— А что сейчас?
— Сейчас? Иные, что естественно, задачи.
— И все-таки: какие?
— Политические, экономические. Разведка работает не против каких-то стран. Она работает в интересах своей страны. Это не значит, что когда я встречался с людьми, пытался привлечь их к сотрудничеству, я никогда даже не думал, не чувствовал, что хочу нанести вред тому или другому государству. Нет, я хочу принести пользу своей стране. И на основе знаний секретов наших контрагентов мы можем выстроить гармоничные взаимоотношения между нашим государством и страной пребывания. Выстраивание этих отношений объективно в интересах и той страны, против которой, так уж считается, я работаю. Но для установления этих взаимоотношений я выполняю эту работу специфическими средствами — разведывательными. По существу, это является основой деятельности нелегала и нелегальной разведки.
Получалось так, что приходилось находить точки соприкосновения с людьми, потом работать вместе. Необходимо было и завоевывать друзей. Это — главная задача, потому что разведчик силен только своими связями. Эта опора и есть его основная сила.
— Вы делите свои связи на знакомых, друзей — нейтральные связи, и тех, кто приносит информацию, кто, по существу, завербован?
— Вербовка? Необязательно. Бывают завербованные агенты. Но часто процентов девяносто информации нелегал, легальный разведчик получают втемную. Как это назвать? И вы, журналисты, тоже получаете информацию. Между прочим, разведывательная деятельность и журналистская — примерно одинаковы. Только вы, журналисты, якобы не получаете секретную информацию, а только открытую. А разведку открытая информация не интересует.
— Она же бывает полезной?
— Еще бы. Потому разведка внимательно читает газеты и интернет. Но и добывает секретную информацию. То, что является действительно важным.
Здесь надо почувствовать разницу между разведками легальной и нелегальной. Считается, что нелегал — это труднейшая работа. А мне всегда казалось по-другому. Как жалко наших легальных разведчиков, которые работают под прикрытием посольств, дипломатических миссий.
— С чего такая жалость? Они-то в относительной безопасности.
— Почему, да потому, что если я там работаю, то я, допустим, говорю: «Слушай, мне нужно вложить деньги. Какие секретные вопросы обсуждались, когда американский генерал Александр Хейг приезжал в Европу? Будет продление содержания этой базы США в Испании в вашем городе? Просто интересно, обсуждался ли с американцами этот вопрос? Оставят или нет? Все газеты пишут, что базы не будет». И тебе отвечают: «Да ты что. Совсем наоборот. Хейг приезжал, и на секретном совещании затрагивались эти, эти и эти вопросы». Тут только запоминай. Почему люди рассказывают это мне? Потому что частично ситуация их касается. А я что? Я же не похож на какого-то там шпиона, их секреты никому не продам, и они говорят мне правду. Представьте, к ним с этим вопросом обращается наш дипломат или другой наш командировочный. Неужели они ему это расскажут? Да никогда.
Больше того. Допустим, у дипломата ли, легального разведчика есть определенное задание: завязать контакты с тем, с этим и еще этим человеком — они носители информации. К примеру, приглашены на посольский прием американцы, англичане и прочая дипломатическая публика из стран НАТО. Нужно задать только два вопроса в процессе беседы при обсуждении схожей или иной проблемы: что они думают об этом и затем разузнать более конкретно. Наш дипломат получает ответ. Но он никогда не знает, действительно ли все так, как ответил собеседник, или вам хотят подсунуть дезинформацию. Ведь иностранному дипломату, идущему на встречу, тоже может быть дано задание: к вам будут подходить, интересоваться этой проблемой. Нам нужно донести до них дезинформацию такого-то характера. Такие случаи бывают. И вот тут определить, где деза, а где подлинная информация, очень сложно. А в моем случае, зачем им врать?
Однажды рисую я себе на площади, где неподалеку находятся конкретные учреждения, где могут и должны быть всяческие секреты. И мимо меня идут три дамы в сопровождении двух американских военнослужащих. Между прочим, неподалеку от этого места своими глазами я видел уходящего Франко: стоял бледный такой старикашка. Итак, приближаются ко мне эти пятеро. А я, как всегда, с мольбертом, рисую что-то такое. Начинается ля-ля-тра-ля-ля. Говорим спокойно по-английски, изъясняемся. Применяю обычный и все тот же трюк. Дарю им рисунок, который с благодарностью принимается. И тут же мне: пошли, мы тебя приглашаем. Суббота, вечернее время, люди возвращаются с работы. Я знаю: идут американцы в форме. Значит, они военнослужащие НАТО. Предлагаю им другое местечко — великолепный бар не для туристов, где подают отличное испанское вино. Садимся, познакомились, время — семь вечера. Короче, пришел домой в двенадцать часов воскресенья.
— Загуляли вы. Да еще с дамами.
