Порой Филби печатал тексты на своей машинке. Его «Ундервуд» относительно просто отличить от других по двойной ленте — чернокрасной. И буквы получались своеобразные, двухцветные, верх — красный. С точки зрения идентификации контрразведкой — это полный прокол.
Потом Филби научился фотографировать. Все же фотографом он был не блестящим, не во всем же можно добиться успеха. Фото получались не самого лучшего качества. Теперь, за столько лет пребывания в архивных папках, они несколько потемнели, потеряли четкость. Зато тогда секретные документы передавались уже целиком. И так изо дня в день и из года в год — сотни и тысячи документов.
И последнее об эпистолярном жанре. Уже живя в Москве, после награждения орденом Ленина, Ким Филби написал благодарственное письмо председателю КГБ Юрию Владимировичу Андропову. Со своей обычной британской привычкой сел за машинку и напечатал на тонком листке по-английски: «Дорогой товарищ Андропов…» Был он человеком настолько стеснительным, что считал неудобным принимать высокие почести. И всякий раз полагал своим долгом отвечать, благодарить, подчеркивать, что, мол, не так я и велик. Столько лет беззаветно работать и с такой скромностью воспринимать похвалу…
А если вернуться к военным годам, то нам-то, советским, россиянам, понятно, за что бились отцы, деды… Для нас лозунг «Всё для фронта, всё для победы!» звучит освоенной азбукой. А им, аристократам-британцам, которые работали и рисковали ради нас всю войну? Раз в одну-две недели выходить на встречу с нашими оперативными сотрудниками, вечером отдавать секретные документы, утром забирать, встречаясь с советскими связниками. Лозунг «Ни шагу назад!» для нас понятен. А для них? Ведь риск огромный.
Верили в нас. И даже никого лично из русских друзей не зная. Связник быстро приходил, брал у Кима документы, исчезал. И наши его не знали. Но наши-то были вместе. А Филби и его друзья — одни. Ким из-за этого переживал. Хотел бы подольше с ними говорить и общаться, обязательно общаться. Но нельзя.
Скупы отчеты о передачах информации. Встретились. Вручил. Ушел. Тяжелое лето 1941-го. Июнь, июль и до конца августа — одни отступления. Ведь они, «Кембриджская пятерка», наверняка были в подавленном состоянии. Говорят, Рихард Зорге в первые дни войны впал в депрессию. Давили на Филби и перехватываемые своими, англичанами, шифровки немцев. Победные реляции с совсем уж трагической картиной для наших.
А когда в конце августа — начале сентября пошла информация, что Германия несет большие потери, Красная армия героически защищается и фашистский блицкриг уже сорван, воспрянули духом. В похищенном из британского министерства обороны документе один из высокопоставленных сотрудников почти два месяца предсказывал быструю победу Гитлера. И во многом и из-за этого в июле — августе Великобритания содействия русским не оказывала: зачем, если немцы уже победили. И «пятерка» выяснила, что последовало вслед за этим: «Советник снят со своего поста, из-за ошибок этого нашего бездарного стратега мы приостановили помощь, а Советы держатся, надо помогать, это в интересах Великобритании».
В отчете советского оперативного работника отмечается, что из подавленного состояния «Зенхен» вышел, настроение у него приподнятое. И разговор со связником о нарастающем сопротивлении немцам заставил Кима воспрянуть духом. А в 1943 и 1944 годах Филби в британской разведке уже сотрудник высокого ранга. Его не смущает, что на встречи с ним приходят молодые русские. Он с ними на равных. Четко предлагает новые варианты. Например, это направление имеет перспективу, вот эти кандидатуры интересны в плане дальнейшей работы. Обстановка на встречах, жаль, что таких коротких, творческая, очень доверительная. А вклад Филби и его друзей в победу в Сталинградской битве, на Курской дуге и велик, и еще не оценен до конца.
Как и стратегическая информация, добытая Филби, о планах немцев в отношении их союзников по коалиции. Огромную ценность представляют его рассекреченные сообщения о переговорах Гитлера с Муссолини. Поражает позиция японских руководителей, с пренебрежением относившихся к Красной армии. Убаюканные разглагольствованиями министра иностранных дел Риббентропа, они чуть не до конца 1944 года верили в победу Третьего рейха и были уверены, что Советский Союз никогда не начнет войну против Японии. И обо всем этом, благодаря Филби и его друзьям, в Москве знали. Но об этом чуть ниже.
Джон Кернкросс, работавший прямо в Блетчли, действовал просто, но эффективно. Переписывал расшифрованные телеграммы, их через советскую резидентуру в Лондоне отправляли в Москву. Всего за годы войны Кернкросс передал около пяти тысяч (!) ценнейших документов.
Ким, как я уже рассказывал, на первых порах тоже переписывал перехваченные британцами шифротелеграммы. Потом нашел менее трудоемкий способ. Оформлял документы якобы «на уничтожение после использования», а поздним вечером их забирал у него советский связной. В нашей резидентуре всю ночь анализировали актуальность полученных документов. Были оперативные шифровки, связанные с передвижением войск, действиями немецкой агентуры. Немало шифрограмм носили чисто стратегический характер, в них раскрывались секреты больших политических игр. О таких докладывалось премьер-министру Черчиллю, в Форин-офис, в военные министерства…
А в резидентуре советского посольства самые важные сообщения, нас напрямую касающиеся, срочно переводились и передавались в Москву по рации. Были у Центра и другие каналы отправки информации.
