчик, чутко улавливает настроение собеседника, переходя время от времени, как бы для разрядки, с русского на другие языки. И знает их, по крайней мере те несколько, которым обучен и я, в совершенстве, естественным образом употребляя жаргонизмы и словосочетания, которые понятны лишь исконно местным обитателям, прожившим в этих географических районах годы и годы.
Мы оба полагали, что проговорим час, ну два. А не хотите ли четыре? Я был заворожен его рассказом. Он, по-моему, это чувствовал. Иногда приходилось выключать диктофон. И не только потому, что записывать было нельзя, просто кое-чего я не понимал, до того необычно, даже невероятно было повествование, и он терпеливо объяснял, втолковывал то, что было для него азбукой, а для меня — иероглифами. Иные, то и дело всплывающие подробности, и я это с горечью осознавал, явно не предназначались для широкого круга. Впрочем, где-то на третьем часе беседы к нам присоединился кот Тишка. Хозяин согнал его со стула: «Тиш, тоже хочешь послушать? А тебя разве звали?» Не звали никого.