— Ничего такого не было. Они предложили пойти в дискотеку, тем более теперь нас трое на трое. Я поинтересовался, что за девушки. Конечно, местный персонал, все испанки, не замужем, взрослые дамы. Одна разведенная, все горячего возраста, и эти офицеры их просто пригласили вместе поужинать и на танцы. Продолжались они до утра. А в дискотеке мы встретили миллионера — кубинца, так он затащил нас в какой-то другой город. Все шестеро вместились в его огромный «кадиллак». Поехали за пятьдесят километров от Мадрида, разбудили владельца фабрики, выпускавшей ликер. Мы этот анисовый напиток как следует продегустировали. Оказался такой гадостью…
Но для меня было важно закрепить знакомство, закорешиться с этими американцами. Я рассказывал по ходу о взаимопроникновении архитектур на примере попавшегося нам очень красивого собора. А об архитектуре я рассказывать умел. И договорились на следующую субботу. Продолжим, и дамы с нами. Да, если бы не разведка, был бы я сейчас профессором архитектуры в нашем институте.
— Ав вашем институте о вашей теперешней профессии не догадываются? Вы же исчезли на многие годы.
— Не думаю, что догадываются. Был там, правда, один парень. Мы с ним дружим. Он знает, что я где-то и куда-то ушел, но не расспрашивает. Но, конечно, догадывается. Все же меня знают.
В изданиях института есть мои фотографии. И супруги тоже.
— А не покажете?
— Дайте найти. Да вот они.
— В юности имидж был другой. Не узнать.
— И не надо. Не скроешь. Но давайте возвращаться к нашим американцам.
— Вы их тогда не бросили. Не оставим и сейчас.
— Я про себя решил: ребята, будем с вами, американцами, дружить. Разведчику важна выдержка, никогда не надо торопить события. Познакомились, и сложился план. Ездим по стране, проходит неделя, вторая, третья. Посещаем различные музеи, осматриваем памятники, вместе обедаем, угощаю их бутылочкой виски. Я же бизнесмен, у меня и деньги есть. Выдерживаю паузу, но понимаю, что рано или поздно встанет вопрос: а не поехать ли тебе к нам на базу? Мы приглашаем.
А мне ехать туда нельзя. Если узнает руководство, мне за это влетит. Но ехать-то хочется. И не для того, чтобы посмотреть, что там есть. Хотя они мне точно всё покажут. Приблизительно все там нам известно. Однако создаются оптимальные условия для простой фразы: «Ребята, вы великолепно живете. Однако ваши дни, увы, уже сочтены. Продления аренды натовской базы не будет. Франко не хочет пойти на условия, которые США предлагают, вас отсюда выпрут, красивая жизнь заканчивается».
— Они же могут расстроиться.
— Расстраиваться нечего. Пусть они мне докажут обратное. Согласятся ли?
Там, на базе, где условия для этого наиблагоприятнейшие, пусть и доказывают. А здесь, вне ее пределов, мы о женщинах, об архитектуре, о природе. И о их жизни и планах на будущее. Как они, в основном летчики и авиатехники, сюда пришли, обосновались, чем занимаются.
— База летная?
— Натовская, военно-воздушная. Фактически перевалочная база между Европой и Америкой. Первый пункт, куда прилетают из США самолеты, а после этого уже разлетаются по разным странам. Важный аэродром, даже крупный аэропорт с военными и гражданскими самолетами. Их заказывают в основном военные, главным образом Пентагон. Пассажиры, как правило, военные. К примеру, американцы, служащие в Брюсселе, летят оттуда в Мадрид и потом в отпуск в США. Так удобно, кратчайший путь. Я тоже всегда летал в Америку через Мадрид.
И пробил час приглашения. Сидим вечером за бутылочкой виски, и они мне: «А не поехать ли тебе к нам на базу?» Я им: «Ребята, вы что, с ума сошли? Это военный объект, вы иностранцы. Моя страна — тоже член НАТО, но из военной организации вышла. Мне-то что, а вам — попадет. Нет, не надо». Вижу, огорчились: «Да ты что. Мы хоть тебе покажем, как живем. Да и ты все время возишь нас, рассказываешь о том о сем. Нам тоже хочется тебе что-то показать». Я упираюсь, убеждаю, что представляю, как они живут, и не хочется создавать для них сложностей. Скажут еще: привезли какого-то иностранца. А мне нужно будет паспорт предъявлять или разрешение какое-нибудь.
Меня вовсю разубеждают. Объясняют, поедем на двух авто. Всех пропускают по номерам и нас на базе знают. Джон — на первой машине, ты со мной — на второй. Увидят, что мы возвращаемся, и я прикрою тебя своим плащом. Также поедем и обратно.
— А как с девушками?
— О девушках речи не идет. Это уже только мы — мужики. Но я еще не соглашаюсь, спрашиваю: а что на базе вашей делать? И тут мне убийственный аргумент. Вот ты сегодня нам бутылку виски заказал, сколько она стоит? А тянула она тогда на восемь долларов — нормальная цена. У нас на базе — восемьдесят центов. Я сразу: не может быть! Надо же было ехать вчера, что же вы молчали? Конечно, ради одного этого виски ехать стоит. И все понятно, раз виски — восемьдесят центов. Американцы народ интересный, и я задаю им законный вопрос: что, если вам скажут, будто вы везете шпиона?
— Разговоры на английском?