Получалось, что еще вчера донесение читал Черчилль, а сегодня — уже Сталин. А иногда и наоборот! Позже оригиналы по разным каналам доставлялись на Лубянку.
Они трудились бескорыстно. За идею. Отказываясь брать деньги. Это заботит начальника советской разведки военных лет Павла Фитина. Ведь друзьям надо помогать. И Павел Михайлович пишет советскому резиденту в Лондоне:
«От нашего имени объявите “3” («Зенхену». — Н. Д.) большую благодарность за его работу. Если найдете удобным и возможным, в крайне тактичной форме предложите ему премию в сумме 100 фунтов или сделайте какой-либо равноценный подарок».
(Фитин. 29.07.1944. Моя справка: зарплата «3» 700 фунтов.)
И Филби сразу же, это в его стиле, откликается. Вот его ответное письмо от 18 августа 1944 года:
«Я глубоко благодарен Вам за сообщение и подарок. Это сообщение глубоко меня воодушевляет и стимулирует, а также еще более теснее, чем когда-либо, связывает с теми, кого я всегда считал действительными товарищами и друзьями, хотя никогда их не видел. Как сообщение, так и подарок позволяют мне совершенно определенно думать о том, что я внес некоторый вклад в величайшее достижение советского народа в борьбе с фашизмом».
Уже в конце войны Павел Фитин снова возвращается к волнующему его вопросу. Надо обязательно позаботиться о тех, кто, ежедневно рискуя, помог добыть победу. И Фитин обращается к народному комиссару государственной безопасности Всеволоду Николаевичу Меркулову:
«Меркулову
Рапорт
Несмотря на ценность и актуальность получаемой от них (членов т. н. “кэмбриджской пятерки”) информации, мы за весь период работы с ними ограничивались лишь периодической выплатой им относительно мизерных сумм в пределах 25–50 фунтов стерлингов.
Исходя из уже принесенной ими нам существенной пользы и в интересах стимулирования их на дальнейшую плодотворную работу, считал бы целесообразным определить каждому из них пожизненно следующие суммы… Фитин.
25 марта 1945 года».
Меркулов довел предложение начальника внешней разведки до Сталина. Разрешение было получено. От себя добавлю, что суммы предлагались солидные, хотя для каждого и разные. Больше всего, естественно, Филби. Замыкал пятерку Кернкросс, хотя, возможно, именно он в военные годы сумел передать Москве громаднейший объем важнейшей оперативной информации.
Ответ из Лондона: «Все отклонили наше предложение по вопросу выплаты им пожизненной пенсии. Этот вопрос обсуждался с ними всесторонне, но они продолжали оставаться при своем мнении».
Свидетели из 1944-го
— Сейчас перед вами шифрограммы, относящиеся к 1944 году, — объясняет мне Борис Михайлович. — Ким Филби к этому времени занимал руководящие посты в британских спецслужбах. Видите, всего семьдесят шесть лет, и секреты уже раскрыты. То, что эти документы сохранились до сегодняшнего дня, просто чудо. Англичанам было бы неприятно, если бы сразу после войны выяснилось, как скрывали они важные сведения от союзников. И по приказу Черчилля все документы, касающиеся Блетчли-парка, уничтожили. Так что в самой Великобритании скорее всего подобных донесений не сохранилось. У нас они есть.
— А в Москве переданное из Блетчли хранили?
— У нас тоже некоторые добытые Кимом Филби и Джоном Кернкроссом расшифровки и телеграммы уничтожили в самом конце Великой Отечественной как использованные. А документы из личных дел наших друзей и агентов — сохранились. Вы наверняка слышали, что директор СВР России Сергей Евгеньевич Нарышкин в своих выступлениях не раз призывал западных партнеров не заниматься переписыванием истории, а опираться на факты. Вот они, точные факты, из 1944 года. Как вы можете заметить, папка, на которую вы так пристально смотрели в начале разговора, достаточно толстая, и нам есть чем ответить иностранным коллегам документально. Кстати, есть здесь еще и документы с грифом «Ультра топ сикрет».
— Есть шанс с ними познакомиться?
— Постараемся со временем открыть и их.
— Борис Михайлович, а можно ли сказать, что все немецкие коды взломал талантливый хакер Тьюринг?
— Это очень длинная и сложная история. Пикантность ситуации состоит в том, что в 1930-е годы французская криптографическая служба активно сотрудничала с британскими и польскими коллегами. Пытались во что бы то ни стало найти ключ к немецкой шифровальной машине «Энигма».
И в определенных компонентах этой сложной работы французы весьма преуспели. Их спецслужбам удалось еще в те годы добыть руководство по эксплуатации «Энигмы». Как добросовестные союзники они поделились информацией с англичанами. Уровень французской криптографической школы был высок. Это подтверждает и то, что разработанная в 1930-х совместно со швейцарской компанией тактическая шифровальная машина для поля боя успешно применялась многими странами, в том числе и в армии США, до начала 1950-х. Ведь «Энигма» была тяжелой. А швейцарская фирма «Crypto AG», с которой раньше сотрудничали французы, до сих пор едва ли не главный разработчик машин шифрования. История тянется с довоенных лет и до наших дней.